– Прошу прощения, – сказал он, – должно быть, вы меня с кем – то путаете.
– Мюррей ждет вас, чтобы заказать обед, – ответил один из парней. – Может, поехали?
– Я правда не понимаю, о чем вы говорите, – заявил Гроуфилд.
Другой парень сказал:
– Гроуфилд, вам от нас не уйти. Но если хотите поиграть в прятки, валяйте. До вылета у вас еще два с лишним часа. Мы можем дать вам полчаса форы и все равно, когда надо, возьмем вас за шиворот. Так что на самолет вы успеете. Ну как? Будете два часа бегать по снегу или предпочтете отобедать с Мюрреем? Гроуфилд смотрел на них, вытаращив глаза. Как они это сделали? Как км удалось так легко найти его? Как они могли бросить ему такой дерзкий вызов? Может, они блефуют? Почему – то Гроуфилд очень в этом сомневался.
Ну и что теперь? Бежать? Драться? Гроуфилд оглядел физиономии парней, их ручищи и плечищи, вздохнул и, свернув газету, встал со скамьи.
– Не будем заставлять Мюррея ждать, – сказал он.
Мюррей поставил на стол пустой коньячный бокал и блаженно улыбнулся.
– Да, вкусно, мистер Гроуфилд, – сказал он. – Благодаря вам я пережил несколько очень приятных минут. Эх, если б только все мои задания были такими, как это.
Гроуфилд отказался от послеобеденной выпивки и хмуро сидел над третьей чашкой кофе. В продолжение всего обеда он был мрачен, но Мюррей умудрялся вовсе этого не замечать. Он рассказывал смешные истории про Нью – Йорк, нахваливал еду, в ролях живописал свои путешествия на самолетах, и все это время Гроуфилд угрюмо хмурился, думая свои тяжкие думы. Но вот он поднял глаза на Мюррея и сказал:
– Одежда запачкана.
Мюррей испуганно оглядел себя.
– Моя? Где?
– Он где – то у меня в одежде, – заявил Гроуфилд. – Я знал, что должен быть какой – то ответ, и вот он.
Мюррей прищурился и стал рассматривать грудь Гроуфилда.
– Я ничего не вижу, – сказал он.
– Вы запачкали мне одежду чем – то излучающим, – задумчиво проговорил Гроуфилд и устремил в пространство взор мыслителя. – Извините, – сказал Мюррей. – Я не понимаю, о чем вы.
Гроуфилд снова уставился на него.
– За мной не следили, – объяснил он. – В этом я совершенно уверен. По крайней мере, с той минуты, когда я вылез из такси, за мной никто не шел. На Центральном вокзале тоже. Так почему же меня замели там? Вот что я пытаюсь выяснить.
Мюррей прижал палец к щеке рядом с носом и подмигнул на манер иудейского Санта – Клауса.
– У нас есть свои способы, – сказал он.
– Вы чертовски правы, – согласился Гроуфилд. – Один из штурмовиков, которые меня подобрали, предложил мне полчаса форы, и у меня не возникло впечатления, что он шутит. Вот я сижу тут и думаю, как вы, ребята, можете находить меня, не следя за мной. И теперь я знаю, как это делается.
– Очень хорошо! – воскликнул Мюррей. Казалось, он испытывал гордость за дедуктивные способности Гроуфилда.
– Вы вшили мне в одежду какой – то излучатель, – продолжал Гроуфилд. – Все, что на мне напялено, дали ваши люди. Только башмаки мои. При сегодняшней миниатюризации и печатных схемах…
– Рисованных схемах, – поправил Мюррей.
– Рисованных?
– Конечно. Металлосодержащую краску можно использовать вместо проволоки, это делают сплошь и рядом.
– Такие схемы даже меньше, – сказал Гроуфилд. – Или в швах, или под подкладкой в моей одежде спрятан маленький передатчик. Вам нужно только два переносных приемника, и все. Можно выследить меня хоть на краю света.
– Весьма любопытно, – ответил Мюррей с таким видом, будто размышлял о занятной научной разработке, которая его лично совершенно не занимает. – Однако вовсе не обязательно прятать эту штуковину в одежде.
– Где же еще?
– Ну… как я понял, вы несколько дней пролежали в больнице.
– Что?! – Гроуфилд в ужасе уставился на него. – Так она внутри меня? Передатчик у меня под кожей? Мюррей озорно усмехнулся.
– Я просто вас подначиваю, – сказал он. – Мы таких номеров не выкидываем.
