– Ты понял, о чем я. С этой сучкой и не поговоришь даже, – сказал Малой.

Руфус опять засмеялся.

– Только слышишь, как бедра по ушам хлопают. «Сладкая крошка, раздвинь-ка ножки, угости немножко».

Он хлопнул Малого по плечу, и я опять чуть не упал. Но теперь я заметил, что граждане в баре – бледные, ненатурального оттенка, жалкие в неоновом свете. Как и люди вокруг, они чересчур злоупотребляли алкоголем.

– Заткнись, Руфус, – сказал я. – Больше со здоровяком не спорь. Я тут жить не хочу.

– Сучка тащит зарплату прямо из-под носа. Не знаю, что с ней делать, – жаловался Малой.

– Чек на пособие, а не зарплату. Вчера три часа в очереди, не забыл?

Мерзкий голос нужно заткнуть. Сколько еще Малой вытерпит?

– Ну то есть что делать-то? Чтоб грина не тратила, но дело делала? – спросил Малой.

– Не спрашивай, – ответил Руфус. – Меня твои мерзкие телки не цепляют.

Я вцепился ему в волосы.

– Ты понял, да, о чем речь? – снова вмешался голос. – Пять минут назад она была шустрая девка. Теперь жаднюга слышит, что она тянет бабки, и шустрая девка превращается в мерзкую телку. Не волнуйся, Малой под кайфом, потом и не вспомнит.

– Я в телку не сунусь, если не чувствую ни хрена, – продолжал Руфус.

Теперь настал черед Малого смеяться. «Эль Продукто» закачался у него в зубах.

– То есть что – встает, если вдарят?

– Телки с мордой в кокаине – это не для меня. Чистый бизнес. И, раз уж речь о бизнесе, ты Лестера не встречал?

Малой допил пиво и заказал еще. Судя по отражению циферблата в его потном кумполе, дело к ночи.

– Слыхал про Лестера? Сделал табличку: «Я слепой, благослови тебя господь». Каждый божий день сидит на тротуаре у больших контор в центре, с палкой для слепых. К осени столько бабок сделает, что на «Линкольн» хватит. А зачем он тебе? Подать ему хочешь?

– Парень занял у меня полгода назад, и тут у него случилась амнезия.

– Да ну? Я думал, вы друзья.

Руфус допил коктейль и тыльной стороной ладони вытер губы.

– У меня один друг – зеленый доллар.

– Первое правдивое слово из уст твоего ниггера, – заметил голос.

Он меня видел. Я нырнул в дебри. Но на полпути к коже подумал – «мой ниггер»? Парень думает, что я вывел Руфуса на прогулку?

Кто меня тут может заметить? Кто станет со мной так разговаривать? И почему Руфус и Малой игнорируют провокации? Ну конечно – это же тараканий голос. Постоянное общение с людьми разъедает основные инстинкты.

Я поискал взглядом невоспитанного наглеца. Блаттелла в баре предавались обжорству. Те, что на полу и в попкорновой машине, – тоже.

– Теплее, – сказал голос.

Наконец я его увидел. Он взгромоздился на ирокез Малого.

– Это вьючное животное – не мой ниггер, – сказал я. – Не проецируй на меня свои проблемы, приятель.

– И что? Думаешь, этот – мой? Ничего подобного. Я живу в центре со специалистом по релаксации. Зовут Нирвана.

– А здесь ты что забыл?

– Как-то ночью спал с моей крошкой, а потом очнулся в метро на этой заплатке из скунса. Не иначе гелем для волос засосало.

Руфус вдруг поднял карающую руку.

– Мне двигаться пора. Замри, Малой.

– Желаю тебе здесь приятно пожить, – сказал я.

– Я отсюда свалю. Вот увидишь. А то он совсем обдолбанный, жалкий недоумок.

– А почему не уходишь?

– А крысиные патрули на каждом углу? Голуби! Ты смеешься? Шансов ноль.

– Хотя бы в бар спустись. Бон аппетит! Руфус поднимался со стула.

– Нет, не хочу. Я тут не останусь. Вернусь к Нирване. Он ей обещал, и на этот раз…

Он бубнил, топоча Малому по голове, будто Румпельштихен, и вдруг наступил в лужу геля. С ужасающим воплем он слетел по ирокезу, прокатился по лбу Малого и с негромким «плюх» нырнул в пиво.

Малой его не заметил.

– Ага, остынь, старик. Смотри не загнись. – Он махнул стаканом и выпил содержимое одним глотком.

– Спасибо, – сказал новый голос.

