— Я приду, обязательно приду еще раз. Бабушкин день рождения — двадцать четвертого августа, а мой портрет — подарок для нее.

Она кивнула Мэтью и пошла дальше по платформе, а он двинулся в противоположном направлении, чтобы только не смотреть вслед ее удаляющейся воздушной фигурке.

— А почему Мэтью не зашел? — Это был едва ли не первый вопрос, который задала ей бабушка, расцеловав внучку в щеки. — Он говорил в тот раз, что сегодня приедет за своей машиной. Вы ведь вместе ехали в поезде?

— Ну.., да, вместе. Но он просто просил передать, что портрет скоро будет готов. Я должна побывать у него еще на одном сеансе, — добавила она нехотя.

Бабушка заметно обрадовалась.

— Между прочим, он замечательно починил в прошлый раз мой миксер. Я даже не поняла, что он сделал, просто присоединил какой-то проводок. А я всегда считала, что художники абсолютно ничего не смыслят в домашней технике.

— Ну… Мэтью не только художник, — пробормотала Эдит. Ей очень не хотелось обсуждать его сейчас, и она испугалась, что бабушка начнет выспрашивать подробности их встреч.

Бланш иногда бывала очень любопытна.

— Я сегодня не надолго, просто решила тебя проведать и убедиться, что ты хорошо себя чувствуешь, — сказала Эдит, целуя бабушку в мягкую, розовую щеку, пахнущую мятой. — Вернулся Сесил, и мы сегодня собирались вечером в ресторан.

Бабушка сразу помрачнела, повернулась и пошла в дом. Эдит с досадой последовала за ней.

— Сесил, Сесил, — услышала она бабушкино ворчание. — Мог бы и подольше не приезжать.

Вот и она тоже несправедлива к бедному Сесилу! Но с бабушкой спорить бесполезно.

— У меня сейчас была Роза Ярдли, — сказала бабушка, и Эдит вспомнила, что это та девушка, которая охотнее других помогает бабушке возиться с малышами. — Она повела двойняшек Фокстонов на прогулку. Вот у кого настоящий дар общения с детьми! Из нее вышла бы чудная воспитательница или учительница. Но ее семья страшно бедная, никто не станет платить за ее образование. Роза устроилась официанткой в паб, на учебу не остается ни денег, ни времени. — Она вздохнула и села на диван. — Не нужно сегодня полоть, лапочка, просто посиди со мной… Ты ведь не надолго…

В ее голосе прозвучала грустная нотка. Эдит села рядом и с участием заглянула бабушке в глаза.

— Ты нездорова? Только умоляю, не скрывай от меня. Если не хочешь, мы не скажем маме и папе, но я должна знать…

— Нет, ну что ты, моя дорогая. — Бланш любовно провела ладонями по ее волосам. — Я здорова.., насколько это возможно для моего возраста. Другое меня беспокоит. — Она взглянула на Эдит, и взгляд ее был таким ласковым и тревожным, что у Эдит сжалось горло. — Если бы ты только еще раз подумала, хорошенько-хорошенько подумала… Заслуживает ли он твоей любви?

— Бабушка, честное слово, ты беспокоишься напрасно! — воскликнула Эдит. Ей сейчас хотелось только успокоить бабушку, и она забыла о собственных сомнениях, которые с некоторых пор не давали ей покоя. Как всегда, когда к кому-то проявляли несправедливость, Эдит чувствовала потребность броситься на его защиту. — У нас с Сесилом все получится. Конечно, он заслуживает любви! Каждый человек заслуживает, чтобы его любили. И он меня действительно любит…

Бабушка, не дослушав ее, со вздохом встала, подошла к буфету и стала доставать тарелки.

— Давай-ка лучше обедать. Я приготовила камбалу в белом вине.

Эдит вгляделась в ее лицо, и ей показалось, что у бабушки под глазами появились тени и вся она как-то осунулась.

— Знаешь, что? Я позвоню Сесилу и скажу, что пойду с ним в ресторан в другой раз. А сегодня подольше побуду у тебя.

— Мне как раз надо как следует вытряхнуть все покрывала, — оживилась бабушка. — Боюсь, одной мне не справиться.

Она прошла в кухню, напевая какой-то веселый мотивчик, а Эдит подсела к телефону и сняла трубку. Смешная бабушка, придумала какие-то покрывала. Ведь миссис Пули исправно приходит к ней раз в неделю, чтобы сделать уборку.

