– Эта машина превзойдет все ваши ожидания, – сказал он, ухмыльнувшись, и посмотрел на Сэнди так, что того аж передернуло.

Мало того что Доусон ободрал нас как липку, он заставил нас тащиться за ним на холмы, чтобы мы могли насладиться его любимым видом, естественная красота которого регулярно привлекала его внимание. Нам пришлось пройти примерно 2,5 мили от хижины № 1690 в то время, как жара стояла невыносимая, чудовищная; пятно пота на рубашке Джеймисона превратилось в бубновый туз. Я сказал об этом, и Доусон одобряюще осклабился, выглянув из своего одноместного «багги». Пот струился по ногам, Сэнди выглядел довольно свежо, а Доусон хоть и ехал на мотокаре, весь взмок и дышал тяжело. Одним колесом он переехал змею, размазав ее по тропе. Голова змеи высунулась из-под машины и показала нам страшный оскал.

– К сожалению, машина только одна, – сказал он, широко улыбнувшись, и согнулся под прямым углом, чтобы залезть в свой «багги». Он завел мотор и, без конца треща и подшучивая, вписал нас тащиться за ним пешком. Кожа у Доусона была цвета цыпленка табака, что крайне не сочеталось с набриолиненной копной редеющих каштановых волос, бледно-голубыми глазами и жемчужными зубами, которые он беспрерывно оголял, – так вывешивают белье на просушку. Потом еще оказалось, что он намазался каким-то странным прозрачным маслом.

Доусон остановил кар, вылез из него и прошелся по своим владениям, важно переставляя опухшие ноги. Наши следы петляли по краю обрыва над восхитительным ущельем, на дне которого быстрым течением сверкала река.

– Неплохо для парня, который покинул дом, имея в кармане состояние в десять фунтов стерлингов, – самодовольно заметил он.

На краю тропинки я заметил дохлого грызуна. Я взял его за хвост и поднял. К тушке присосалась жирная склизкая пиявка. Я отцепил ее и взглянул на Сэнди.

– Я приехал в Африку изучать паразитов, – сказал я, кивнув в сторону Доусона. Сэнди, очевидно, стало неловко, и он жестом попросил меня говорить потише.

Я вспомнил, что Сэнди рассказывал, что он одно время работал на Доусона. Господи, святые небеса!

Целью нашего путешествия было обветшалое, полуразвалившееся здание, внутри оказавшееся просторным, современным и функциональным, площадь которого едва заполняли многочисленные кадки с экзотическими растениями. Нас приветствовала полная негритянка средних лет, особенно суетилась она вокруг Локарта Доусона.

– Я так рада выдэт вас, миста Досса, – улыбнулась она.

– Признаться, Сади, я сам всегда рад посетить ваше достойнейшее заведение.

От его улыбочки я почувствовал себя так, будто съел или выпил что-то определенно невкусное.

– Это мои гости, – улыбнулся он и повернулся к нам. – Видите ли, этот домик принадлежит мне и я использую его в качестве неофициальной резиденции для потенциально важных клиентов. «Важный» в данном случае означает способный содействовать интересам ОАО Джамбола Парк. Дом был построен и оборудован специальным решением совета директоров ОАО Джамбола Парк, членом которого я являюсь.

У Доусона было 78 % акций ОАО Джамбола Парк. Тут Сэнди начал было прикуривать сигарету, но, заметив неодобрительную мину Доусона, остановился. Он вытянул руки по швам и посмотрел на меня, ища поддержки. Я лишь пожал плечами.

Негритянка по имени Сади положила мне руку на плечо.

– Вы очэнь напряженный, – сказала она. – Позвать девочку, чтобы помассировала вам шею? А может, не только шею?

– Ээ… мне бы лучше стакан воды, если можно. Доусон обиженно скривил губы:

– Да, Сади, принеси воды. Для меня и мистера Джеймисона тоже. После ваших подвигов, надо полагать, вас мучает жажда, как верблюдов в пустыне.

– И не говорите! – одобрительно закивал я.

Сади вышла, но скоро вернулась, неся поднос с тремя стаканами и кувшином ледяной воды. За ней в комнату вошли три белых девицы: тощие, недокормленные, грязные, взор затуманен, глаза воспалены.

