Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Потом столкнулся я с жизнью. Увидел Брянскую ЧК, Тульскую, и стало больно: везде видишь не революционеров дела, а жалких карьеристов, которым свое положение в партии важнее всякого дела, а в Брянской ТЧК[245] находятся люди, не только ничего общего не имеющие с революцией, а даже и не знакомые с целями и путями революции, просто хулиганы.

И вот когда видишь, что сильные, смелые люди, способные на высокие поступки и сильные переживания, идут по неправильному пути в своих чувствах и стремлениях, желающие и стремящиеся к полному торжеству революции, но в своих действиях бессознательно способствуют гибели революции и торжеству темной реакции, как неудержимо хочется крикнуть им: «Остановитесь, безумцы! Что вы делаете? Одумайтесь!»

Да, больно видеть такой факт и еще больнее, почти невозможно примириться с таковым явлением. Но вдвойне больнее уничтожать таких людей или видеть их геройскую, но бессмысленную смерть от рук революционеров. И способствовать, помогать этому ничто не в силах заставить, всякие шкурные интересы отпадают сами собой. И только вернувшееся сознание, только желание торжества революции, только сознание своих ложных путей, по которым следовали мы, заставляет исправить свою ошибку и показать точно, как все дело протекало. Показать не для того, чтобы вы всех расстреляли, а для того, чтобы выяснить те пути, то заблуждение, по которому шла организация. И поставить перед вами, революционерами, вопрос: за что погибли одни и держатся другие под арестом? За контрреволюцию? Ее не было. За преступление? Его тоже не было. Было заблуждение, была ошибка, была оторванность от жизни и работы партии большевиков. Судите же за ошибки, за заблуждение, не приписывая им контрреволюционных дел. Для них революция была так же дорога, как и вам. Все мысли их были вечно заняты борьбой за революцию, за счастье народа. Даже и сейчас, возможно, перед своей смертью они останутся честными революционерами. Они вам не дадут честного слова, которого они бы не исполнили, ибо это идет вразрез с их человеческими убеждениями, даже ценой своей жизни они не продадут честного слова. Но, судя их за ошибки, не забудьте, тов. Манцев, принять во внимание то, что эти ошибки порождены вами же или, вернее, условиями: «акт» был также порождением провокационных сведений, будто бы должен был обсуждаться вопрос о репрессивных мерах по отношению к рабочим и о введении в Москве осадного положения. Вся работа была сплошным заблуждением, но… однако, я немного отвлекся, простите.

Так вот, тов. Манцев, обидно, когда приходится быть одураченным, когда на тебя смотрят, как на дойную корову, которую под каким-то страхом думают использовать, выдоить у тебя необходимые им сведения. И совершенно не верят, что все эти сведения даются не благодаря давлению замка, под которым находишься, а под влиянием иных впечатлений и той веры, с которой относишься к людям. Хорошо: я вам дам необходимые сведения. Но если вы боитесь открыть свои ворота для свободного хождения, то я верю, что на 3–5 дней вы меня отпустите из комиссии под честное слово, что я не убегу и никого из работников левых эсеров посещать не буду. Если вы мне верите, то я надеюсь в пятницу, 28 ноября, быть свободным до определенного вами срока.

Мне необходимо получить белье, сходить в баню, все эти дни я буду находиться у своей тетки.

Вот все, что я могу предложить вам. С приветом NN.

Могу сделать и еще одно предложение. Пусть оно не покажется вам ужасным или бессмысленным. Оно заключается в следующем:

Отпустите некоторых арестованных на свободу под честное их слово, что они будут работать с вами. Пусть не агитация, а сами факты, сами действия говорят за вас. Агитация не достигает цели, она слаба, между тем как действия дают многое.

