— У моего отца на могиле не только буквы — вся фамилия намалевана… А мне-то что от этого? Ни жарко ни холодно!

— Сравнил! — не утерпел Петька. — На могиле любому человеку фамилию пишут — хоть дураку, хоть гению. А ты сам, пока жив, оставь на чем-нибудь свои буквы!

— Пожалуйста! — зло усмехнулся Семен и, вытащив из кармана медную монету, начал выцарапывать на стене вагона свои инициалы.

— Не порти!

Олег ударил его по руке — монета покатилась под ноги стоявших у выхода людей.

Не миновать бы крупной ссоры, если бы в это время чья-то детская ручонка не раздвинула людей. В образовавшийся просвет просунулась русая голова с косичками.

— Дяденька! Вы улонили деньги! — прокартавила девочка и протянула Семену монету.

Он взял ее, окинул Олега недобрым взглядом и отвернулся от ребят. Понимал Семен, что не прав, но справиться со своим раздражением не мог.

— Щенки! — выругался он. — Какой визг подняли: «Клад!.. Нашли клад!..» Тьфу на такой клад!

— А по мне, — сказал Борис, — любая пуговица — клад, если очень старая.

— Иди тогда помойки выгребать! На свалку топай!

— И на свалке можно интересное найти, — невозмутимо ответил Борис. — Если покопаться.

Семен рывком повернулся к нему, но Борис смотрел на него с такой обезоруживающей простотой, что больше пререкаться с ним не захотелось. Скучно насмехаться над человеком, на которого это ничуть не действует. И Семен замолчал, повторив напоследок:

— Тьфу!..

Дот Никиты Савельевича был заметен издали. Он стоял недалеко от шоссе. Как только мальчишки, следуя за мастерам, пересекли полосу кустарников, так сразу и увидели, его. Высвеченный неярким осенним солнцем, он приземистым кубом сидел на бугре, прикрывшись шапкой из увядших трав. Прищуренным глазом амбразуры он, как и сорок лет назад, внимательно наблюдал за близлежащим перекрестком двух дорог.

— Ну вот он! — Никита Савельевич ласково погладил ладонью по шершавой стене дота. — Целехонек! Меня небось перестоит!.. А вот и моя мета! — улыбнулся он, подходя к амбразуре.

Над поперечной стальной балкой, из-под которой когда-то пулемет высматривал врага, отчетливо виднелись вдавленные в бетон зеркально перевернутые инициалы, о которых говорил мастер. Он провел пальцем по бороздам букв и на пару минут отключился — перенесся в грозный сорок первый год.

А мальчишки, открыв толстую, как у сейфа, и почти не тронутую временем железную дверь, уже хозяйничали в доте. Глухо доносились оттуда их голоса. Внутрь забрались все, кроме Семена. Для него дот не был новостью. Он давно знал нехитрое оборудование таких сооружений. Два подобных дота стояли на пригорках в пяти километрах от его родного городка. Сороконог сумел их использовать по-своему, поэтому у Семена любой дот вызывал воспоминания, от которых он хотел бы избавиться навсегда.

Забравшись на травяную шапку дота, где пригревало солнце и было сухо, он уселся поудобнее. Отсюда ему была видна голова Никиты Савельевича, который все еще стоял внизу у амбразуры и смотрел невидящими глазами куда-то вдаль.

— Тра-та-та-та-та! — пустил кто-то из дота залихватскую пулеметную очередь.

Мастер вздрогнул, потом вздохнул, возвращаясь в сегодняшний день, и заметил Семена.

— А ты чего здесь?.. Не любопытный?

— Насмотрелся! — пробурчал Семен. — Невелика невидаль!

— Конечно, — согласился Никита Савельевич. — Не пирамида египетская. Даже не труба… А мое сердце екнуло… Одна из первых моих строек…

Он видел, что Семен не очень-то расположен слушать его. Но бывают минуты, когда невозможно не высказаться. И не столько для Семена, сколько для себя, Никита Савельевич тихо проговорил:

— Лютые морозы в сорок первом были… За «мессерами» — хвост белесый в небе… Снаряды над головой в воздухе дыры высверливают. Душа в пятках от страха… А руки — руки работают!

— 3-золотые р-рабочие р-руки! — с наигранной восторженностью воскликнул Семен.

