Ей пришлось задать вопрос еще раз, потому что посетитель ее сидел молча, нервно ощупывая гладкое дерево и мрачно разглядывая узор на ярко-синем ковре, который так чудесно сохранил свой цвет. С удовлетворением отметив, что он до сих пор выглядит совершенно как новый, мисс Силвер повторила:

– Будьте добры, скажите мне, чем я могу вам помочь?

Она увидела, как молодой человек вздрогнул, быстро взглянул на нее и вновь отвел глаза. Не важно, используют ли люди слова, чтобы выразить свои мысли или чтобы их скрыть, одну вещь от опытного наблюдателя утаить почти невозможно. И мисс Силвер отчетливо уловила ее в быстром взгляде – это был взгляд пугливого коня, готового шарахнуться в сторону при малейшем приближении. Ясно: молодой человек очень боится открыто посмотреть в глаза той правде, что привела его сюда. Но он не первый. Еще многие и многие до него приходили в эту комнату, неся с собой собственные страхи, ошибки и провинности, на что-то надеясь, они и сами не знали на что. И они сидели здесь, волнуясь, не в силах произнести ни слова До тех пор, пока мисс Силвер не помогала им избавиться от тяжкого груза. Ободряюще улыбнувшись гостю, пожилая дама заговорила с ним, словно с десятилетним мальчиком:

– Вас что-то тревожит. Вам правда станет легче, если вы все мне расскажете. Может быть, стоит начать с того, кто дал вам мой адрес?

Это явно подействовало на него успокаивающе. Молодой человек отвел взгляд от многоцветных роз, пионов и акантовых листьев, которыми изобиловал ковер, и ответил:

– О, мне дал его Фрэнк, Фрэнк Эбботт.

Улыбка мисс Силвер потеплела и несколько утратила бесстрастность.

– Сержант Эбботт мой большой друг. Вы давно его знаете?

– Ну, вообще-то мы вместе учились в школе. Он немного старше, но наши семьи были знакомы. Иногда он приезжает погостить к своим кузенам, которые живут неподалеку от нас. Кстати, он как раз недавно приезжал на выходные – его отпустили из-за гриппа – и мы немного поговорили. С Фрэнком можно говорить очень откровенно, хотя по нему ни за что этого не скажешь, если вы понимаете, о чем я. – Роджер издал короткий нервный смешок. – Очень забавно, когда человек, с которым ты учился в школе, вдруг оказывается полисменом. Сержант Эбботт! Знаете, в школе его прозвали Бриолином. Он выливал на голову целые флаконы фиксатора. Помню, однажды он намазал волосы средством, которое воняло совсем как духи «Белая роза», и наш математик ходил-ходил по классу, обнюхивая нас, пока не обнаружил, от кого это так несет. В общем, отправил Бриолина мыть голову.

При этом воспоминании лицо Роджера немного просветлело, но мрачная складка вновь прорезала лоб, когда он добавил:

– Фрэнк сказал, что мне лучше поехать к вам. Он говорит, вы – чудо. Но я не понимаю, что в этой ситуации можно сделать. Видите ли, улик ведь никаких нет – Бриолин и сам так говорит. Говорит, что полиции тут не за что зацепиться. Понимаете, я с ним этим поделился, потому что он служит в Скотленд-Ярде. Но он сказал, что сам не может мне ничем помочь, и посоветовал пойти к вам. Только я не думаю, что из этого выйдет какая-то польза.

Спицы мисс Силвер проворно звякали. Теперь новый узор уверенно продвигался вперед. Кашлянув, она сказала:

– Полагаю, вы хотите получить от меня ответ совсем не на последнюю фразу, не так ли? Расскажете мне то, что, видимо, уже рассказали сержанту Эбботту, тогда я, вероятно, смогу предложить вам свою точку зрения. Поэтому прошу вас, продолжайте.

И Роджер Пилигрим, убежденный этим властным голосом, продолжил.

– Мне кажется, кто-то пытается меня убить, – выпалил он и тут же подумал, как же чертовски глупо это звучит.

– Боже мой! – воскликнула мисс Силвер. – А что же навело вас на такую мысль?

Роджер уставился на нее. Тихая, кроткая старая дева, напротив, невозмутимо глядела на него поверх вязания. Как будто бы он заявил, что сегодня, по его мнению, будет дождь! Роджер мысленно проклинал себя за то, что сюда притащился. Она, наверное, думает, что он просто психопат. Снова устремив мрачный взгляд на ковер, молодой человек ответил:

– Что толку, если я вам расскажу? Когда я начинаю об этом говорить, все звучит совершенно по-идиотски.

