Наверное, это было совершенно нормально. Пока всё происходило строго по плану, все знали свои обязанности, каждый действовал равнодушно и привычно, как на учениях, а не в реальной боевой обстановке — так зачем им нужно особое внимание командира?

Мы двинулись в путь именно по тому прямоугольному проходу, который успел проверить наш авангард. Ребята и теперь маячили впереди, время от времени их сменяли другие десятки — не потому, что предыдущие от чего-то успевали устать, а потому, что естественным образом притуплялось внимание.

Эрмах и я шагали в головах отряда — выхода нет, проводник должен видеть всё, и чуть ли не самым первым, а мне следует находиться рядом с ним. В конце концов, решения принимать мне, пусть даже и не без помощи Аканша. Который за моей спиной приглядывал и за движением обоза, и за сменой десяток, конечно, тоже. То есть и информацию я должен получать первым. Как можно скорее.

Вокруг, за пределами звуков, издаваемых подразделением на марше, царила глухота и пустота. Сумрачные каменные стены в некоторых местах, но очень редко, излучали приглушённый фосфорический свет, а чаще ничем не отличались от обычных скальных стен, изредка носящих следы кирки или иных инструментов, а чаще всего без них. Я подозревал, что камень здесь могли добывать какими-то неведомыми мне способами, магией например, поэтому некоторые проходы так поражали своим видом — то ли проплавленные, то ли отполированные водой.

Тьму вокруг нашего отряда рассеивали клочки магического света — их направляли и поддерживали некоторые бойцы, погонщики ящеров, а один из самых предприимчивых для собственного удобства укрепил такой на верхушке пирамиды из тюков. Лучи света почти царапали свод там, где он опускался низко, но видно было неплохо.

— Что скажешь, Аканш, — это нормально, что вокруг так безлюдно?

— Само собой, нормально. — Мой зам развёл руками. — Нас потому и выкинули аж в шести дневных переходах от нужного места, чтоб гарантировать от встречи с организованными отрядами противника. Тут разве что местные могут ошиваться, но с ними будет не так сложно справиться.

— И допросить?

— Допросить тоже можно. Но ребята проинструктированы брать в плен местных только в том случае, если попытка захвата не чревата шумом или возможностью упустить демона. Нам важнее скрытность, чем информация, которой местный может и не обладать.

— Оно и понятно.

— К тому же многих местных обитателей от местной же фауны трудно отличить. Можно, но не в момент стремительно развивающейся схватки. Поэтому — тут уж как повезёт.

— Естественно. Иначе обычно и не бывает. — Я задумался. — Кто сможет гарантировать, что никакое существо не уйдёт от внимания авангарда?

— Никто, конечно. Но мы ведь все понимаем, чьи интересы на кону. Для себя ж стараемся, раз уж тут оказались, о чём ещё говорить.

— Тише! — шикнул Эрмах и вытянул шею.

Я дал знак остановиться, и через некоторое время отряд и обоз замерли. Абсолютной тишины не получилось всё равно, кто-то переминался с ноги на ногу, кто-то шуршат одеждой, бессознательно позванивал металлом на перевязи, поскрипывал кольчугой о подкольчужник или бармой обо что придётся. Но теперь хоть можно было разобрать, чем наполнилось таинственное молчание катакомб за пределами нашего пятна света.

— Оно действительно чем-то полнилось. Сумрачный, отдалённый и потому едва слышный мерный звон, похожий на прикосновение к самой толстой гитарной струне. То есть даже не столько звон, сколько присутствие звука. Я с беспокойством взглянул на проводника, а тот, потеснив бойцов, приготовившихся сменить авангардную десятку, беззвучно прошёл несколько шагов вперёд. Крадётся, как ловчий в тайге — даже щебень под ногой не скрипнет.

Обернувшись, он качнул головой.

— Придётся взят чуть левее.

— Что это?

— Не знаю. Может, залом, может, арка. Или ещё что-то. Магия какая-то — значит, надо держаться подальше.

