— Тогда я не смогу найти тебя.

— Может, к тому времени я уже умру!

— Значит, у тебя будет короткая жизнь.

— Плевать я на это хотел!

— Никто не плюет на свою жизнь.

— А я плюю! И буду ходить тут привидением! Так и знай!

— Очень хорошо, значит, я не совсем тебя потеряю. Он еще долго всхлипывал, пока они шли к причалам и пакгаузам.

Не доходя до горстки людей, которые ждали Дину, чтобы проститься с ней, Вениамин жалобно проговорил:

— Дина, когда ты вернешься домой?

Она наклонилась к нему и снова твердо положила руку ему на затылок, а другой рукой взъерошила ему волосы.

— К концу августа, если ты будешь молиться и просить, чтобы Господь послал нам хорошую погоду, — нежно сказала она.

— Я не буду махать тебе на прощание!

— Этого я не могу от тебя требовать, — серьезно сказала Дина и повернула к себе его лицо. — Можешь идти и лягать камни ногой, это помогает.

Так они расстались. Он не обнял ее. Просто убежал обратно. Полы его рубашки развевались, как крылья.

В тот день он не хотел видеть даже Ханну.

Вечером с ним не было сладу, потом он спрятался, и все искали его. Он получил нагоняй, зато привлек к себе всеобщее внимание. Наконец он нашел утешение в объятиях Стине.

— Дина — дерьмо! Плевать я на нее хотел! — не унимался он, пока его не сморил сон.

«Матушка Карен» в том году рано вышла в море. Андерс уже побывал на Лофотенах. Там он снарядил для лова суда хельгеландцев и рыбаков из Салтфьорда.

Всего он обеспечил снаряжением двадцать артелей и привез домой тяжелый груз рыбы, икры и печени. Кроме того, он сдавал в аренду необходимое снаряжение двум артелям и имел долю в добыче.

Когда он вернулся, Дина с удовлетворением ткнула его кулаком в бок. Они понимали язык друг друга.

Андерс внимательно следил за тем, чтобы контракты на фрахт составлялись по всем правилам. Если у него было недостаточно места и он опасался, что не сможет доставить груз в сохранности, он передавал фрахт другому шкиперу.

Как-то раз один фрахтователь из Страндстедета обманул Андерса и отдал свою сушеную рыбу шкиперу из Квефьорда. Дина потребовала возмещения за убытки, которые понесла, не получив обещанного ей фрахта, и получила его.

Ходили сплетни, что дочери ленсмана было легче получить возмещение, чем кому-либо другому.

Так совпало, что в Берген шли сразу несколько шхун. Две пришли с севера и догнали рейнснесцев, потому что шли быстрее их. Еще три присоединились к ним в Вестфьорде. Погода была сносная, ветер северо-восточный.

Настроение на шхуне было приподнятое. У каждого было свое дело — каждый следил за сохранностью порученной ему части груза. Свет позволял им идти не только днем, но и ночью. Вахтенные сменялись круглые сутки.

Товары из самого Рейнснеса занимали в трюме отдельное место. К ним относились десять бочонков гагачьего пера и пуха, собранного и очищенного Стине. Пять анкеров [13] морошки, которую Олине запарила и засыпала сахаром. Всю зиму, пока морошка стояла в погребе, Олине следила, чтобы плесень не попортила ценный товар. Пятьдесят оленьих шкур и два анкера оленины, купленных и выменянных у лопарей, которые проходили мимо и получили за свой товар другие продукты. Фома отправил в Берген куропаток и лисьи шкурки. Кроме того, семьдесят пять бочонков рыбьего жира и две тысячи вогов сушеной рыбы.

Дина часто стояла на палубе и смотрела на проплывавшие мимо острова и горы. Она вдруг изменилась. Ветер улыбался ей, и все, что в Рейнснесе донимало и сердило ее, вдруг показалось не стоившим выеденного яйца.

— Хотела бы я жить как ты, Андерс! — крикнула она, стоя в дверях каюты и глядя, как Вестфьорд раскрывается перед ними, превращаясь в безбрежный океан.

Андерс оглянулся на нее, сощурившись от яркого солнца. Большой, упрямо выдвинутый вперед подбородок. И продолжал заниматься своим делом.

