Лэндри выпустили под залог в пять тысяч долларов, который за него внесла одна пожилая баба. Несколько лет назад Лэндри подвизался как второразрядный актер в кино и на телевидении и был кем-то вроде сутенера среди стареющих дам. Он плюнул на залог и подписку о невыезде и смылся в Денвер, где его снова арестовали и выдали нам. Теперь он уже четыре месяца сидит под арестом. Всех деталей я уже не помню, но как только перечитаю рапорт об аресте, буду готов давать показания еще до приведения к присяге. Главное, конечно, заставить его говорить на предварительном слушании и не выдать моего осведомителя Мозговитого Читалу, даже не дав никому догадаться, что у меня есть осведомители. Это не так уж трудно проделать, если знаешь как.
Становилось все жарче, появился смог, и подмышки мои уже начали потеть. Проезжая, я бросил взгляд на доску для объявлений на Олив-стрит, где висел плакатик: «Не давайте мальчишке начать жизнь с преступления, оставляя в машине ключи». Я фыркнул от отвращения и пукнул. Чертов отдел связи с общественностью, который сочиняет все эти лозунги и заставляет чувствовать себя виноватыми всех, кроме преступников, когда-нибудь доведет до отвращения всех настоящих полицейских.
Остановился у обочины напротив Центрального универмага. Алкаш, пошатываясь, брел по Бродвею и посасывал из «мерзавчика», заметив меня, развернулся, шлепнулся на задницу, уронил бутылку и встал как ни в чем не бывало. Сделав вид, что не замечает бутылку, которая катилась по тротуару, проливая драгоценную влагу, алкаш поспешил удалиться.
– Подними мерзавчик, придурок! – крикнул я ему. – Не буду я тебя арестовывать.
– Спасибо, Бампер, – робко ответил он, вернулся и поднял бутылку. Пошатываясь заковылял прочь по Бродвею. Полы засаленного черного пиджака болтались на его тощих бедрах.
Я попытался вспомнить, откуда его знаю. Конечно же, знал его как клиента со своего участка, но он был не просто алкаш. Тут было и что-то другое. Тут я вгляделся в него пристальнее и несмотря на изможденное и с въевшейся грязью лицо узнал его. В моем возрасте всегда приятно вспоминать и доказывать себе, что память твоя столь же остра, как и всегда.
Его звали Башка. Настоящего его имени я вспомнить не смог, хотя и видел затейливый сертификат с его именем. Лет десять назад из-за него я чуть не избил другого полицейского, хотя никогда не был так близок к подобному поступку ни до того, ни после.
Полицейского звали Херб Словин, и в конце концов он получил по заслугам. Его выперли за пособничество фальшивому поручительству. А жил он припеваючи, пока его не застукали. Работая в штатском, каждому своему арестованному советовал оказать финансовую поддержку фирме «Узы поручительства Братьев Лэсвелл», а за это Слим Лэсвелл отваливал ему по нескольку долларов за каждого, кого он присылал. Подобная деятельность расценивается у нас хуже воровства, и департамент дал ему пинка под зад сразу же, как только все обнаружилось. Впрочем, не случись даже эта история, его выгнали бы за что-нибудь другое. Это был громадного роста жестокий ублюдок, вдобавок такой похотливый, что оседлал бы и клетку, если бы был уверен, что в ней есть канарейка. Мне кажется, рано или поздно, но он погорел бы на бабах или на жестокости.
Именно из-за Башки мы с Хербом едва не подрались. Херб ненавидел фургон для пьяниц. «Ниггеры и белая шваль», – повторял он снова и снова, когда что-нибудь выводило его из себя, а случалось такое сплошь и рядом. Работу с этим фургоном он называл «наряд БЛР», а когда его спрашивали, что это такое, он отвечал: «Безлюдная Работа» – и тут же испускал свой ослиный рев. Как-то ночью мы с ним на пару работали с фургоном и получили вызов подобрать Башку, который лежал ничком поперек Сан-Педро стрит, изображая парящего орла и блокируя две полосы движения. Перед тем как вырубиться, он облевал себя с ног до головы и даже не очнулся, когда мы заволокли его в фургон и плюхнули на пол. Дело оказалось пустяковым. Мы оба были в перчатках, какие носят полицейские на такой работе, а в фургоне было всего лишь еще двое, кроме Башки, пьяниц. Минут через десять, когда мы ехали по Шестой Восточной, за спиной у нас послышался шум драки, и нам пришлось остановиться. Мы успели помешать двум другим алкашам вышибить дух из Башки, который неожиданно очухался и бешено размахивал кулаками. Я арестовывал его за пьянство раз десять или двадцать, но никогда не имел с ним никаких проблем. Законченных алкашей вроде Башки редко приходится усмирять.