Я немного отпил из стакана, вода была такая холодная, что сводило зубы.

– Значит, вы охотник, как мистер Джеймисон?

– Да, однако, наверное, не такой удачливый, как Сэнди… – начал я.

Доусон прервал меня, гнусно ухмыльнулся и заявил:

– Я бы не сказал, что мистер Джеймисон добился особых успехов на охотничьем поприще. Однако, должен сказать, всегда было сложно найти охотников, которые признали бы себя добычей. На чем вы специализируетесь, Рой?

– В основном акулы, но попадались и падальщики. Доусон поднял бровь и с пониманием кивнул:

– А вы, мистер Джеймисон, все так и ходите на зверей-каннибалов?

– Ну да, – нервно ответил Сэнди, – Видите ли, в арсенале жителей африканских деревень, кроме копий, ничего нет, поэтому они практически беззащитны против львов, нападающих на поселения…

– Да уж, – улыбнулся Доусон, – чаще всего каннибализмом грешат животные, уже давно пережившие свой расцвет. Зверь теряет быстроту и ловкость, присущие молодости, и просто не в состоянии поймать себе дичь для пропитания.

– Однако человек – легкая добыча, – сказал Сэнди и осекся, когда до него дошел смысл его слов.

– О да, – медленно, с коварным видом закивал До-усон, – о да. Он пристально посмотрел на Сэнди, потом вдруг мертвенно побледнел и сказал дразнящим, игривым тоном, абсолютно не сочетавшимся с выражением лица: – Мистер Джеймисон, я хотел бы задать вам один вопрос: понимаете ли вы значение ритуала?

Сэнди, заметно встревоженный, взглянул на меня, потом снова на Локарта Доусона.

– Как спортсмен… – начал он, но Доусон поднял свою пухлую руку, чтобы тот замолчал.

– Спортсмен. Какой… анахронизм. Нет смысла говорить о ритуалах со спортсменом. – Слово «спортсмен» он произнес с усмешкой, комично понизив голос. – Роль ритуала состоит в том, чтобы защитить от опасности тех, кто в случае опасности теряет больше всего. Разве не так, Рой?

– У меня не было возможности глубоко изучить данную концепцию, однако, должен признаться, ваши рассуждения, на первый взгляд, весьма привлекательны.

Доусона, похоже, раздражало, что я ему не поддакиваю.

– А то, что спортсмен – это анахронизм? Было ли у вас время углубиться на этот счет? – тон его становился вызывающим.

– Мне, пожалуй, понадобится более детальное определение, прежде чем я осмелюсь его прокомментировать.

Доусон улыбнулся.

– Отлично, – он заправил футболку в штаны и рыгнул. – Я утверждаю, что спорт, как и все остальное, уступил место бизнесу.

Разрази меня гром! Ведь не хотел, а все равно вписался в этот спор:

– Что касается спорта. Так или иначе, в рамках культуры спорт является для людей одной из точек соприкосновения, общим интересом. Отнимите у людей общие интересы, и вы получите разобщенное общество одиночек. Спорт дает людям ощущения, не сравнимые с меркантильными устремлениями. Наши ценности потускнели и извратились настолько, что средство самореализации, т. е. деньги, превратилось в самоцель. А ведь целью может быть спорт. Или, например, искусство. Или скорейшее низвержение в хаос.

Доусон захихикал, будто заработала пневматическая дрель, телеса его мерно покачивались.

– Вы правы, Рой, спорт движет массами, но значимость это движение приобретает по мере того, как массы вовлекаются в экономический процесс, становятся потребителями. Чтобы продать массам спорт, его нужно упаковать, это должен быть досуг, доступный их пониманию. Да, в прошлом у людей были семьи, общины, было чувство локтя. Через это люди развивали общие представления о мире, создавали различные культуры. Сейчас далеко не все культуры приемлют политику прибыли, и поэтому взамен им должна прийти новая, более сильная и богатая культура, либо им придется усвоить эту политику. Семья и общество должны и дальше отдаляться друг от друга, их места должна занять работа при том, что взаимодействие их друг с другом должно лишиться всякого смысла, чего бы это ни стоило. Они принадлежат, как определяют это наши американские друзья, разным подразделениям. И должны быть экономически и физически разделены…