Мама тает буквально на глазах. Она настолько ослабела, что почти не может ходить без посторонней помощи. В самолете на обратном пути в Непал мне приходится водить ее в туалет. Мы запираемся в крохотной кабинке, я сажаю маму и поднимаю после того, как она справит нужду. Но как только я начинаю ее подтирать, остатки фекалий пачкают мне руку. Мама больше не может контролировать сфинктер заднего прохода. Не моргнув глазом, я вытираю ее и отвожу обратно в кресло, а потом возвращаюсь в туалет, чтобы отмыть руки. Когда прихожу из туалета, то вижу, как мама сидит, натянув плед пол самый подбородок, словно нашкодивший ребенок, и чуть не плачет. Ей так стыдно, что она боится встретиться со мной взглядом.

— Прости меня, Чоинг, мне очень жаль…

— Почему?

— Тебе приходится делать такие неприятные вещи, это просто ужасно…

— Мама, не переживай ты так. Сколько раз ты делала то же самое, когда я была ребенком? Сколько раз ты мыла мою грязную попу? Сто, двести? И что, тебе было противно или неприятно? Неужели ты кривилась и отворачивалась? Нет… Сегодня пришел мой черед тебе помогать.

Я много думала об этом. Если детям дается шанс позаботиться о родителях и обеспечить их всем необходимым, этим шансом нужно воспользоваться. Те, кто еще может показать своей маме, как ее любит, пользуйтесь отпущенным временем. Любите и оберегайте ее. Вы даже не представляете, какое это счастье, когда мама рядом, когда ее можно позвать просто так и она придет, когда можно смотреть на то, как она дышит, и не думать, что каждый вздох может стать последним; слышать, как она смеется и видеть ее улыбку. Мать всегда желает своему ребенку самого лучшего, радуется его счастью, страдает, когда ему больно, и ее боль сильнее во много раз. Нам часто говорят о Боге. Но родители — это нечто большее. Они спасают нас с самого начала, ведь без них мы бы не выжили после рождения. Я старалась до самого конца делать все возможное, чтобы мои родители были счастливы. Их жизнь изменилась, они стали иначе относиться друг к другу — и в этом я вижу свою самую большую заслугу. Я бесконечно благодарна им за то, что они позволили мне испытать чувства, ценнее которых нет в мире.

В последние месяцы жизни моей матери я, с одной стороны, воспринимаю все происходящее вокруг как в замедленной съемке, а с другой стороны — проявляю особую активность, так как мне необходимо организовать свадьбу брата. Он вернулся из Канады, куда уехал много лет назад, чтобы провести оставшиеся дни рядом с мамой, и здесь, в Катманду, встретил тибетскую девушку, в которую влюбился буквально с первого взгляда. Его избраннице девятнадцать лет, она беженка из Индии и наша дальняя родственница.

Пусть Карма Шоесанг уже тридцатилетний мужчина, он все равно остается моим младшим братом, и я чувствую ответственность за него. Он испросил у меня разрешение жениться, и я, конечно, дала согласие. Наверное, именно тогда я в полной мере почувствовала, что стала главой семьи. Именно я взяла на себя подготовку к церемонии, которую мы решили провести в доме дяди. Я рада тому, что мама увидит свадьбу своего сына, поэтому стараюсь ускорить события. Я прекрасно понимаю, что у нас осталось не так много времени. Итак, дата назначена: семнадцатое декабря.

Свадьба прошла, как было задумано. Мама выглядела очень слабой, но это не мешало ей разделять общую радость и оживление.

Двадцать первого декабря мама подзывает меня к себе; она выглядит изнуренной. Когда я вижу, как она страдает, то в глубине души желаю, чтобы смерть поскорее избавила ее от боли. Хочу, чтобы эта пытка наконец прекратилась. Пограничное состояние, в котором она находится сейчас — уже не живая, но еще и не мертвая, — это хуже всего. Это страшно.

— Недалеко от твоей школы, в горах, скоро будут проходить буддистские празднества. Я бы очень хотела на них посмотреть.

— Ты уверена, что это тебя не слишком утомит?

— Нет, конечно. Попроси Карму Шоесанга меня отвезти, а по том я смогу посмотреть на Школу Арья Тара. Хоть увижу, как вы там устроились.

На тот день у меня была назначена важная встреча, поэтому брат сам повез маму на праздник, а я присоединилась к ним позже, уже в школе.