Компания быстро успокоилась, едва Херб распахнул заднюю дверь и пригрозил оторвать всем головы, я уже направился обратно в кабину, когда сидевший возле двери Башка сказал: «... я тебя, лысый осел!» Я хохотнул, потому что Херб был лыс, а в комплекте с вытянутым лицом, большими желтыми глазами и своей манерой ржать по-ослиному действительно походил на лысого осла.
Тут Херб что-то прорычал, стащил Башку со скамейки, выволок из фургона на улицу и принялся лупить его по лицу затянутой в перчатку лапищей. По звукам ударов я понял, что перчатки у него уже мокрые, и точно – он раскровянил Башке лицо прежде, чем я успел вцепиться в Херба и толкнуть его назад, отчего он шлепнулся на задницу.
– Ах ты, сукин сын, – завопил он, глядя на меня со смесью удивления и ярости.
– Он же алкаш, – объяснил я, и этого было бы достаточно любому копу, особенно ветерану вроде Херба, который к тому времени прослужил уже двенадцать лет и должен был знать, что беззащитных алкашей бить нельзя, какие бы неприятности они тебе ни доставляли. Это первое, что мы усвоили от старых участковых, когда они натаскивали нас, новобранцев. Когда тебя кто-то пытается ударить или действительно ударяет, у тебя есть полное право ему врезать, это уж само собой. Тут нечего придерживаться принципа «зуб за зуб», и если уж какая сволочь тебя ударила, можешь спокойно забить ему зубы в глотку. Так ты преподашь урок мерзавцу, что и от другого полицейского он получит.
Но каждый настоящий коп знает и то, что алкашей бить нельзя. Даже если он на тебя замахивается или в самом деле ударит. Обычно это хиленький тычок. Нужно всего лишь надеть на него наручники и бросить в каталажку. Копы очень хорошо знают, у скольких своих же полицейских-коллег бывают проблемы со спиртным, и никогда не забывают, что тут, на тротуаре, спит какой-нибудь старый Бампер Морган.
В любом случае, Херб нарушил кодекс полицейского, ударив алкаша, и знал это, что, вероятно, и не позволило нам сцепиться тут же, прямо на Шестой Восточной. Я не уверен, что в результате Херб не расквасил бы мне лицо теми же перчатками, потому что он был бывший борец и весьма крепкий скотина.
– Попробуй только еще раз это сделать, – сказал он мне, когда мы запихнули Башку в фургон и заперли дверь.
– Я этого не сделаю, если ты никогда не станешь бить пьяницу, когда работаешь со мной, – ответил я внешне небрежно, но внутри весь напрягся и насторожился, приготовившись к драке. Я даже подумывал, не расстегнуть ли мне кобуру, потому что Херб в тот момент выглядел чертовски опасным, и никогда не знаешь, в какой момент вооруженный человек может выбросить что-нибудь дикое. Он был один из тех мерзавцев, которые втихаря носят с собой незарегистрированный пистолет и похваляются тем, что если пристрелят, кого не следовало, то сунут трупу в руку пистолет и заявят о самообороне. Но тут наше противостояние прервал вызов по радио, я на него ответил, и остаток ночи мы провели в молчании. На следующий вечер Херб попросил разрешения снова работать на патрульной машине, потому что у нас с ним возник «личный конфликт».
Вскоре после этого Херб стал работать в штатском и был уволен, а я забыл об инциденте до тех пор, пока примерно через год не столкнулся с Башкой снова на Мейн-стрит. В тот вечер я схватился с двумя парнями – я выследил, как они обжулили одного старика. Я стоял в ломбарде возле окна и наблюдал в бинокль за тем, как они выманивали у него пятьсот долларов.
Это были отпетые молодые жлобы, и один из парочки – шкаф с квадратной мордой и восемнадцатидюймовой шеей, заставил меня попыхтеть, хотя я и успел до настоящей драки сломать ему два ребра дубинкой. Я никак не мог с ним справиться, потому что второй жлоб все запрыгивал на меня сзади, пинаясь и кусаясь, пока я не разбежался спиной вперед и врезался с ним сначала в автомобиль, потом в кирпичную стену. Я проделал это дважды, но он продолжал на мне виснуть, и тут из толпы примерно в два десятка идиотов, что собрались на нас посмотреть и балдели от драки, выскочил кто-то, оторвал от меня мелкого и удерживал его на тротуаре до тех пор, пока я не добил большого жлоба, врезав ему дубинкой по кадыку.
