У меня есть некоторые подозрения, что этот человек снова подвергся шантажу. Подумайте, может ли он, уже готовый на все, сдержаться при повторной угрозе? Умоляю вас, подумайте о том, что я вам сказала.

Мисс Силвер повернулась и пошла к дому. Разговор был окончен.

Джеймс Хардвик слегка растерялся. Фрэнк Эбботт однажды сказал, что для мисс Мод Силвер человечество сделано из стекла. Не очень-то приятно, когда все твои мысли и поступки, будто в Судный день, лежат как на ладони, перед испытующим оком. Да, есть от чего прийти в замешательство.

Они молча дошли до садовой калитки. Мисс Силвер вдруг повернулась к Джеймсу Хардвику:

— Вы, случайно, не поклонник лорда Теннисона?

Джеймс понял, что тема их разговора исчерпана, и живо откликнулся:

— Мне думается, что да.

Мисс Силвер кашлянула:

— Великий поэт, незаслуженно забытый. Мне хотелось бы прочесть вам несколько строк из одного его стихотворения:

Не это ли высшая мудрость —

Истине верно служить,

Деянья с законом сверяя?

И снова Джеймс Хардвик обнаружил, что ему нечего сказать. К счастью, от него, кажется, и не ждали реакции.

Последнее слово должно было остаться за лордом Альфредом Теннисоном. Они молча прошли через сад.

Перед стеклянной дверью они задержались и взглянули в освещенную комнату. Там было все по-прежнему, будто они и не уходили. Джеймсу Хардвику это показалось странным. Когда в сознании человека происходит сдвиг, он невольно ждет, что и в окружающем мире что-то тоже должно измениться. Но комната и ее обитатели, казалось, замерли в том же положении. Сверху струился все тот же мягкий свет. Полковник Тревер, без сомнения, дремал, укрывшись за газетой. Мейзи Тревер зевала над журналом. Леди Кастлтон по-прежнему сидела за пасьянсом.

Эстер Филд трудилась над своим вышиванием. На жестком викторианском диване сидели рядом две молодые женщины. Красное платье и пепельные распущенные волосы Пеппи резко контрастировали с темными локонами и белым струящимся платьем Кармоны.

Сцена изменилась в один момент. Бистон открыл дверь, и в комнату стремительно вошел крепкий мужчина с квадратным загорелым лицом.

— Не дал мне даже доложить, — пожаловался Бистон, — сказал только: «Меня зовут Мейбери, здесь должна быть моя жена», — и сразу вошел.

Пеппи подняла голову, и у нее перехватило дыхание.

Она вскочила, и, пролетев через всю комнату, бросилась в его объятия.

— О, Билл! Билл! Билл…

Наступила ночь. Земля дышала теплом. Море и небо, звезды и вода перемешались, и люди заснули. Но были и такие, кто не мог сомкнуть глаз из-за тяжести на сердце, из-за беспокойных мыслей, нескончаемой чередой проплывающих в усталой голове. Иные и уснули бы, но боялись ночных кошмаров. Другие не спали, потому что их ждали дела, которые требовали покрова ночи.

Мари Боннет не спала. Она была очень довольна и горда собой. Понятно, что такие дела должны совершаться в тайне. Их нельзя обсуждать на улице, на пляже, в кафе.

И она сумела проявить должную ловкость, ум и осторожность. Самое главное — сохранить в тайне встречу двух заинтересованных лиц. Тайна — вот главное условие безопасности. С Хосе просто. Встреча с любовником может грозить девушке лишь небольшими неприятностями, но с этим человеком все обстоит иначе. Ведь в Клифтоне любая встреча порождает массу толков.

Так что свидание должно быть тайным. Но если тот человек ожидает, что Мари Боннет, осторожная Мари Боннет встретится с ним, к примеру, на скале, где достаточно легкого толчка — и полетишь вниз, или на пляже, а то и в самом пляжном домике, где уже погиб один человек… Нет, пет и нет! Она не малое дитя! Знает, как обезопасить себя. Из дому пи на шаг! Можно поговорить через окно. Да и о чем особенно говорить? Она видела то, что видела. Либо ей заплатят, либо она пойдет в полицию. Купюрами по фунту стерлингов, и не позже чем через неделю. А как и где — об этом они договорятся при встрече.

