— Нет, сэр. Большую часть утра я был занят на половине м-ра Арнессона.
— Это на втором этаже, в задней части дома, — посмотрел на Пайна Ванс, — комната с балконом?
— Да, сэр.
— Чрезвычайно интересно… С этого балкона профессор Диллард и увидел впервые тело м-ра Робина. Как же вы не слышали, что профессор входил в комнату? Вы ведь говорили, что в первый раз узнали о трагедии, когда профессор позвал вас из библиотеки и велел отыскать м-ра Сперлинга.
Лицо лакея побелело; я заметил, что пальцы его нервно сжимались и разжимались.
— Я мог выйти на минуту из комнаты м-ра Арнессона, — с усилием объяснял он. — Да, это очень возможно. Вспоминаю, сэр, что я ходил в бельевой чулан…
— О, наверно. — Ванс снова впал в апатию.
Маркхэм курил, сосредоточенно разглядывая середину стола.
— Кто-нибудь другой заходил сегодня, Пайн? — спросил он.
— Никто, сэр.
— И вы не можете дать какого-нибудь объяснения тому, что случилось?
Пайн покачал головой, устремив глаза в пространство.
— Нет, сэр. М-р Робин был весёлый, всеми любимый молодой человек. Он был не из тех, кто внушают мысли об убийстве; если вы понимаете, что я подразумеваю.
Ванс поднял глаза.
— Не могу сказать, чтобы я вполне понимал, что вы подразумеваете, Пайн. А откуда вы знаете, что это не несчастный случай?
— Я ничего не знаю, сэр, — был спокойный ответ. — Но кое-что я понимаю в стрельбе из лука, и я сразу же увидел, что м-р Робин убит охотничьей стрелой.
— Вы очень наблюдательны, Пайн, — заметил Ванс, — и вполне искренны.
Было ясно, что никаких прямых сведений от этого человека добиться нельзя, и Маркхэм быстро отпустил его, приказав Хэсу вызвать кухарку.
Когда та вошла, я сразу же заметил сходство между отцом и дочерью. Это была неопрятная женщина лет сорока, высокая, угловатая, с продолговатым лицом и большими руками и ногами.
После нескольких предварительных вопросов стало ясно, что она вдова, фамилия её Бидл, и пять лет тому назад, после смерти мужа, поступила к профессору Дилларду по рекомендации Пайна.
— В котором часу вы вышли сегодня из дома, Бидл? — спросил её Маркхэм.
— В половине десятого, сэр. — Она, видимо, чувствовала себя неловко. В её голосе звучали тревожные интонации.
— А в котором часу вернулись?
— Около половины первого. Меня впустил вот этот человек, — она злобно посмотрела на Хэса, — и обошёлся со мной как с преступницей.
Хэс улыбнулся.
— Время названо точно, м-р Маркхэм. Она обиделась, что я не пустил её вниз.
Маркхэм неодобрительно покачал головой.
— Знаете вы что-нибудь о том, что произошло здесь утром? — продолжил он, внимательно разглядывая женщину.
— Что же я могу знать? Я ведь была на рынке.
— Видели ли вы м-ра Робина или м-ра Сперлинга?
— За минуту до моего ухода они прошли мимо кухни в комнату для упражнений в стрельбе.
— Слышали вы что-нибудь из их разговора?
— Я не подслушиваю за дверьми.
Маркхэм сердито сжал челюсти и собрался что-то сказать, но Ванс раньше его заговорил с женщиной:
— Следователь думал, что, может быть, дверь была отперта, и вы могли случайно услышать что-нибудь из их разговора, несмотря на ваше похвальное желание не подслушивать.
— Дверь, возможно, и была открыта, но я ничего не слышала, — Неприятным тоном ответила она.
— Значит, вы не знаете, был ли ещё кто-нибудь в клубной комнате?
Глаза Бидл сузились, и она подозрительно посмотрела на Ванса.
— Может быть, и был кто-нибудь, — медленно сказала она. — Да, я как будто слышала голос м-ра Друккера. — Ядовитая нотка послышалась в её голосе, и тень жестокой улыбки появилась на её губах. — Он заходил сегодня рано утром к м-ру Арнессону.
— Он заходил? — Ванс казался удивлённым этим сообщением. — Вы его видели?
— Я видела, как он пришёл, но не заметила, когда он вышел. Он постоянно толчётся тут.
