Хербьёрг ВАССМУ

КНИГА ДИНЫ

Посвящается Бьёрну

ПРОЛОГ

Многие хвалят человека за милосердие; но правдивого человека кто находит?

Праведник ходит в своей непорочности; блаженны дети его после него!

Кто может сказать: «я очистил мое сердце, я чист от греха моего»?

Книга Притчей Соломоновых, 20:6, 7, 9

Я Дина, я вижу сани и на них человека, сани кувыркаясь летят по крутому склону.

Сперва мне кажется, что это я сама привязана к саням. Мне больно, я никогда не испытывала такой боли.

Сквозь прозрачную действительность, но за пределами времени и пространства я вижу лицо привязанного к саням. Сейчас оно разобьется о заледенелый камень.

Лошадь вырвала оглобли, и сани не увлекли ее за собой Все случилось мгновенно.

Кажется, сейчас поздняя осень. Поздняя? В каком смысле?

Мне не хватает лошади.

В холодном утреннем свете на краю крутого обрыва стояла женщина. Солнца не было. Вокруг нее, как сторожа, высились темные горы. Обрыв был так крут, что взгляд ее не достигал дна.

По другую сторону широкого пролива горы — немые свидетели — были еще круче.

Женщина следила за падением саней. Вот они задержались на краю уступа, остановленные большой березой.

От тяжелого удара береза дрогнула и закачалась. Вниз уходила пропасть. На дне пропасти грохотал водопад.

Женщина смотрела на оставленный санями след. Развороченные камни, взрыхленный снег, вырванные кустики вереска, поломанные кусты. Словно по склону прошелся гигантский рубанок, состругав все неровности.

На женщине были кожаные штаны и длинная куртка. Если б не волосы, издали ее можно было бы принять за мужчину. Для женщины она была слишком высокой.

Правый рукав куртки был разорван. На обрывках ткани виднелась кровь.

В левой руке женщина держала нож с коротким лезвием, такие ножи лопарки обычно носят на поясе.

Заржала лошадь. Женщина повернула голову. Ржание как будто разбудило ее. Она убрала нож в карман.

Поколебавшись, она решительно перелезла через валуны, ограждавшие дорогу. Вниз, к саням. Теперь сани раскачивались не так сильно. Словно решили пощадить человека с разбитым лицом.

Женщина быстро спускалась по крутому склону. Из-под ног у нее летели камни. Это был настоящий обвал, камни катились по склону мимо саней. Взгляд женщины был устремлен вниз. Казалось, она мысленно продолжает путь камней, хотя они уже скрылись из глаз. Видит, как они падают в омут под грохочущим водопадом.

Новый град камней пронесся мимо, и женщина на мгновение застыла на месте. Но только на мгновение. Тут же она заспешила дальше. Наконец рука ее коснулась овчинной полсти, в которую был завернут человек, и откинула ее в сторону.

Открылось лицо, когда-то, должно быть, красивое. Сейчас же один глаз был вдавлен в череп. Голову человека постепенно заливала кровь. На глазах волосы его стали красными. Белая овчина пропиталась кровью.

Женщина протянула руку — узкая ладонь, длинные пальцы с продолговатыми розовыми ногтями. Подняла у разбившегося веко. Сперва одно, потом другое. Приложила руку к его груди — бьется ли сердце? Потрогала тут, там — не нашла.

Лицо женщины было под стать заснеженной земле. Безжизненное и неподвижное. Лишь глаза смотрели из-под приспущенных век. Она испачкала руки в крови и вытерла их о грудь покойника. Прикрыла ему лицо краем овчины.

Потом полезла вдоль саней к тому месту, где крепятся оглобли. Там она вытащила из пазов остатки тяжей и сунула их в карман куртки, туда, где лежал нож. Достала два потертых кожаных ремня и приладила вместо тяжей.

Один раз она выпрямилась и посмотрела наверх. Прислушалась. Там, на дороге, ржала лошадь. Женщина помедлила, словно не могла решить, все ли она сделала как нужно. Потом поползла вдоль саней обратно. Разбившийся все время лежал между ней и бездной.

Могучая береза потрескивала от мороза и от тяжести саней, к которой прибавилась еще и тяжесть женщины. Вот женщина нащупала среди камней опору для ног и всем телом навалилась на сани. Ловкие, точные движения. Казалось, она проделывала это уже не раз.

