— Генри, нужно позвонить Селине, — повторила Хилари.
— Это еще зачем? К ленчу она уж точно нас не ждала.
— У меня такое чувство, будто я ее уже месяц не видела, — поежившись, сообщила Хилари. — Генри, а в Шотландии, чтобы пожениться, нужно еще что-нибудь, кроме согласия? Потому что, если нет, мы могли бы сделать это прямо сегодня, и тогда нам бы уже не пришлось возвращаться. Понимаешь, мне совершенно не хочется видеть свою кузину.
Генри крепко ее обнял.
— Дорогая, это было бы просто замечательно. Но по закону сначала нам пришлось бы прожить здесь какое-то время.
— И долго?
— Недели три, если не ошибаюсь. Понимаешь, несмотря на шотландскую фамилию, я ведь никогда здесь не жил. И потом, в Англии мы сможем пожениться гораздо быстрее.
— Скверно, — несчастным голосом протянула Хилари и потерлась щекой о рукав Генри. — Правда ведь, ужас, да? Я про миссис Мерсер. Она так плакала! Генри, ей ничего не будет? Потому что даже если она что-то и сделала, то ее заставили. Она просто не смела ему отказать. Что бы она ни сделала, он заставил ее. Вот как с этим признанием.
— Хм. Если только она действительно не стреляла в Джеймса Эвертона. А она могла.
— Знаю. Поэтому и переживаю за нее так. Но я все-таки надеюсь, что стреляла не она.
— Потому что в противном случае я просто не понимаю, каким боком тут замешан Берти Эвертон, а он точно в этом замешан. Он просто обязан быть в этом замешан. Вот те на! Только вспомнил. Где мой сверток?
Он вскочил с дивана, в углу которого только что сидел рядом с Хилари, и принялся рыться в карманах.
Хилари озадаченно на него смотрела.
— О чем ты говоришь, милый? У тебя не было никакого свертка.
— Это был не сверток, а улика. С большой «У». И я ее потерял! — Он схватился обеими руками за волосы. — Будь оно все проклято! Я просто не мог ее потерять! Когда я говорил на улице с мисс Силвер, сверток еще точно был у меня. Мы как раз о нем и говорили, когда вспомнили о тебе, и все остальное вылетело у меня из головы. Знаешь, Хилари, не хочется повторяться, но если бы ты делала, что тебя говорят, и оставалась там, где тебя оставили, то…
Хилари скромно взглянула на него сквозь опущенные ресницы.
— Знаю, милый. То миссис Мерсер была бы уже мертва. — Скромность оказалась напускной. — Ведь была бы! Скажешь, нет?
Генри одарил ее хмурым неприязненным взглядом.
— Зато я потерял этот чертов сверток, и если бы не ты…
— Не начинай, — дрогнувшим голосом попросила Хилари. — Пожалуйста.
И в следующую же секунду единственной заботой капитана Генри Каннингхэма стало, чтобы Хилари не расплакалась и чтобы ему было позволено и дальше любить ее, обнимать и оберегать.
Явившаяся вскоре мисс Силвер застала очень трогательную сцену. Она остановилась в дверях и тихонько кашлянула, но, поскольку никто не обратил на это ни малейшего внимания, она еще немного постояла в дверях, размышляя, как это замечательно, когда двое молодых людей настолько увлечены друг другом, после чего кашлянула снова, и гораздо громче.
Хилари вздрогнула и рывком оторвала голову от плеча Генри. Генри подскочил. Мисс Силвер светским голосом сообщила:
— Я боялась, вы будете беспокоиться о своем пакете, капитан Каннингхэм. Я взяла его, поскольку решила, что у меня он будет в большей безопасности.
Она протянула ему мятый, грязный пакет, перевязанный дешевой бечевкой. Генри принял его с заметным облегчением.
— Вы его открывали?
— Как можно! — воскликнула задетая в лучших чувствах мисс Силвер. — Разумеется нет, хотя, признаюсь, испытывала известное любопытство. Вы как раз говорили мне, что получили его от миссис Фрэнсис Эвертон и в нем находится весьма важная улика.
— Это рыжий парик, — сказал Генри, развязывая веревку и отбрасывая бумагу на пол. В его руках действительно оказался самый настоящий рыжий парик.
«О!» — сказала Хилари. «Бог ты мой!» — сказала мисс Силвер. Все трое уставились на парик. Рыжие волосы имели точно такой же оттенок, как у Берти Эвертона, точно так же казались слишком длинными для мужчины и были точно так же подстрижены.
Мисс Силвер протяжно и удовлетворенно вздохнула.