— Алло? — откликнулся сразу же голос Сесила, он как будто ждал ее звонка. — Это ты, малыш?

— Да, — ответила Эдит с мимолетной запинкой, потому что до сих пор он ее ни разу так не называл. — Как ты себя чувствуешь, дорогой?

— Как я себя могу чувствовать? — кисло отозвался он. — Эта пытка неизвестностью продлится до понедельника. Ты откуда звонишь? Я набирал твой номер, но ты не отвечала.

— От бабушки. Сесил, ты не очень расстроишься, если мы перенесем наш ужин? — спросила она виновато. — Понимаешь, бабушка, мне кажется, нездорова и скрывает это от меня. Я волнуюсь. Мне хочется убедиться…

— Я что-то не пойму. Разве ты врач? Ну вызови к ней врача, если она действительно заболела, — сухо проговорил он.

— В том-то и дело, что я не уверена. И, чтобы успеть к тебе, мне надо уже бежать на поезд, а я только что пришла…

— Я что-то ничего не понимаю! — резко проговорил Сесил, и Эдит представила, как он хмурит свои красивые каштановые брови. — Ты что-то нафантазировала и из-за этого отменяешь нашу договоренность. Ничего не случится с твоей бабушкой. И ты, наверное, забыла, что кроме бабушки тебя ждет кто-то еще.

Его резкий тон вызвал в ней протест. Эдит тоже нахмурилась.

— Прости, Сесил, но ничего страшного не случится, если мы поужинаем в другой раз. У нас впереди вся неделя.

— Ты что, не понимаешь, что мне нужна твоя поддержка, что я хотел побыть сегодня с тобой? — зашипел он.

Эдит замялась. Не могла же она рассказать ему о том, как просила за него Мэтью. Почему-то обещание Мэтью ее настолько успокоило, что теперь она нисколько не волновалась за Сесила. Может быть, напрасно? В конце концов, Мэтью не такая уж крупная фигура… Наверное, ее место действительно рядом с Сесилом… Но нет, ведь она пообещала уже бабушке, что останется с ней.

— Сесил, я и так все время думаю о тебе. И я уверена, что все у тебя обойдется. Давай сходим в ресторан завтра, прошу тебя.

— Мне бы твой оптимизм, — проворчал он. — Ну как хочешь. Если тебе веселее с бабушкой…

Тогда до завтра. Я зайду к тебе в офис.

Он положил трубку, — и тут же из кухни выплыла довольная бабушка с кастрюлькой в руках.

— Вот и чудесно, милая. Быстрее расставляй тарелки, а то я очень проголодалась.

Через четыре часа Эдит сошла с электрички на вокзале Виктория. Был тихий, теплый летний вечер, и она решила пройтись пешком до дома. Перекинув ремешок летней белой сумочки через плечо, она неторопливо зашагала по тихой Гренвилл-стрит.

Навстречу ей то и дело попадались молодые пары, желавшие продлить удовольствие воскресного дня. Встречались и одинокие женщины, и мужчины, причем последние бросали на неспешно шагавшую Эдит заинтересованные взгляды, пытаясь поймать ее взгляд, но она смотрела вдаль или равнодушно скользила глазами по их лицам.

Вот она поравнялась с оградой сквера, на который выходили окна ее квартиры. На скамейках сидели неизменные мамы с колясками, по дорожкам бегали дети. Эдит задумчиво смотрела на них, ведя пальцем по прутьям ограды, и вдруг замерла на месте. На одной из скамеек сидел Мэтью. И ей мгновенно вспомнилось, как вчера она увидела его в окно, но потом решила, что ей показалось…

Эдит почувствовала, как вся переполняется радостью. Возможно, она даже не осознала, что это радость, — просто ей стало легко дышать, на губах сама собой заиграла улыбка, в груди разлилось приятное тепло. Она вошла в ворота и остановилась перед ним. Мэтью быстро вскинул глаза.

— Эдит! Я пойман на месте преступления.

— Вот именно. И вчера я тоже тебя видела.

Ты сидел на этой же самой скамье, а потом как сквозь землю провалился.

— Боюсь, что это правда. Я действительно сидел здесь вчера.

— Ну и что ты делаешь здесь, в этом сквере? — спросила она в том же шутливом духе, и вдруг по ее спине пробежал легкий озноб. Что он ей сейчас ответит?

— Здесь чудесный уголок, типично лондонский. Очень живописный. Я уже сделал несколько зарисовок, — ответил он как ни в чем не бывало. — Хочешь посмотреть?