Я не решился спрашивать, что такое «залом» и как это понятие связано с магией. Уж наверное, связано… Есть смысл этот вопрос магу задавать, наверное. На привале. Если вспомню потом…

Коридор часто проходил сквозь пустые пространства пещероподобных зал, иногда обладающих поразительно правильными очертаниями. Пересекая такие, я с интересом оглядывался, ожидая в любой момент увидеть скульптуру, барельеф, фреску или хотя бы какое-нибудь нацарапанное граффити. В подобных катакомбах когда-то встречались и молились первые христиане, они оставляли на стенах схематические изображения рыб и обращения к Богу. Но надо всё-таки помнить, что я не на Земле, и что демоны не признают никаких богов, кроме магической силы и власти. Что-то мне это напоминает.

Вокруг пусто и безжизненно, будто в городе, оставленном жителями тысячу лет назад. Словно в том таинственном архитектурном комплексе, куда я ходил, как на работу, в нижнем демоническом мире. Куда ходил, чтоб отыскать какую-нибудь надежду на спасение для нашей троицы, и небезуспешно. Теперь я частенько вспоминал те строения, остатки чьей-то повседневной жизни, осколки истории, оставшейся для нас троих глубокой тайной. И сейчас вспомнил. Жаль, что больше никогда не увижу.

А спустя миг с изумлением поймал себя на мысли, что сожалею об этом чаще и выразительнее, чем о собственной родине, которую тоже больше никогда не увижу. Привык, что ли, жить в Империи? Наверное. Человек способен быстро приспосабливаться к новому.

— Слушай, — обратился я к Эрмаху. — Ты ведь мог бы нарисовать схему этих катакомб? Тогда б мы схемку передовым десяткам раздали и свели бы почти к нулю возможность наткнуться на врага и упустить его.

— Не-а. Не смог бы.

— А что так?

— Во-первых, я ж не помню всех переходов-поворотов вот так с ходу. По пути вспоминаю… Да не боись! — воскликнул он, заметив выражение моего лица. — Вспоминаю, всегда вспоминаю. Взгляд цепляется за знакомые приметы, и дорога вспоминается. Уж не говорю о том, что катакомбы меняются. Какие уж тут карты.

— Меняются?!

— Ага.

— А почему?

— Бездна их знает. Почему-то. Но меняются.

— Как же тогда вообще возможно узнавать дорогу?

— Говорю ж — по приметам. Их-то видно, дальше вспоминаешь, как было, и разбираюсь, что и как поменялось. Отыскиваю путь в нужном направлении.

— Кхм…

— Командир не верит?

— Допустим, даже не верю, но куда теперь-то денусь, а?

— Разумный подход, — заметил Аканш. — Командиру не стоит беспокоиться, я готов ответственно заверить: Эрмах — лучший проводник из всех, что мне известны. Ни разу ещё никого не подвёл.

— Да уж лучше, если мы не станем исключением из этого правила, — проворчал я.

Мой прежний собеседник предпочёл воспринять сказанное как шутку, а не как намёк.

Переходы и залы сменялись переходами и залами уже совсем иных очертаний. Удивительное дело, но, кажется, ни одна зала, ни одна пещера не повторились в точности. «Клонированные» коридоры встречались. И не сказать, чтоб я пристально приглядывался к окружающим меня подземельям, подмечая все мельчайшие отличия, — скорее я их чувствовал. И начал яснее понимать, что имел в виду наш проводник, упоминая о «приметах».

Он остановился в какой-то момент, оглядывающиеся на него бойцы авангарда встали тоже, и мы замерли, давая знак погонщикам ящеров, чтоб придержали их. Остановить обоз было не так-то просто; хоть вьючные животные и не неслись вперёд сломя голову, они двигались равномерно, и инерция их была тем значительнее, чем больше груза они на себе несли. Даже в магическом мире основные законы физики никто не отменял, лишь добавил исключений. Поэтому нам пришлось отскакивать с пути головного ящера — он остановился лишь за спиной у Эрмаха, едва не ткнувшись ему мордой в шею.

— Этого не помню, — тихо произнёс проводник, и я сделал жест всем затихнуть. К моему собственному изумлению, почти все повиновались. Почти все — кроме погонщиков, двое из которых свистом заставляли своих ящеров топтаться на месте, а ещё один сумрачно ругался, принуждая своего «подопечного» к тому же.