Никита Савельевич оторопело уставился на него, и Семен не выдержал этого взгляда, опустив голову, он пробурчал:

— Знаю, что вы скажете. Обязаны сказать!.. А вы по-честному можете? Как тогда — на первой беседе…

— Что же ты хочешь услышать от меня? — спросил Никита Савельевич.

Он действительно в ту минуту не представлял, как и чем ответить Семену. И тот помог ему:

— Про себя скажите… Всю жизнь простым работягой на стройке вкалывать — это…

— Работягой не был! — прервал его мастер. — Был рабочим! И не вкалывал, а работал!

— Ладно! — Семен нервно дернул щекой. — Рабочий… работал… И вы довольны такой жизнью?.. Если соврете…

Он проглотил остальные слова, но на его лице появилась такая презрительная гримаса, что Никита Савельевич почувствовал: либо он сумеет сегодня завладеть душой парня, либо превратится для него в ничто.

— Доволен — не то слово, — сказал он. — Счастлив — пожалуй, ближе… И это честно! Честней не умею!.. Если не поверишь, разрешаю не замечать меня. Смотри как на пустое место!

Семен спрыгнул с дота, долго и пристально вглядывался в глаза Никиты Савельевича. Так долго, что мастер, чувствуя в парне какой-то перелом, спросил:

— Ну как? Пусто? Или разглядел-таки правду?

Но Семен еще ершился, хотя прежняя озлобленность понемногу утихала в нем.

— А знаете, что про того солдата говорят, который в маршалы не метит?.. Плохой, говорят, солдат!

— Возможно, он и плохой, — улыбнулся Никита Савельевич. — Но было бы еще хуже, если бы все солдаты маршалами стали!.. Представляешь маршалов без армии или министров без рабочих?

Оба задумались. Мастер понимал, что в таком серьезном разговоре нельзя ограничиться шутливым преувеличением, и старался найти более убедительные доводы. А Семен видел за этой шуткой бесспорную истину, но она его не устраивала.

— Не знаю! — с сомнением качнул он головой. — Есть еще один похожий чудак в нашей группе… Тоже простым работя… Ну, этим — строительным рабочим хочет быть.

— Один?

— Один!

— Проверим? — предложил мастер, взглянув на ребят, которые уже начали выходить из дота. — Анкету проведем. Не возражаешь?

— Соврут!

— Ты же не врешь?

— Все врут! — Семен отвернулся, пряча глаза, и уточнил: — Что-нибудь да прячут… Темнят!

— И ты?

— Я все сказал! — грубо ответил Семен. — Хотели их проверить — вот и проверяйте!

Никита Савельевич подозвал ребят и, когда они столпились около амбразуры, спросил:

— Хотите быть судьями?.. Спор тут у нас с Семеном вышел. Без вас не решить, кто прав.

Мальчишки знали характер Семена и не ошиблись, предполагая, что он опять «загнул» вопросик, на который не так-то просто ответить.

— Только честно! — предупредил Никита Савельевич. — Что думаете, то и выкладывайте без всякой утайки и лишней скромности.

Он выждал какое-то время, чтобы подчеркнуть важность предстоящего разговора, а потом объяснил:

— Семен уверен, что почти все из вас мечтают стать не простыми рабочими, а руководителями: прорабами, начальниками строек, трестов, даже министрами. Кому это не удастся, тот всю жизнь будет недоволен собой и своей работой. — Мастер взглянул на Семена. — Я правильно пересказал твои мысли?

— Почти! — подтвердил тот.

— Проголосуем? — улыбнулся Никита Савельевич. — Кто мечтает о другом — о том, чтобы руководить только своей головой и двумя своими руками, пусть поднимет эти самые руки!

Старый мастер не рассчитывал на полное единогласие, но надеялся, что добрая половина мальчишек обязательно поддержит его. А получилось совсем не так. Первым без раздумья поднял руку Петька Строгов, за ним — еще два паренька. Неуверенно шевельнул рукой и Борис Барсуков, но тут же поставил условие:

— Если работа по нутру.

Напрасно Никита Савельевич выжидательно посматривал то направо, то налево — других рук не было. Мальчишки старались не встречаться с ним взглядом, но даже из сочувствия к нему, голосовать «за» не хотели.