Что вам или революции в смерти или в уничтожении каких-нибудь 6–8 человек, заблудившихся революционеров или не знающих еще жизни молодых голов? Ничто! Что достигнете вы расстрелом этих 6–8 человек? Уничтожите опасность? Ее и так не будет, если они дадут слово. Удовлетворите чувство мести за «акт»? Но ведь они раньше ареста раскаялись в своем поступке. Это была, правда, тяжелая, но смелая ошибка – ошибка революционеров по отношению к революционерам. Здесь не должно быть чувства мести за экспроприацию. Ведь все те деньги шли на работу для революции. Пусть это заблуждение, но они же так думали, они этим жили. Я вам указывал на факт с Соболевым, когда он из несколько сот тысячной суммы пожалел отдать за штаны 1000 рублей, которые ему были необходимы. Да неужели же эти несчастные деньги должны иметь какую-либо цену для революции? Неужели они дороже той работы, которую могут сделать эти люди, будучи освобождены? Вы поймите же, какое громадное моральное значение будет иметь этот акт освобождения в глазах рабочих, красноармейцев и тех же махновцев, ведь всякий расстрел кого бы то ни было действует разлагающим образом. А расстрел революционеров или рабочих тем более. Вы соприкоснитесь с массой красноармейцев или рабочих, и вы увидите, какой нездоровый для революции след оставляет весть о расстрелах – в их ушах, в их чувствах – и, наоборот, какой здоровой струей входит в их сердце весть о помиловании (как наблюдалось, например, при помиловании Миронова[246]). Так что уничтожение 6–8 человек не достигнет цели и для революции, для ее торжества ничего не даст, кроме лишних бессмысленных кровавых страниц, вписанных в историю великой революционной борьбы пролетариата, да антиморального разложения в массе рабочих и красноармейцев. Между тем как сохранение их жизней, предоставление им свободы внесет здоровый, оздоровляющий дух в среду трудящихся, послужит наилучшей агитацией для всех людей. И для революции даст незаменимый честный и необходимый ей революционно-творческий элемент. Такие работники, тов. Манцев, в нашем поколении исчисляются десятками, может быть, они нужны революции, они полезны ей, они ведут ее к полному торжеству. Незаменимы они будут и как «боевики», и как здоровый честный элемент, как «организаторы» экономической жизни и как работники в тылу неприятеля и на фронте. Дайте некоторым из них организацию какой-либо отрасли нашей жизни, и вы будете поражены теми результатами их работы – все это творческий элемент.

Итак, их освобождением вы получите незаменимых работников, революция получит новых борцов этим актом освобождения, вы вернете их на правильный путь, по которому первое время они шли; сохраните несколько молодых жизней, внесете здоровую струю в фабрично-заводскую и казарменную и фронтовую жизнь, не говоря о махновцах, которым этот акт даст новую мысль, новое понятие о партии большевиков.

Дать честное слово и не исполнить его они не могут. Но даже если и так, если даже они не пойдут по новому пути, а пойдут по старому, то у вас будет всегда иметься возможность арестовать их. Все сведения об их планах, работе и местопребывании вами будут получаться. Но это не может случиться, им смерть не страшна, и ценою честного слова они не купят жизни, если остались при своих взглядах.

Самый революционно-творческий элемент: М. Гречаников, Цинципер, Барановский, Восходов, Петя.[247] Эти пять человек для революции будут стоить дороже сотни революционных карьеристов. А Деникину обойдутся в несколько десятков взрывов и убийств золотопогонников.

3. ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Февральская революция застает меня за работой в типографии «Печатник» и впервые пробуждает меня к жизни (до этого я был занят всецело сам собой, самообразованием). Все свободное время, начиная с первых дней революции, было отдано на организацию рабочих клубов, библиотек и т. д. вплоть до Октябрьской революции, когда я бросил работу и пошел на фронт, на борьбу с юнкерами на Дону. Одно время работал с Антоновым в полевой контрразведке, потом перешел в отряд Петрова, с которым работал вплоть до июля 1918 года, когда я был арестован в Баку англичанами и впоследствии расстрелян. В это-то время своих молодых, безудержных порывов я и познакомился со многими анархистами и левыми эсерами, которых в то время особенно было много на всех фронтах, в том числе и в штабе Антонова и в штабе Петрова.

вернуться

245

Транспортная ЧК

вернуться

246

В августе 1919 года командир формировавшегося Донского казачьего кавалерийского корпуса Ф. К. Миронов отказался выполнить приказ РВС Республики и вопреки запрещению командования направил подчиненные ему части на фронт для борьбы с белогвардцейцами. Войска Миронова были окружены и разоружены, а он сам в октябре был приговорен Ревтрибуналом к расстрелу. ВЦИК, учитывая боевые заслуги Миронова, помиловал его. Вскоре обвинение в контрреволюционном мятеже было снято с Миронова. В сентябре – декабре 1920 года он командовал 2-й Конной армией. В 1921 году на основании ложных обвинений Миронов был арестован. Скончался во время следствия. Впоследствии реабилитирован.

вернуться

247

П. Шестеркин.

86
{"b":"29188","o":1}