Часы на церкви Святого Марка пробили двенадцать.

Через полчаса в окно столовой постучат. Мари откроет его.

Не широко, конечно, в этом нет необходимости. Слегка приподнимет старинную раму, немного поговорит, и все будет в порядке. Комната миссис Эннинг выходит на море, мисс Эннинг — на другую сторону. А на эту — только одна занятая сейчас комната. Ее снимает старая мисс Крауч, которая, хоть дом рухни, ничего не услышит.

Двадцать пять минут первого Мари в одних чулках спустилась вниз. Шторы в столовой не были задернуты, и в темноте комнаты отчетливо выделялись два больших окна.

Мари обошла стол, подошла к левому окну и отодвинула задвижку. Она проделывала это не раз и научилась открывать ее бесшумно. Бесшумно отодвинула задвижку, бесшумно потянула за шнур, подняла раму — не сильно, чуть больше фута от подоконника. Достаточно, чтобы поговорить.

Но если кому-то вздумается пролезть в окно, можно будет легко опустить раму. Мари Боннет умеет позаботиться о себе.

Снаружи повеяло прохладой. Мари опустилась перед окном на колени. Голова ее как раз оказалась на уровне открытого пространства. Если с наружной стороны человек тоже станет на колени или пригнется, можно будет поговорить. И шума никакого! Разговор будет короткий Она скажет, что ей нужно, и другому ничего не останется, как согласиться. Этот человек заплатит любую сумму. Это цена жизни убийцы.

Мари задумалась, достаточно ли она собирается запросить. Хотя… если назначить слишком высокую цену, дело может затянуться. Лучше ограничиться той, которую она уже решила назвать, а потом будет видно… Возможно, она еще воспользуется этим источником. Когда блюдо слишком аппетитно, непременно захочется добавки.

В тишине отчетливо и резко прозвучали два удара колокола с церкви Святого Марка. Прошло полчаса. Эти часы всегда били громко, но сейчас Мари показалось, что они разбудят весь дом. Едва умолк звон, как с другой стороны окна ровный низкий голос произнес:

— Вы здесь?

Мари невольно отшатнулась. Бой часов испугал ее, а этот голос, раздавшийся так неожиданно, напугал еще больше. Она ожидала услышать шаги, шорох нащупывающей подоконник руки, учащенное дыхание. Но ничего этого не было, совершенно ничего, только возникший вдруг, словно из ниоткуда, спокойный голос.

Он снова повторил тот же вопрос, и Мари сразу опомнилась, разозлившись, что ведет себя как испугавшийся темноты ребенок.

— Да, здесь, — ответила она. — Надо торопиться.

Нельзя, чтобы нас увидели.

— Да, — сказал голос:

— Вы требуете денег. За что?

— Я уже говорила, я видела вас в среду ночью.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Понимаете. Иначе вы не пришли бы сюда. Я видела вас в домике.

— Не понимаю, о чем вы.

— Очень хорошо понимаете. Вы стояли в углу, когда Хосе вошел. Он встал на колени, с фонарем в руках. Когда он зажег его, свет упал вам на лицо. Вы стояли в углу, где висели полотенца. Меня вы не видели, я стояла сзади, снаружи. Вы думали, что он не видит вас, что вы скрыты полотенцами.

— Он и не видел меня.

— Может быть. Но я-то вас видела, и меня мучает совесть, что я не сказала об этом полиции.

— Ну, о совести вашей давайте лучше не будем говорить. Ладно, я заплачу вам. Сколько вы хотите?

Мари на мгновение задумалась, а потом назвала сумму гораздо больше той, которую собиралась просить — Тысячу фунтов, — сказала она, ожидая возражений.

Но голос ответил так спокойно, словно она попросила денег на проезд в автобусе:

— Хорошо, вы получите их. Я хочу покончить с этим раз и навсегда. Это будет последняя встреча.

Последняя! Это еще как сказать! Мари улыбнулась в темноте:

— Договорились.

— Тогда покончим с этим сейчас. Деньги со мной. Никаких встреч больше не будет.

— Вы принесли их с собой? Но мне нужно в купюрах по фунту.