— Толчётся? Вот не подумал бы!.. Да, между прочим, через какую дверь вы вышли, отправляясь на рынок?
— Через парадную. С тех пор, как мисс Белл сделала из подвала клубную комнату, я всегда хожу через парадную дверь.
— Так что сегодня утром вы не входили в комнату для упражнений в стрельбе?
— Нет.
Ванс выпрямился в своём кресле.
— Спасибо за помощь, Бидл. Больше вы нам не нужны.
Когда кухарка вышла, Ванс встал и подошёл к окну.
— Мы тратим силы впустую, Маркхэм, — сказал он. — Ничего мы не добьёмся ни от прислуги, ни от членов семейства. Надо пробить психологическую стену и тогда уже бросаться на приступ. В здешнем семействе у каждого свои сокровенные переживания, и каждый боится, чтобы они не просочились наружу. Каждый говорил меньше, чем знает. Неприятно, но верно. Все, что мы узнали, не связано одно с другим, и если хронологически события не совпадают — значит, они произвольно искажены. Во всех этих россказнях я не нашёл намёка на внутреннюю связь.
— Может быть, в действительности связи нет, — возразил Маркхэм, — но мы никогда не найдём её, если прекратим допросы.
— Ты очень доверчив! — Ванс подошёл к столу. — Чем больше мы задаём вопросов, тем больше мы запутываемся. Даже показание профессора Дилларда не было вполне правдиво. Что-то он скрывает. Арнессон коснулся самого живого места своим вопросом. Ловкий парень этот Арнессон. Затем атлетическая дама с мускулистыми икрами. Она старается выпутать себя и свою компанию, так чтобы и пятнышка на них не осталось.
У Пайна тоже есть что-то на уме. Эта пухлая маска прикрывает много необыкновенных мыслей, но никакими вопросами до них не докопаешься. Какая-то фальшь и относительно его утренних занятий. Он говорил, что провёл все утро в комнате Арнессона, но он явно не знал, что профессор принимал солнечную ванну на балконе Арнессона. И эта его отлучка в бельевой чулан более чем подозрительна. Из показаний Бидл следует, что она терпеть не может слишком общительного м-ра Друккера и постаралась его замешать в дело. Она «думает», что слышала его голос в злополучной комнате. Но кто знает, так ли это? Все это мы и должны разузнать. Следует вежливо поговорить с самим м-ром Друккером…
Послышались шаги на лестнице, и в дверях появился Арнессон.
— Ну, кто же убил Кок-Робина? — спросил он с усмешкой Сатира.
Маркхэм встал с неприветливым видом и уже хотел выразить неудовольствие за неуместное появление, но Арнессон поднял руку.
— Простите, одну минуту. Я пришёл предложить свои услуги благородному делу правосудия, обывательского правосудия, потому что с философской точки зрения никакого правосудия, никакой справедливости не существует. — Он сел против Маркхэма и цинично усмехнулся. — Печальный факт неожиданной кончины м-ра Робина взывает к моей научной натуре. Это интересная проблема, в ней чувствуется математический привкус; ряд точных данных и из них надо определить некоторые неизвестные величины. Я именно тот гений, который способен разрешить эту задачу.
— А как вы будете её решать, Арнессон? — Маркхэм знал и уважал ум и знания этого человека и чувствовал серьёзные намерения под его насмешливым легкомыслием.
— Пока я ещё не составил уравнения. — Арнессон вытащил из кармана старую трубку и любовно вертел её в руках. — Мне всегда хотелось поработать в сыскном деле — ненасытное любопытство физика — и у меня давно уже создалась теория, что математика выгодно приложима к решению пошлых, мелочных вопросов жизни на этой ничтожной планете. В мире существует лишь закон, и я не вижу достаточных причин утверждать, что сущность и положение преступника не может быть открыто таким же способом, каким была открыта планета Нептун, то есть изучением нарушений правильности движения Урана по орбите.
Арнессон замолчал и стал набивать трубку.
— Вот я и хочу применить к этой запутанной чепухе методы открытия Нептуна. Мне нужны данные, и я пришёл просить довериться мне и сообщить факты; организуем некоторое интеллектуальное товарищество. Решая эту проблему, я попутно докажу мою теорию, что математика лежит в основе всякой истины. Согласны?