В Наш Гомиа девяносто процентов монахинь с трудом пишут и читают. Они разбираются в священных текстах, потому что занимаются по ним в течение десятилетий, но при этом не могут их переписать или прочитать. И многие уверены, что этого достаточно: кому нужны образованные монахини? Да никому! В культуре Тибета женщина традиционно служит своему мужу или монастырю. А если у женщин нет никакого образования, то они ничего не знают и сплотить их может только физический труд. Вот так распределяются роли в моей стране. Мужчины учатся, а женщины занимаются домашним хозяйством… А монахи между тем являются носителями всевозможных знаний. Я так восхищалась ими в детстве! Они дни напролет проводят над книгой, приобретают воистину энциклопедические познания — и всеобщее уважение. А на долю монахинь выпадает крайнее невежество. Хотя многие из них искренне мечтают получить образование. Итак, желание есть, но нет ни средств, ни людей, которые стали бы этим заниматься.
Я давно решила бороться с подобной несправедливостью и захотела создать учреждение, где монахини смогут учиться и познавать мир, используя лучшие пособия и последние технические достижения. В Непале никто никогда не пытался сделать так, чтобы у женщин, посвятивших себя религии, наравне с монахами–мужчинами появились доступ к знаниям и возможность реализовать свой интеллектуальный потенциал. Им разрешают медитировать, но не дают работать головой. Никто и не мыслит о подобных вещах, настолько в наших душах укоренились древние традиции. Но пришло время это изменить. И в Соединенных Штатах я обрела уверенность в том, что смогу добиться того, о чем мечтаю. После концертов к нам всегда подходило множество людей, они задавали десятки вопросов, чтобы утолить свое любопытство. Так вот, американцы были шокированы тем, что непальские девочки почти не имеют возможности получить образование.
Между тем восхитительные впечатления о заграничном турне были омрачены одним событием, которое меня весьма огорчило. Вечером после послед–него концерта мы укладываемся спать, и вдруг Сонам Вангмо (третья монахиня, поехавшая с нами в Штаты) заходит в нашу с Ситой комнату:
— Чоинг, Сита, я пришла с вами попрощаться.
— Конечно, спокойной ночи!
Нет, я действительно хочу попрощаться. Завтра я ухожу. Я не вернусь с вами в Непал. Я остаюсь. Три месяца поживу в Нью—Йорке, осмотрюсь, а потом решу, что буду делать дальше.
— Так это правда? До меня дошли слухи о твоих намерениях, но я не хотела верить… — сказала я. — Ты даже по–английски не умеешь говорить, на что ты рассчитываешь? Не делай этого, пожалуйста, не надо… Давай вернемся вместе, а потом ты можешь уехать, только не надо уходить вот так, никого не предупредив, ни с кем не попрощавшись!
— Я уже все обдумала, Чоинг. Я больше не хочу быть монахиней и не вернусь в монастырь. Попробую устроиться здесь. Если не получится, то через пару месяцев вернусь в Непал, но я не хочу терять такую возможность.
— Ты не можешь так со мной поступить! Я отвечаю за тебя перед сыном Тулку Ургьен Ринпоче! Я не могу вернуться без тебя, ты понимаешь, как он будет злиться? Ты понимаешь, что я обещала ему привезти тебя в целости и сохранности… Здесь для тебя нет будущего, ты еще пожалеешь о своем решении, поверь мне…
Сита сидит опустив голову и теребит помпон, привязанный к спинке кровати. Я резко поворачиваюсь к ней. Не хватало еще, чтобы она тоже ушла. Я умру от стыда, если вернусь одна и мне придется рассказывать сыну учителя, что двух наших монахинь погубили американские соблазны… Сита поднимает голову и улыбается мне. Нет, она из другого теста. Она слишком привязана к Наги Гомпа.
Я очень недовольна: мы взяли в турне Сонам Вангмо, потому что она была сиротой: ее родители погибли в результате несчастного случая, — а я заботилась о ней в монастыре и очень хотела сделать ее счастливой. Я надеялась, что во время путешествия по Соединенным Штатам она повидает мир, потому что вторая такая возможность ей вряд ли представится. А она решила опозорить меня перед всеми. Злюка не упустит возможности от души посмеяться надо мной, и она без конца будет припоминать мне этот промах. Даже теперь, когда я больше не живу в монастыре, она нет, нет да и отпустит шпильку в мой адрес… Если я потеряю Сонам Вангмо в Соединенных Штатах, то обеспечу Злюку пищей для злословия на долгие годы. Внутри меня клокочет глухая ярость, и мне очень хочется выплеснуть ее на молодую ветреную эгоистку.
— Ты хочешь выйти замуж, да? Друзья вскружили тебе голову, ты хочешь остаться здесь и зажить мирной жизнью простой американки? А ты понимаешь, что из–за тебя я теперь ни одну монахиню не смогу взять с собой в путешествие? Мне просто не позволят это сделать — и только из–за того, что ты ушла!