Они стоят и улыбаются. Мама вся светится, несмотря на изможденный вид.

— Дочка, я приняла решение: я стану монахиней, как и ты!

Учитель из буддистского монастыря с пониманием отнесся к маминой просьбе. Она никогда прежде не говорила мне о своих намерениях, тем не менее я очень рада за нее. Я и сама не раз думала об этом, но ни за что на свете не хотела подталкивать ее к такому выбору. Когда буддисты посвящают себя религии, они получают возможность улучшить свою карму и умереть в мире, отказавшись от всех мирских благ.

Мама оказалась в Школе Арья Тара впервые с момента начала работ. Она с интересом осмотрела мою комнату, столовую, учебные кабинеты… Прогулка явно благотворно повлияла на нее. На щеках румянец, глаза блестят. Я думаю о том, что она может прожить остаток дней здесь. Затем мы отвозим маму к буддистскому учителю, который срезает у нее прядь волос. Совсем как у меня — семнадцать лет назад. Мама выглядит очень счастливой и на обратном пути в Катманду почти все время молчит, словно хочет сохранить новые ощущения как можно дольше. А дома засыпает с улыбкой на усталом лице, бормоча сквозь сон в ответ на вопросы дяди: «Я так рада, что наконец увидела школу…»

На следующий день мама должна ехать на гемодиализ. Обычный лень, привычная процедура. Я осталась дома, а брат заехал к дяде, забрал маму и повез в больницу. Я рада тому, что мои братья здесь, с нами, и могут в свою очередь позаботиться о маме — они не так часто ее видят. Ведь это так важно — разделить с мамой последние оставшиеся ей дни.

В десять часов брат звонит и говорит, что маме трудно дышать. Она больше не может произнести ни слова. Я прыгаю в джип, мчусь в больницу, сломя голову несусь через все коридоры, влетаю в палату… Слишком поздно. Мама уже ушла. Ее сердце остановилось. А я даже не успела с ней попрощаться. Провела столько часов у ее изголовья — и не оказалась рядом в последнюю минуту. Все вокруг видится как в замедленной съемке: братья в слезах, медсестра стоит в углу и молчит, скрестив руки на груди. И мама, слишком маленькая для такой большой кровати, тихая, бледная, будто спящая. А в голове одна мысль: «Не плачь, сейчас не время и не место для слез».

На моем лице застывает улыбка. Фальшивая, как картонная маска. В отделениях, подобных тому, где лежала мама, обычно много больных с ослабленной психикой, так что не стоит показывать им свое отчаяние. Это может их убить. Я стараюсь сосредоточиться на мысли о том, что не имею права окончательно подрывать их силы, — и мне удается сдержаться. Я не плачу. По крайней мере, с виду.

Сразу стараюсь погрузиться в дела. Звоню дяде, сообщаю ему о случившемся и прошу связаться с буддистским учителем и договориться о кремации; в больничной палате, где лежит еще не остывшее тело моей матери, мы назначаем день, когда оно будет сожжено. Такого рода решения принимаются с помощью астрологов. Они знают, в какие дни лучше всего покидать этот мир. Звезды сообщают, что следующие четыре дня совершенно точно не подходят. Нужно действовать прямо сейчас. Прямо сейчас… Это случилось вечером двадцать второго сентября 2006 года. Вместе с пеплом мама улетела к небесам.

Она на два года пережила отца. И я пользовалась каждой секундой, вырванной у смерти, чтобы доказать маме свою любовь. Лишь эта мысль помогает мне сегодня справиться с отчаянием. Мне очень не хватает мамы. Но я знаю: я сделала все, что могла. Последние два года мы любили друг друга больше, чем за всю предыдущую жизнь, если это только возможно.

Мама заслужила, чтобы для нее провели полную погребальную церемонию, такую, которая длится сорок девять дней. Все это время мы делали подношения, молились, жгли тысячи свечей, чтобы благословить ее душу, принимали соболезнования друзей и соседей. Наш народ считает, что если пренебречь всеми церемониями, то мертвые не поймут, что они покинули этот мир, и будут пытаться установить связь с живыми. Но из–за того, что последние не смогут их увидеть или услышать, умершие могут испугаться и никогда не обретут покой. За эти сорок девять дней они должны примириться со своим положением, осознать его и перейти в другой мир. Живым, конечно, приходится нелегко, но, по крайней мере, они заняты, и им некогда предаваться печали.