Я твердо верю, что при их образе управления большевики погибнут, но, когда это произойдет – через месяц или через шесть месяцев, – сказать об этом никто не сможет.
И если они просидят еще несколько месяцев, то с большевиками погибнем и мы, так как, мне кажется, не найдется ни одной партии, которая могла бы взять в свои руки управление Россией.
Итак, мое глубокое убеждение, что мы должны идти сейчас и работать с большевиками, постараться приостановить разрушение России во имя спасения России и народа, за свободу которого наша партия так долго боролась.
О ближайшей деятельности партии в стране.
Исходя из бесспорных положений, что без проникновения в демократические слои населения, в рабочую и крестьянскую среду партия никогда не станет народной и при всеобщем избирательном праве не получит более или менее значительного представительства, что пропаганда идей партии, то есть медленное и длительное внедрение этих идей в демократические слои населения, в крестьянскую и рабочую среду, может произойти только путем длительной повседневной работы во вневыборные периоды, путем постоянного тесного общения с этими слоями, их политическим воспитанием и просвещением и что намечающийся перелом в настроении демократических слоев, рабочих и крестьян, разочаровавшихся в том, во что они поверили, и не получивших того, что им обещали, но пока еще не нашедших нового определенного содержания для своей будущей веры, является моментом наиболее благоприятным для начала работы в этой среде.
Считаю необходимым сосредоточить теперь все внимание членов конференции и поставить в центр обмена мнениями вопрос о том, что же можно практически выполнить немедленно? А именно: через кого следует проникать в демократические слои? Наилучшим способом следует признать тот, когда пропаганду ведет лицо, которое по своим профессиональным обязанностям соприкасается с демократическими слоями населения. Таковыми являются народные учителя, фельдшеры, акушерки, духовенство, врачи, земские страховые агенты, служащие городских и земских самоуправлений, кооператоры, агрономы, служащие в имениях, железнодорожники, чиновники и т. д.
По мере развития пропаганды могут и должны вести дальнейшую работу местные люди, специально к тому подготовленные из тех же демократических слоев. Там же, где нет ни того, ни другого, завязывать связи с местной сельской интеллигенцией могут специально с этой целью командированные отделом партии лица, объезжающие уезд как партийные пропагандисты и организаторы. Куда именно следует направить первые шаги, то есть на какие слои населения надо обратить внимание?
Так как все наши сельские ячейки организуются из уездных городов, а из горожан больше всего связей с деревней имеют демократические слои населения, то необходимо обратить внимание на городскую демократию, как-то: на торгово-промышленных служащих, мещан, ремесленников, прислугу, духовенство, рабочих и пр. В деревне же прежде всего подойти к сельской интеллигенции вышеперечисленной, к мелким земельным собственникам, кооператорам и пр. Какова должна быть работа в демократических слоях, с чем нужно к ним идти и как идти?
В те деревни и села, где нет партийных уполномоченных и агентов, можно идти для предварительной разведки настроения населения. Там же, где ячейки или агентуры существуют, можно приниматься за определенную партийную работу; наконец, если разведка покажет, что в данном месте партийная работа невозможна, следует заняться работой характера общественно необходимого, просветительного и профессионального.
Остается вопрос о том, что может и должен сделать город для подготовки и облегчения работы в демократических слоях как у себя, так и в деревне. Ему придется заняться:
1) изучением города и уезда, их географией,
2) изучением состава партийной группы города и уезда,
3) изучением результатов избирательных кампаний и, наконец,
4) произвести определенную подготовительную работу, причем главное внимание в этой последней должно быть направлено на создание технического аппарата, пригодного для пропаганды идей партии и без которого эта пропаганда невозможна в демократических слоях населения. Этот технический аппарат должен состоять из кадра особых лекторов, пропагандистов и организаторов. Наконец, что также очень важно, необходимо сделать учет культурных сил на местах. Собрать и объединить обломки культуры, на страже которой партия всегда стояла. Надо собрать остатки городских и земских самоуправлений и других общественных организаций и выяснить их жизнедеятельность и работоспособность для будущего».
Для характеристики подлинного лица организации «Союз защиты родины и свободы» мы приводим письмо Герцена из Казани к Московскому штабу.
«Хороший Николай Сергеевич и глубокоуважаемый Борис Алексеевич!