Мисс Силвер кашлянула.

– Что бы это ни было, это сильно вас тревожит. А если причин волноваться нет, вам хотелось бы заручиться доказательствами, верно? Раз причина для беспокойства все же существует, ликвидировать ее – дело крайней важности. Так что же заставляет вас думать, что кто-то пытается вас убить?

Роджер поднял глаза. Ей удалось-таки привлечь его внимание.

– Ну, мне показалось, что они пытаются это сделать.

Мисс Силвер кашлянула и повторила вопросительно:

– Они?

Она быстро вязала македонской резинкой, опустив руки к самым коленям, устремив на гостя пристальный взгляд.

– О, это просто такое выражение. На самом деле я понятия не имею, кто это.

– Полагаю, будет лучше, если вы просто расскажете мне, что произошло. Ведь что-то же произошло?

Роджер горячо кивнул.

– Вот именно! Произошло! Происходят подозрительные вещи, и никуда от этого не денешься. Глыбы штукатурки – не плод моего воображения, как и куча пепла на том месте, где когда-то лежали мои бумаги и ковер!

– Боже мой! Прошу вас, начните с самого начала и расскажите мне все-все об этих происшествиях.

Теперь Роджер сидел, подавшись вперед, глядя ей в глаза.

– Проблема в том, что я не знаю, с чего начинать.

Мисс Силвер кашлянула.

– С самого начала, майор Пилигрим.

Он кинул на нее встревоженный взгляд из-за очков.

– По правде говоря, именно это меня и гнетет – я не маю, с чего все это началось. Видите ли, дело не только во мне, но и в моем отце. Когда он погиб, я был на Ближнем Востоке. Я вообще не так давно вернулся домой. И конечно, Бриолин верно говорит, никаких улик. Но скажите мне, с какой стати смирная лошадка, на которой он ездил каждый день последние десять лет вдруг взбесилась и понесла? Да с ней в жизни такого не случалось! Когда она вернулась домой вся в пене, они отправились искать отца и нашли – со сломанной шеей. Старый грум говорит, что под седлом была колючка. Что кто-то подложил ее туда. Но проблема в том, что эта колючка – не единственная. Лошадь не сбросила отца, понимаете? Они упали вместе в заросли шиповника и ежевики. Но вопрос, который задал Уильям и который мучает меня – почему она понесла? И нам обоим приходит в голову один и тот же ответ, только его ничем не докажешь.

– Были ли у кого-нибудь причины желать смерти вашему отцу?

– А! Вот тут-то вы меня и поймали! Не было никаких причин – никаких причин!

Особый акцент, который Роджер сделал на этом слове, предполагал последующий вопрос. И мисс Силвер задала его:

– Вы хотите сказать, было нечто, не являющееся причиной?

– Именно. Заметьте, сам я в такие вещи не верю, но если бы вы спросили Уильяма – это тот грум, о котором я говорил, – или любого другого жителя деревни, он бы вам ответил: причина в том, что отец хотел продать имение.

– А что, с таким шагом связаны какие-либо суеверия?

Этот вопрос, похоже, озадачил Роджера. Он напряженно нахмурился, потом вник в его смысл:

– О да, я понимаю, что вы хотите сказать. По правде говоря, да. Имение принадлежало семейству черт знает сколько лет. Сам я таким вещам не придаю особого значения. Это уже несколько вышло из моды, если вы понимаете, о чем я. Смешно, в самом деле, пытаться жить прошлым и цепляться за всю ту рухлядь, которую накопили ваши предки. Тем более, если у вас не осталось денег. И даже если бы я возмечтал о какой-нибудь богатой невесте, я вряд ли мог бы надеяться, что какая-нибудь из них ответит мне взаимностью. Поэтому, когда отец написал мне, что собирается продать дом, я ответил, что ладно, я согласен. Только письма Он так и не получил. Но в деревнях люди действительно очень суеверны.

– И какие же формы принимает это суеверие, майор Пилигрим? – Ну, это четверостишие. Какой-то осел приказал вырезать его на стене над камином в холле, так что суеверие это всегда рядом – у каждого прямо перед носом, так сказать. Мисс Силвер кашлянула.