На этот раз я прислушался: еще один Блаттелла. Тот устроился в высоком помпадуре бармена.

– Меня уже тошнило от этого трепа про Нирвану. Каждую ночь, сколько недель уж. Я думал, мы от него никогда не отделаемся.

– На здоровье, – ответил я.

Минутой позже мы с Руфусом уже шагали по улице. Я слышал примитивный ритм ударных. Когда он стал громче, я разобрал голоса рэпперов. Это не музыка: ни мелодии, ни гармонии, даже тон не меняется. Голос бубнил сплошь о страсти, обольщении и сексе, порой вкрапляя деньги. Живительная квинтэссенция человеческих амбиций; если бы Айра мыслил так же трезво, сидел бы я сейчас дома, в безопасности и тепле. Должно быть, приход рэпа завершил некий цикл человеческого развития. Когда «сапиенс» впервые заболботал и стукнул по бревну, вряд ли звук сильно отличался от этого.

Скоро я увидел раскуроченные дома: окна и двери закрыты шлакобетоном и листовым металлом. У дверей на газетных подстилках спали бродяги. Я порадовался, увидев толпы Перипланета, что ищут тепла у бродяг под боком. Вечер был прохладный.

– Ч-черт, – проворчал Руфус, передернулся, сошел с тротуара и помахал такси.

Он сел в машину, и над полуразложившейся обивкой взлетела копоть. Пластиковая перегородка, мутная и заплеванная, приоткрылась, и водитель спросил:

– Куда едем?

Шины завизжали, мы рванули с места.

– Эй! – закричал Руфус. – Мы в Америке, Джек. Красный свет означает «стоп».

– Извини, приятель. Вымотался. Ночью пуэрториканцы по соседству гуляли. – Он обернулся и в рупор из пальцев весьма достоверно проревел сальсу на трубе. – До пяти утра уснуть не мог.

– Смотри, куда едешь. Со мной однажды такое было. Я набрал 911. Сказали, что вышлют машину. Никто не приехал. Тогда я позвонил еще раз и самым белым своим голосом сказал, что слышал выстрел. Четыре тачки прилетели, как ангелы. С сиренами и агентами в пуленепробиваемых жилетах. В ту ночь больше не шумели.

– В следующий раз попробую, – рассмеялся водитель.

Машина прижалась к обочине. Мы ехали не туда, прочь от Цыганкиной квартиры. Можно остаться в машине – рано или поздно вернется же водитель в тот район. Но там было так душно и грязно, что я предпочел Руфуса.

Он заплатил таксисту и добавил пять процентов чаевых. Едва мы вышли, он сунул руку под мышку. Из-под шляпы я заметил перламутровую рукоятку. Щелк. Предосторожность? Пуля в барабане? Мы куда идем – в джунгли?

Спрыгни я сейчас со шляпы, каковы шансы выбраться из гетто живым? Крысиные патрули на каждом углу. Нельзя так рисковать.

У меня одна защита – череп Руфуса. В отличие от яйцевидной Айриной головы этот кумпол поднимался ото лба до макушки, а затем резко обрывался к шее. Я переполз наверх и периодически спускался глянуть, что творится.

Руфус пинком распахнул треснувшую стеклянную дверь многоэтажки. На полу под почтовыми ящиками спал мужик лет сорока. Парень помоложе соскочил с подоконника и с недоброй улыбкой приблизился.

– Спокойно, – сказал Руфус.

Парень посмотрел на руку Руфуса, спрятанную под пиджак. Все еще улыбаясь, он сказал:

– Ты что здесь делаешь, чувак?

– Хиляй отсюда, или эта игрушка сдует тебя назад в Африку.

Человек отступил, по-прежнему улыбаясь, и вышел. Мы попятились к лифту.

Руфус открыл дверь в квартиру. В воздухе висел удушающий угольный туман. Большая негритянка сидела на ветхом пыльном диване перед маленьким телевизором, что угнездился на куче газет. Его антенны с шариками алюминиевой фольги на концах напомнили мне меня.

Отставив колу и чипсы, женщина вскочила, обняла Руфуса и смачно поцеловала в губы.

– Где ты был, любовничек? Бессердечный ниггер, столько дней не звонил. Я не знала, что думать.

Руфус звонко шлепнул ее по объемистой заднице.

– Не психуй. Кто, по-твоему, за квартиру платит?

– Ты мне нужен, папочка. Мне без тебя одиноко.

Он сел на диван, но тут же подпрыгнул, схватившись рукой за промежность.

– Ты когда выкинешь эту рухлядь? Чуть яйца мне не оторвал.