Истекает третий месяц со дня нашего свидания у Марии Владимировны, но у меня еще до сих пор стоят в ушах ваши слова: «Доверие прежде всего. Я отправляю вас в Казань не в ссылку, а на работу в местном штабе. Не бойтесь, что вы встретитесь с с.-р. и вам придется работать вместе с ними, – помните одно, что мы должны доверять друг другу, это прежде всего. Мы посылаем вас и с целью подсматривания или контроля, но будем рады иметь весточки от вас». И вот поэтому-то я обращаюсь уже в четвертый раз к вам, и только к вам одним.
Вы одни прочтите раньше это письмо, спросите о письме у Николая Сергеевича, спросите подателя сего и лишь потом делайте его достоянием всех.
Начну издалека. Вы говорили о доверии – вы! – за это время для меня стало почти ясным, что местным людям – Иосифу Александровичу и Калинину – доверять всего нельзя.
Немедленно по приезде Калинина и моем в Алатырь (на Страстной) нас встретил местный начальник боевой дружины П. С.-Р.[77] с Иосиф. Александр. Он передал, что из Москвы везут 23 милл., и у Виктора Ивановича немедленно созрел план о взятии их. Я и еще один были немедленно отправлены обратно, для разведки, причем мне было сказано: ни ползвука в Москве, особенно в организации, иначе у нас вырвут кусок из-под носа. Лишь в крайнем случае обращайтесь туда. Конечно, мы с ними поделимся и т. д. В первый раз я услыхал, что кто-то будет «вырывать у кого-то» и не давать, и здесь я в первый раз вспомнил ваши слова. Благодаря моему компаньону не только в организации, но, вероятно, половина Москвы знала о целях нашего приезда, но это неважно.
Утром Виктор Иванович отправил меня в распоряжение Иосифа Александровича. Тщетно я заикался о работе в организации. Мне говорили, что меня берут для других целей, что там и без того много людей, но ни одного из членов ее я не видал. Мне удалось войти в сношение с местной организацией Попова,[78] командира полка, и первое, что я услышал: «Берегитесь Винокурова». Дальше я осведомился об И. А. и Вик. Ив. Увы, совет – мы им не доверяем. Сам Иосиф Александрович, когда я ему намекнул, сказал: «Да, я это знаю, ведь когда В. Ив. был здесь комиссаром, то он много им насолил, его имя здесь одиозно» и т. д. Тут почти наладилось подчинение алексеевцев, но тут помешал какой-то штатский, впрочем, это безразлично, в любой момент поповцы будут у нас.
По делам контрразведки понадобилось, чтобы меня рекомендовал алексеевцам один местный полковник Вейтман, состоящий во главе одной из очень серьезных организаций, якобы начальник местного штаба. Мне было обещано свидание с ним, назначен час, но в последний момент последовал отказ: у Вейтмана была инструкция от В. Ив., согласно которой он не мог оказывать подобные содействия, так мне было объяснено; кстати, когда моего товарища хотел И. А. пристроить к Вейтману, то товарищу дали только понять, что ему не доверяют. Почему – неизвестно. Мне случайно удалось встретиться с одним из вейтманцев и услышать о весьма малом доверии к И. А. и Вик. Иванов.
Приехал Розанов.[79] Его все время изолировали от меня, говоря ему, что я недостоин доверия и т. д. Мне говорили о нем приблизительно то же самое. Сказав о цели его приезда (этого невозможно было скрыть), мы могли встретиться и переговорить, меня предупредили, чтобы я, боже меня сохрани, не передал это ни Попову, ни кому другому, но особенно Попову, и на мой немой вопрос была сказана целая нравоучительная речь с окончанием: такова инструкция В. Ив. Я все время старался держаться в стороне от Розанова и его товарища, подумывая вместе с тем: люди одного и того же, лагеря и… Что это значит? Молодежь… говорят сильно левые… Бог их знает… раз говорят о неверии, ясно, имеют основание.
Приехали командиры полков, случайно они попали ко мне. Тут я точно узнал, что Розанов из одной и той же организации, и услыхал, что ему обо мне говорят как о лице, не заслуживающем доверия, то же, что мне о нем. И я встал в тупик. Стали вспоминаться мелочи, отдельные угрозы, и стал вырисовываться облик И. Ал.