— Это действительно крайне важная улика. Поздравляю вас от всего сердца, капитан Каннингхэм.
— Но что это означает? — тревожным шепотом спросила Хилари, глядя на мисс Силвер круглыми испуганными глазами.
— Это означает, — ответила мисс Силвер, — что теперь я готова все объяснить. Может быть, мы присядем? Право же, не вижу особой нужды беседовать стоя. Нет, капитан Каннингхэм, благодарю вас, я предпочитаю сидеть на стуле.
Хилари с превеликим удовольствием вернулась в угол дивана. Она продела руку под локоть Генри и выжидающе посмотрела на мисс Силвер, которая очень прямо сидела на сделанном под шератон стуле с ярко-желтой спинкой. Ее мышиные серые волосы были аккуратно стянуты в пучок, а голос звучал уверенно и спокойно. На ее дешевой маленькой шляпке безмятежно покачивались бархатные анютины глазки. Мисс Силвер стянула черные лайковые перчатки, аккуратно сложила их и убрала в сумочку.
— Миссис Мерсер заговорила, и думаю, все, что она сказала на этот раз, — чистая правда. Парик, позволивший Фрэнсису Эвертону воплотиться в своего брата, обеспечив ему тем самым алиби на день убийства, является лучшим тому доказательством.
— Значит, в отеле был Фрэнк Эвертон? Фрэнк? — спросила Хилари.
— Я была уверена в этом с самого начала, — сказала мисс Силвер.
— Но он же был здесь, в Глазго! Получал свое содержание.
Мисс Силвер кивнула.
— Без четверти шесть. Позвольте, я вкратце напомню суть дела. Вы тут же поймете, что все сходится. Алиби Берти Эвертона складывается из показаний людей, видевших его в отеле «Каледониан» во вторник, шестнадцатого июля, то есть в день убийства. Сам он утверждает, что, поужинав с дядей вечером пятнадцатого, успел на обратный поезд, отправлявшийся с Кингз-Кросс в час пятьдесят ночи, и утром шестнадцатого в девять тридцать шесть утра был уже в Эдинбурге. С вокзала он отправился прямо в отель «Каледониан», позавтракал и лег отсыпаться. В половине второго он спустился на ленч, после чего писал в своей комнате письма, успев между делом пожаловаться горничной на неисправный звонок в номере. Вскоре после четырех он вышел прогуляться и по пути заглянул в офис узнать, не было ли для него телефонных звонков. В отель он вернулся уже ближе к половине девятого вечера и, позвонив горничной, попросил принести бисквитов, сказав, что плохо себя чувствует и собирается лечь. Сама горничная утверждает, что он казался не столько больным, сколько пьяным, но, когда в среду утром она принесла ему чай, он уже полностью пришел в себя и выглядел совершенно нормально.
Мисс Силвер сделала паузу, деликатно кашлянула и продолжила:
— В показаниях Берти Эвертона, равно как и в свидетельствах очевидцев, я заметила несколько странностей. Во-первых, почему, проживая в отеле «Каледониан», он выбрал для поездки из Лондона в Эдинбург вокзал Кингз-Кросс? Поезда, идущие с Кингз-Кросс, приходят на станцию Уэверли, расположенную чуть не в миле от отеля. Если бы он сел на поезд в Юстоне [13], тот довез бы его прямиком до станции Каледониан, которую от отеля отделяет лишь пара дверей. Почему же тогда он выбрал именно Кингз-Кросс? Напрашивается вывод, что у него были на то очень веские основания. Следствие упустило этот момент, на суде же он, кажется, не упоминался вовсе.
— Так почему же он поехал именно до Уэверли? — спросила Хилари.
— А он не поехал, — ответил Генри, и мисс Силвер кивнула.
— Именно, капитан Каннингхэм. На станцию Уэверли прибыл уже Фрэнсис Эвертон. Думаю, он добрался туда из Глазго на мотоцикле. Вам не удалось выяснить что-нибудь по этому поводу?
— К сожалению, нет. Прошло слишком много времени.
— Я так и думала. Тем не менее я совершенно уверена, что он воспользовался именно мотоциклом. Лучшей маскировки, чем мотоциклетная шапочка и очки, трудно себе и представить. После этого он мог преспокойно оставить мотоцикл на стоянке и, спустившись на станцию и предъявив в камере хранения квитанцию, которой, можно не сомневаться, брат заранее его снабдил, получить саквояж с одеждой Берти Эвертона и вот этим париком. Переодевшись в мужской уборной и спрятав в саквояж теперь уже собственную одежду, он мог взять такси и преспокойно успеть в отель «Каледониан» к завтраку.
