– Альпинисты занимаются этим все время. Ты тоже делала это на тренировках.
– Конечно. На высоту в десять метров. Здесь же нам предстоит делать это пятьдесят или шестьдесят километров. А потом – что радостно слышать – только потом начнется восхождение. На высоту четыреста километров.
– Да, это будет нелегко. Но надо попробовать.
– Матерь Божия! – Габи ударила ладонью по лбу и подкатила глаза.
Волынка наблюдала за жестикуляцией Сирокко. Теперь она запела ларго.
– Ты хочешь взобраться на огромную лестницу?
– Я должна.
Волынка кивнула, затем наклонилась и поцеловала Сирокко в лоб.
– Я хотела бы, чтобы ваш народ прекратил делать это, – сказала Сирокко по-английски.
– За что она тебя поцеловала? – спросила Габи.
– Не имеет значения. Давай возвращаться в город.
Они сделали остановку, миновав зону ветров. Волынка вынула огромную подстилку и они сели обедать. Пища была горячей, она хранилась в ореховой скорлупе как в термосе. Сирокко и Габи съели, наверное, десятую часть, остальное с жадностью поглотили титаниды.
До города оставалось еще километров пять, когда Волынка оглянулась через плечо, лицо ее выражало одновременно и печаль и предвкушение чего-то. Она пристально посмотрела на темную крышу.
– Гея дышит, – пропела она печально.
– Что? Ты уверена? Я думала, что должен был подняться шум и у нас была бы еще уйма времени – это значит, что появятся ангелы?
– Шум приходит с запада, – поправила ее Волынка. – С востока Гея дышит бесшумно. Мне кажется, я уже слышу их.
– Вот дьявол! Надо спешить, если вас захватят здесь одних, то у вас никаких шансов.
– Слишком поздно, – пропела Волынка, ее глаза были полны тоски.
– Вперед! – Сирокко применила командный тон, которым она пользовалась не один год и каким-то образом ей удалось передать его песней титанид. Волынка рванула в галоп, почти впритык следом за ней скакал Свирель.
Скоро уже и Сирокко слышала вой ангелов. Скорость Волынки замедлилась, она заколебалась; она намеревалась вернуться и принять бой.
Они приближались к одинокому дереву. Сирокко внезапно приняла решение.
– Туда, быстро! У нас мало времени!
Они остановились под развесистыми ветками и Сирокко спрыгнула на землю. Волынка попыталась броситься вперед, но Сирокко шлепнула ее по щеке, чем казалось на время успокоила ее.
– Габи, быстро отрезай переметные сумы! Свирель! Стоять! Сейчас же назад!
Свирель нерешительно оглянулся, но вернулся. Сирокко и Габи лихорадочно работали, разрывая свою одежду на ленты, каждая делала три крепких веревки.
– Друзья, – запела Сирокко, закончив делать путы для лошадей. – У меня нет времени на объяснения. Я прошу вас верить мне и делать то, что я вам скажу. – Она вкладывала в песню всю свою решимость, вкладывая в мелодию интонации, с которыми обращаются старшие и более мудрые к молодым и достаточно глупым. Это сработало, но с трудом. Обе, и Волынка и Свирель, смотрели на восток.
Сирокко заставила их лечь набок.
– Больно, – пожаловалась Волынка, когда Сирокко связывала вместе ее передние ноги.
– Прости, но это для твоей же пользы. – Она быстро связала ее передние ноги и руки, затем швырнула Габи бурдюк с вином. Влей в него сколько только сможешь. Я хочу, чтобы он так опьянел, чтобы не смог двигаться.
– Варвар.
– Дитя, я хочу, чтобы ты выпила это, – пропела Сирокко, – выпей как можно больше. – Она держала бурдюк у губ Волынки. Завывания ангелов стали слышны сильнее. Волынка быстро запряла ушами.
– Тряпку, тряпку, – бормотала Сирокко. Она оторвала полосы ткани от уже и так изорванной своей блузы и скатала их в тугой мяч.
– Это послужило Одиссею, может быть послужит и мне. Габи, уши. Заткни ему уши!
– Больно! – завопила Волынка. – Отпусти меня, Земное чудовище! Мне не нравятся эти игры! – Она начала стонать, лишь иногда стоны переходили в слова ненависти.
– Выпей еще немного вина, – тихонько уговаривала ее Сирокко. Титанида захлебнулась, когда Сирокко начала лить вино ей в горло. Вопли ангелов стали совсем громкими. Волынка начала визгливо кричать в ответ. Сирокко схватила ее за уши и сжала их, потом положила большую голову титаниды себе на колени и начала ее укачивать. Прислонившись к уху Волынки, Сирокко напевала ей колыбельную.
– Роки, помоги! – завопила Габи, – я не знаю ни одной их песни, пой громче! – Свирель сопротивлялся и пронзительно кричал, когда Габи пыталась схватить его за уши. Он ударил связанными руками и отшвырнул Габи в сторону.
– Хватай его! Не дай ему уйти!
– Я пытаюсь! – Габи бежала за ним следом и пыталась прижать его руки, но он был гораздо сильнее ее. Габи снова упала, затем тут же вскочила, над правым глазом у нее был порез.
Свирель перегрызал веревки, связывающие вместе его запястья. Порвав веревки, он начал царапать свои уши.
– Что делать, Роки? – в отчаянии закричала Габи.
– Иди помоги мне, – крикнула та в ответ. – Он убьет тебя, если ты будешь стоять на его пути!
Было слишком поздно, чтобы остановить Свиреля. Его передние ноги были свободны и он извивался как змея, чтобы освободить задние конечности.
Даже не взглянув на женщин и Волынку, он устремился по направлению к городу титанид. Вскоре он уже преодолевал вершину невысокого холма.
Габи, казалось, не замечала, что она плачет, когда опустилась на колени рядом с Сирокко, не вытирала она и кровь, текущую по ее лицу.
– Чем тебе помочь?
– Я не знаю . Касайся ее, гладь ее, делай что угодно, чтобы только отвлечь ее внимание от ангелов.
Волынку трясло, зубы у нее стучали, в лице не было ни кровинки. Сирокко продолжала держать ее, пригнувшись к ней как можно ближе, в то время как Габи привязывала руки титаниды к корпусу.
– Тише, тише, – шептала Сирокко, – тебе нечего бояться. Я присмотрю за тобой до возвращения твоей мамы, я спою для тебя ее песню.
Постепенно Волынка успокоилась, ее глаза становились постепенно такими же разумными как в тот день, когда Сирокко встретила ее. Это было несравнимо с тем грозным животным, в которое она превращалась некоторое время тому назад.