– Боже мой! – вскричал Гроуфилд, почувствовав слабость. Подумать только!
Мюррей, казалось, призадумался.
– А вы знаете, – медленно проговорил он, – это неплохая мысль. Берешь известного коммуниста или, скажем, неисправимого преступника вроде вас, или еще кого – нибудь, кто нас интересует, вставляешь в него маленький передатчик, а если надо узнать, что он замышляет, сводишь на нем лучи, выясняешь, где он находится, идешь к нему и проверяешь, что и как.
– В жизни не слыхал ни о чем более зловещем, – признался Гроуфилд.
– Отчего же? – возразил Мюррей. – В честных людей мы их вживлять не будем, только в плохих. – Он широко улыбнулся, довольный собой. – Знаете, что я сделаю? Вернусь в контору, все это запишу и кину в ящик для рацпредложений.
Гроуфилд смерил его взглядом.
– Сдается мне, что для блага еще не народившихся поколений я должен вас придушить здесь и сейчас же, – сказал он. Мюррей игриво хихикнул.
– Да ну вас, – ответил он. – Вы просто пристрастны. Вор, и все такое прочее…
Гроуфилд не отрываясь смотрел на Мюррея, но, заметив, что тому становится не по себе, покачал головой.
– Бесполезно, – сказал он. – Ни одна армия не способна остановить мысль, если пришло ее время.
– Вы так полагаете? – оживился Мюррей. – Вы очень хорошо сказали.
– Иногда в голову приходят всякие мудрости, – ответил Гроуфилд. – Ну что, пойдем к самолету? Мюррей взглянул на часы.
– Совершенно верно! – воскликнул он и помахал меню, требуя счет.
Глава 5
Гроуфилд вытащил из бумажника доллар, но на нем было изображено лицо мужчины, и он затолкал купюру обратно. Найдя доллар с женским ликом, Гроуфилд удовлетворенно кивнул. Канадские «зеленые» были ярче, серийный номер тут писали красной краской, и узор заметно отличался. Наконец, на бумажке крупными буквами было начертано «КАНАДА». Доллар Гроуфилду понравился, а значит, и коридорному тоже. Гроуфилд протянул деньги мальчишке, тот вскинул брови и проговорил:
– Сье.
Это означало «мсье». Коридорный вышел, закрыл дверь, и Гроуфилд остался в одиночестве.
Он начал зевать. Скоро челюсть свело, но Гроуфилд никак не мог остановиться и зевал во весь рот. Интересно, сломается хрящ или нет? Может, ему до конца дней будет суждено ходить с отвисшей челюстью. Как же ему тогда произносить реплики в театре? Гроуфилд завертел головой, пытаясь положить конец своей зевоте, и мало – помалу она прекратилась, а сведенный судорогой рот медленно закрылся, будто театральный занавес. Было без пяти восемь утра. Самолет принял на борт всех пассажиров только в час ночи, а потом еще два с лишним часа ждал разрешения на взлет. Гроуфилд подремал с полчасика, пока самолет стоял на земле, зато в воздухе поспать оказалось совершенно невозможно. После своей мученической кончины сын божий воскрес в новой ипостаси, как баскетболист, и всю дорогу до Квебека вел крылатую машину, будто баскетбольный мяч. Где – то на полпути снег, тучи и непогода остались позади, но поднялся ветер, который играл самолетом, как котенок – смятой сигаретной пачкой. Большую часть полета стюардессы бегали по проходу, таская пакетики, в одну сторону пустые, в другую – полные.
На рассвете Гроуфилд, наконец, приземлился в Квебеке. Самолет напоминал зачумленный корабль, и Гроуфилд немного удивился, когда аэродромное начальство разрешило пассажирам покинуть борт. Стюардесса с остекленевшими глазами, стоявшая у входа, пробормотала свое дежурное «Спасибо, что летели на нашем лайнере», и Гроуфилд решил не отвечать.
Водитель такси был угрюм, хоть и не летел в одном самолете с Гроуфилдом. От аэропорта до гостиницы было двадцать миль, дорога шла на юго – восток, где только что взошло солнце, и Гроуфилд все время просидел, прикрывая ладонью глаза. К гостинице такси подъехало с западной стороны, не примечательной ни красотой, ни драматичностью, но нынче утром Гроуфилду было не до драмы. Перемещение с чемоданом из такси в номер было довольно мудреным делом и осуществлялось в соответствии со строгим ритуалом, так что шевелить мозгами при этом почти не требовалось. Гроуфилд и не шевелил. Но в конце концов добрался, куда хотел.