Это до этого у И. Ал. была возможность (по его словам) поставить людей в местный броневой отряд; предназначены были я и еще несколько алексеевцев, но потом дело было замято – видимо, этот отряд хотят всецело скрутить в руках П. С.-Р.
У Розанова встал вопрос о размещении. Он доложил И. Ал. как обстоит это дело. Согласно инструкции из Москвы ему надлежало войти в связь с местными организациями, согласно не показываемой никому инструкции. В. Ив. ему в этом отказывает. Мне говорят: «Таких пешек нельзя вводить в организацию». Пешками называются и командиры полков, и все офицеры, и я боюсь, как бы в числе пешек не оказался и весь штаб. Об отъезде из Москвы, ссылаясь на чудную местную организацию, настаивал В. Ив.
Местный штаб… Мне вспоминаются и слова алексеевцев, и слова владимирцев, и, наконец, это непонятное, совершенное конспирирование штаба в ущерб делу и спешности, эта таинственность. «Штаб» – это какие-то невидимки. Да существует ли он? К чему тогда такие таинственности и это странное желание, чтобы Московский штаб оставался на месте?!
И потом обещают свести людей со штабом, говорят «завтра», и имеется телеграмма, по смыслу которой можно предполагать, что В. Ив. придет завтра; увы, он и не приехал, и переносится день встречи. Да не состоит ли этот штаб исключительно из И. Ал. и В. Ив., уж слишком он невидим. Много передумал я за эти дни. Вспоминал другое. Всего не передать, и, видя эту какую-то странную, чтобы не сказать больше, игру, я осмеливаюсь невольно нарушить ваш запрет и завет о «полном доверии» и сказать, что И. Ал. – лицо, которое сильно нуждается в вещественном подтверждении доверия к нему. Ему, видимо, понравилась роль Керенского, ему хочется власти, он все время говорит о будущей власти с.-р., мы для него только «пешки». Для дополнения этой власти и с нами со всеми здесь в Казани ведется очевидная игра. Он уже чувствует, что ему перестали верить, и он невольно изменил поведение, пытаясь все свалить на В. Ив. У меня нет прямых данных, чтоб обвинить его в этом, но есть данные, есть теперь уже твердо сложившееся убеждение, что ведется нечистая игра, и вот от этого-то я и хочу предостеречь. Например: это письмо к вам уже 4, а вы сколько получили? Я вызывал из штаба сюда кого-нибудь уже три недели тому назад. Письмо передавалось через И. Ал. и он меня на другой день спросил: «Вы вызывали кого-нибудь?» Что это? Вскрывалось письмо и из него прочитывалось или, может быть, и вовсе выкидывалось донесение к вам, оставались лишь пустяки к Марии Владимировне?
Я кончаю все это предположение. Повторяю еще раз: нет точных данных, нет определенных, могущих безусловно говорить о полном недоверии к И. Ал. фактов, но есть нити, чуть видные нити, кончики этих нитей. Я думаю надо: 1) чтобы сюда приехало лицо, обладающее доверием Моск. штаба, 2) здесь сорганизовать свой штаб из московских с.-р., людям партии и потому имеющим секретные инструкции от партии нам верить во всем нельзя, 3) здешнему штабу (если таковой есть), то есть штабу И. Ал. и В. Ив., верить трудно, ибо он состоит исключительно из партийных людей (с.-р. – Лацис), 4) надо проверить самим и возможность обладания оружием здесь и особенно броневым дивизионом, 5) лицо это должно приехать немедленно и не должно посещать ни И. Ал. и ни В. Ив. о возникших у всех у нас здесь подозрениях и проверить очень осторожно, 6) оно должно войти в контакт с местными алексеевцами, помимо И. Ал. и В. Ив., то есть должно иметь письменные полномочия из Москвы.
Если вы затрудняетесь немедленно послать такое лицо, пришлите человека с полномочиями мне и Розанову на официальное вхождение в связь с местными алексеевцами, и тогда, обратившись к ним официально и помимо В. Ив. и И. Ал., уже сможем сообщить.
Вот все, что я хочу и считаю своим долгом сообщить вам. О, как бы я хотел ошибиться в своих подозрениях, я был бы безумно рад.
Ваш Герцен».