Они с Диной делили каюту и стол. Иногда вместе выпивали по кружке пива. Отношения у них были дружеские, их связывали определенные обязательства. Андерса нисколько не смущало соседство женщины у него в каюте. Он относился к этому равнодушно. И вместе с тем не забывал, что Дина женщина. Он всегда стучал в дверь и дожидался, чтобы она разрешила ему войти. И не бросал как попало, а аккуратно развешивал в каюте свою одежду. Первый раз, когда Дина плавала с Иаковом, в кубрик к команде переселялся Андерс. Они с Иаковом получили каюту в свое полное распоряжение. И потому даже не замечали, если ветер в Вестфьорде вдруг усиливался. На этот раз Иакову пришлось довольствоваться палубой. А Дина глазами волчицы поглядывала на упрямый подбородок и мягкие губы Андерса.

ГЛАВА 8

Он спасает бедного от беды его и в угнетении открывает ухо его.

Книга Иова, 36:15

Туман меховыми шапками лежал на семи горах Бергена. Штурман знал точно, к какому причалу им следует подойти. Их обступили знакомые запахи и картины. Как долго они гнали их от себя! Теперь же они нахлынули с новой силой. Точно половодье старых надежд.

Матросы делали свое дело, упиваясь видом обетованной земли. Причалы! Город! Шхуны и карбасы! Веселые крики матросов, летящие над Вогеном, и грохот колес по брусчатке.

Время от времени перед распахнутыми воротами морских пакгаузов жалобно взвизгивали тали. Пакгаузы стояли плечом к плечу. Величественные и неизбежные, как вечный ландшафт, прислонялись они друг к другу по берегам всего Вогена. Серая королевская крепость казалась великаном, улегшимся здесь до конца времен. Великан зорко следил за жизнью города. Неподвижный сородич самих гор.

Они еще не успели толком пришвартоваться, как их уже окружили лодки.

Бойкие и веселые бергенки предлагали им свои крендельки и плюшки. Под веселые крики торговкам помогли подняться на борт. Они крепко держали свои корзины. И казалось, скорее позволят бросить себя за борт, чем отдадут задаром хотя бы одну плюшку. Удачно распродав товар, они улыбались во весь рот под сдвинутыми на глаза платками и чепцами. Торговлю скрепили плюшками, отданными сверх платы, и вполне безобидным флиртом.

Через поручни перешагнула молодая девица. В ярко-синем шелковом чепце, украшенном пурпурным петушиным пером, и светло-зеленом бумазейном платье. Элегантным бергенкам было бы за нее стыдно.

Дина вздрогнула при этом зрелище. Улыбаясь, она обменялась взглядом с Андерсом, который удостоился доверия и крендельков этой разодетой девицы.

Солнце сверкало, точно новенькая монета. Матросы надели белые рубашки. Причесали смоченные водой волосы и застыли без шапок в ожидании торжественной минуты.

Впереди у них был праздник.

Дина надела широкополую шляпу и зеленый дорожный костюм. Ради такого случая она заколола волосы в пучок. Время от времени непослушные пряди выбивались из-под полей шляпы.

Андерс подтрунивал над ее парадным костюмом и над прической.

— Вот теперь ты настоящая капитанская вдова, Дина! — с восхищением сказал он, когда она вышла на палубу. — Ты наверняка поднимешь в цене нашу рыбу!

Она глянула на него сияющими глазами и проплыла по трапу через соседнюю шхуну. Но когда они уже шли по набережной вдоль причалов, она крепко держала его под руку.

Их встречали незнакомые запахи. Если так пахло море, то запах у него здесь был совсем другой, чем в Рейнснесе. К нему примешивался гнилой, тошнотворный дух сточных канав, просмоленных судов и рыбы. Лавки на набережной ломились от всевозможных товаров. И все это пронзительно пахло городом.

Перед мастерской, в которой, по-видимому, продавали и чинили повозки, под яркими лучами солнца стоял аккуратно одетый господин. Он опирался на зонтик и сердито разговаривал с хозяином. Господин гневно показывал на лошадь, которая была выпряжена из повозки и ела из мешка сено. Он обвинял мастера в том, что тот продал ему никудышные хомутные затычки.

Дина потянула Андерса за руку и остановилась, внимательно слушая перебранку. Хозяин стоял на своем. Но он был не такой искусный спорщик, как господин.