Сани сдвинулись с места, и в тот же миг овчина сползла с лица человека. Он открыл уцелевший глаз и посмотрел на женщину. Молча. Беспомощно и растерянно.

Она вздрогнула. По ее лицу скользнула какая-то похотливая нежность.

А сани уже летели дальше, вниз. Конец. В горах еще долго звучал грохот.

Лицо женщины опустело. Природа вернулась в прежнее состояние. Все было хорошо.

Я Дина, я чувствую, как и меня затягивает поглотивший его омут. Он пересек границу. Я не видела последнего мгновения, которое позволило бы мне приподнять пугающую всех завесу. Еще не время.

Кто я? Где время, место и пространство? Неужели я навсегда осуждена на это?

Она выпрямилась и стала решительно карабкаться вверх, на дорогу. Подъем оказался тяжелее, чем спуск. Двести метров крутого заледенелого склона.

В том месте, откуда была видна бурая осенняя река, женщина обернулась и глянула вниз. Река делала поворот. Вода пенилась. И все.

Женщина полезла дальше. Быстро. Дыхание со свистом вырывалось у нее из груди. Раненая рука причиняла ей боль. Дважды она чуть не потеряла равновесие, едва не последовав за санями.

Руки ее цеплялись за вереск, ветки, камни. Она крепко держалась одной рукой, пока другая искала, за что можно ухватиться. Ловкие, точные движения.

Ухватившись за камень на обочине, женщина подняла голову. Встретилась взглядом с большими блестящими глазами лошади. Лошадь больше не ржала. Она стояла неподвижно и смотрела на женщину.

Обе тяжело дышали. Неожиданно, обнажив зубы, лошадь раздраженно ухватила кустик сухой травы. Женщина сморщилась от боли и сделала последнее усилие, чтобы выбраться на дорогу.

Лошадь склонила к ней голову. Оглобли торчали в разные стороны. Между ними была пустота.

Женщина крепко, почти грубо ухватила лошадь за гриву. Подтянулась и встала вровень с головой лошади.

Женщине было восемнадцать. Глаза у нее были старые, как камень.

Оглобли скрежетали в тишине о каменистую почву.

Лошадь втоптала замерзшую траву обратно в землю.

Женщина сняла куртку, закатала рукав вязаной кофты, потом — блузки. Рана была как будто нанесена ножом. Может, она получила ее, когда боролась с человеком, привязанным к саням?

Она наклонилась и провела рукой по замерзшей дороге, посыпанной гравием. Набрала пригоршню песка, льда, стеблей и мусора. С силой втерла все это в рану. Лицо исказилось от боли. Рот приоткрылся, из горла вырвался глухой стон.

Снова наклонилась и снова втерла. И опять у нее вырвался глухой стон. Она как будто совершала некий обряд. Рука шарила по дороге. Собирала песок и гравий. Втирала в рану. Раз за разом. Потом женщина стянула с себя шерстяную кофту и блузку и стала возить ими по дороге. Разодрала рукава. И опять возила одеждой по дороге.

На руках выступила кровь. Женщина не вытирала ее. Она стояла в тонкой полотняной рубахе на фоне осеннего неба и, казалось, не ощущала мороза. Не торопясь оделась. Через дырку внимательно осмотрела рану. Расправила рваный рукав. Сморщилась от боли, пытаясь разогнуть руку.

Ее шляпа валялась в придорожной канаве. Коричневая шляпа с узкими полями и зеленым пером. Она медленно взглянула на шляпу и по выщербленной, залитой серебристым светом дороге пошла на север.

За ней трусила лошадь, таща оглобли. Лошадь быстро догнала женщину. Опустила морду ей на плечо, прихватила губами волосы.

Тогда женщина остановилась. Твердой рукой она заставила лошадь, как верблюда, опуститься на передние колени. И забралась на ее широкую темную спину.

Застучали копыта. Всхлипывая, тащились по гравию оглобли. Лошадь мерно дышала. Задул ветер. Но он ничего не знал и не видел.

Был полдень. Лошадь и женщина спустились по крутой дороге с горы к большой усадьбе. Широкая аллея, обсаженная рябинами, уходила от белого жилого дома вниз, на берег. Там, по обе стороны от замощенного камнем причала, стояли два красных морских пакгауза.