Сонам Вангмо, монахиня, которая больше не хочет быть монахиней, стоит, прижавшись спиной к дверному косяку, и слезы текут по ее щекам. Подбородок жалобно дрожит, она судорожно сжимает и разжимает кулаки:
— Ты думаешь, мне легко? Да я умираю от страха. Но все равно хочу попробовать. Начать работать, зарабатывать деньги, нормально жить, купить красивый дом, носить красивую одежду… в конце концов, я свободный человек! Свободный, так ведь?
Действительно… Внезапно мне становится ее жалко. До сих пор я не понимала, что ее так тяготит статус монахини. Я ни в коем случае не осуждаю западный образ жизни. У меня много друзей за границей, они спокойно делятся со мной самым сокровенным, например рассказывают о своих любовных приключениях, и я всегда стараюсь их поддержать. Но если монахиня из моего хора считает, что свобода заключается в джинсах и в том, чтобы зарабатывать деньги за овощным прилавком в торговом центре, то она глубоко ошибается. Она совсем не понимает жизнь. Внезапно Сонам Вангмо кажется мне поверхностной девушкой. Я ошиблась в ней. Но, честно говоря, больше всего меня в данный момент волнует перспектива вернуться в Наги Гомпа без человека, за которого я поручилась. Я прихожу в ужас от того, что не справилась с возложенной на меня ответственностью.
— Хорошо, поступай как знаешь. Если передумаешь, тебе известно, когда мы улетаем. Телефон Стива и Марка у тебя есть, так что позвонишь. Билет твой мы возвращать не будем, решишь вернуться — мы никому не расскажем об этом разговоре. В любом случае, береги себя.
В конце концов мы возвращаемся в Наги Томна без Сонам Вангмо. Уже через много лет я из случайного разговора узнала, что она вышла замуж и поселилась в пригороде Нью—Йорка. Моя злость быстро улеглась. Зато в Наги Гомпа мне, как и ожидалось, пришлось вытерпеть издевательства и насмешки Злюки. Она просто не могла упустить такой шанс:
— Я тебя предупреждала, что такие поездки не для нас! Да кем ты себя воображаешь, если решила, что тебе можно так легко нарушать наши традиции? Думала, ты лучше всех?
— Мы с Ситой великолепно провели время, получили массу впечатлений, ценный опыт — и вернулись в целости и сохранности. Ты и сама это прекрасно видишь…
— И все равно я думаю, что монахине не пристало так жить. Твое поведение недостойно и неуместно. Если любишь выставляться, пожалуйста, это твои проблемы, но Наги Гомпа не нужны твои выкрутасы. Если Шокий Ньима Ринпоче терпит твои выходки, мне приходится с ними мириться. Но знай, я считаю, что ты ведешь себя неподобающим образом для монахини.
Меня трясет от бешенства, когда я уезжаю из монастыря. Кто позволил Злюке судить меня и говорить, что мне делать и как себя вести?
Я знаю, что могу приносить пользу и помогать людям. Поэтому после смерти учителя я решила начать серьезную работу в монастыре, даже направила просьбу в руководящие инстанции. Меня заметили некоторые уважаемые буддистские наставники. Мне в вежливой форме сказали, что необходимо посмотреть, на что я способна. Но я ни разу так и не получила ни одного предложения, мне не доверили ни одного поручения.
И стало ясно, что мне придется самой пробивать себе дорогу. Не в моих привычках ждать и бездействовать. Я хочу быть полезной Наги Гомпа, но если я им не нужна, значит, пришло время реализовать свой проект и организовать школу для монахинь — и как можно быстрее. За месяц турне я заработала десять тысяч долларов. И меня очень радует это обстоятельство. На эти деньги я могу создать ассоциацию. Мою ассоциацию. Некоторые монахини проводят всю жизнь в молитвах за стенами монастыря. Но речь сейчас не о них. У меня другая миссия. Я должна воспользоваться своим даром — голосом — и приобретенной известностью, чтобы воплотить мечту в жизнь. Я понимаю, что мне необходимо много денег. Очень много. И я готова к тому, что придется работать день и ночь, давать интервью, участвовать в съемках. Меня не интересует известность. Я никогда не пела, чтобы стать звездой, у меня даже мыслей таких не возникало. Я пою, чтобы заработать деньги. Понимаю, что некоторых такое заявление может шокировать: монахиня, которая поет ради денег?! Конечно. Но такова жизнь. Я очень признательна Стиву за то, что он разжег во мне это пламя: без него я бы никогда не записала альбом, не стала бы петь перед публикой, не начала бы зарабатывать деньги при помощи собственного голоса — и никогда не воплотила бы свои мечты в жизнь. Так что я перед ним в неоплатном долгу. Благодаря путешествию по Соединенным Штатам идея, которая долгие голы зрела в моей душе, наконец–то обрела ясность: я поняла, что пришла пора бороться с несправедливостью.