— Смотрите! — сказала Ценнайра, махнув рукой в белую вечность. — Видите?

Они подняли головы — три заледеневших бледных существа, слившихся с белизной вокруг, из которых, как кровь из раны, вытекала жизнь. Теперь Каландрилл понимал, почему ни одно живое существо отсюда не вернулось. А как же Рхыфамун? В том, что колдун жив, Каландрилл не сомневался. Он не ведал, как тот выжил, но знал, что враг его впереди. Если направление ещё имеет какой-либо смысл меж этих двух ворот, существовавших, как чувствовал Каландрилл, в реальном и эфирном мирах одновременно. Он не знал, как это происходит, но что-то внутри него постоянно указывало на сущность Рхыфамуна.

Перед ними, закрывая собой звезды, стояли ворота в никуда — две огромные монолитные глыбы из песчаника, упирающиеся в небо, перекрытые третьей, вроде перекладины. А за ними — зияющая пустота, проглотившая и небо, и звезды. Каландрилл ещё подивился, как он сразу не заметил столь огромное сооружение, но тут же забыл об этом, увидев скользящие по снегу по направлению к ним и воротам тени.

— Кто это? — с ужасом в голосе воскликнула Ценнайра — она видела их чётче, чем Каландрилл.

— Стражи, наверное. — Большего он выдавить из себя не мог.

— Тогда надо торопиться, — сказала она.

Спотыкаясь, еле переставляя окоченевшие конечности, четвёрка двинулась к воротам. Стражи оказались проворнее. Вместо лап у них были ласты, и они хоть и неуклюже, но быстро скользили по снегу. Сутулые, огромные, много выше человека, косматые существа со свисающими передними лапами с кривыми когтями. Когда они приблизились к воротам, Каландрилл увидел, что у них белые без зрачков глаза, нависающий лоб, широкие лица, поросшие шерстью, под которой терялись носы, и усаженные чудовищными клыками челюсти, уже приоткрытые в предвкушении пиршества. Они издавали странные высокие звуки, походившие на далёкое завывание ветра, в котором слышалось столько угрозы, что кровь стыла в жилах. Существа быстро приближались. О количестве их было трудно судить, поскольку они сливались со снегом.

Каландрилл, не задумываясь, выступил вперёд, выхватив из ножен меч; пальцы его тут же примёрзли к эфесу. Как он будет драться с подобными существами при таком страшном морозе, он не представлял,

«Мы помогаем, чем можем».

Хоруль обещал помощь, Дера благословила его клинок — кровь словно быстрее потекла в его жилах, замороженные суставы задвигались проворнее, словно от меча исходило тепло. Стражи, злобно завывая и щёлкая челюстями, приближались. Каландрилл сделал шаг им навстречу.

Самый крупный из них вырвался вперёд, угрожая когтистой лапой, направленной Каландриллу прямо в лицо. Каландрилл ударил по лапе и тут же вонзил меч в покрытый шерстью живот. Серебристый мех обагрился кровью, закапавшей в снег; существо завизжало от боли, зашаталось и тут же было отброшено в сторону другими, которые наперегонки рвались к пришельцам. Каландрилл взмахнул клинком по широкой дуге. Они были так близко, их было так много и они были такими большими, что закрывали собой ворота, небо и товарищей. Он ещё раз взмахнул мечом, думая только о том, как бы пробиться через баррикаду живой плоти к воротам.

Каландрилл поднырнул под лапу, едва не снёсшую ему голову, глубоко всадил меч в грудь животного и повернул его, круша ребра и расширяя рану. Он надеялся, что меч разделается с монстрами так же легко, как и со всеми предыдущими оккультными творениями, но эти оказались из мяса и крови, и убить их было непросто. Существо не упало, лишь пошатнулось, но его оттолкнуло другое набросившееся на Каландрилла всем своим весом с широко раскрытыми когтями, щёлкая клыками. Он воткнул в него меч, задыхаясь от гнилого дыхания, и тут же отпрыгнул в сторону — животное повалилось вперёд.

Стражи смертны. Но какой от этого прок? Существ так много, что они просто задавят их своей массой. Каландрилл рубил, резал, колол, не замечая, что делают его товарищи. Ему даже некогда было подумать о том, каково им без меча, благословлённого Дерой, и особенно Ценнайре, не имевшей никакого оружия.

Вдруг наступило краткое затишье, и среди неуклюже приближающихся к нему тел Каландрилл увидел отчаянную схватку Брахта и Кати. Ценнайра дралась, но голыми руками. Значит, мы ещё живы, отметил он про себя. Но долго ли ещё? Каландрилл увернулся от двух устрашающих созданий, несколько раз взмахнул мечом и бросился к кандийке, заметив, что её вот-вот собьёт с ног один из стражей. Каландрилл со всей силой вонзил меч в спину животного, круша кости и плоть.

На мгновение он увидел лицо Ценнайры. Увернувшись от удара лапой, она схватила животное за запястье, но оно было таким толстым, что ей даже не удалось его обхватить. Животное подняло её как пёрышко в воздух — Ценнайра беспомощно болтала ногами — и попыталось другой лапой дотянуться ей до горла. Несмотря на свою силу, Ценнайра едва успевала отбиваться от когтей. Каландрилл проткнул нападавшее на него животное и, бросившись на помощь Ценнайре, полоснул чудовище по лапам, перерезав сухожилия. Оно заревело и упало, Ценнайра вскочила на ноги, Каландрилл воткнул повалившемуся животному меч в шею и перерубил позвоночник. Ценнайра подбежала к нему, под защиту меча, и, перекрикивая вопли стражей, Каландрилл проорал:

— Быстрее к воротам, пока они нас не раздавили!

Ценнайра кивнула, и вдвоём они стали пробираться к Брахту и Кате, едва сдерживавшим наседавших зверей.

Кровожадных тварей было столько, что это давало путникам некоторое преимущество, ибо нападали стражи хаотично, каждый сам по себе. Они давили, отталкивали друг друга и даже царапались в стремлении первыми добраться до добычи. Много лохматых животных уже валялось на снегу, но на место каждого, что падало, темень порождала ещё нескольких, и все они прикрывали подступы к воротам.

У этой битвы не могло быть счастливого исхода; друзьям суждено погибнуть здесь, на вершине Боррхун-Маджа, и никто не помешает Рхыфамуну пробудить своего господина. Да, стражи смертны, да, их можно убить, но их слишком много, и очень скоро они просто задавят людей своим количеством. Каландрилл крикнул:

— Спиной друг к другу, и к воротам!

Страх перед тем, что Рхыфамун победит, словно подстегнул его, и Каландрилл начал биться с утроенной энергией, прорубая путь к воротам. Лапы падали справа и слева, снег багровел от крови. Каландрилл знал, что Ценнайра дерётся рядом, он был уверен, что Брахт и Катя прикроют ему спину, и он рвался вперёд. Стражи выли и вопили, все больше и больше их вываливалось из темноты. «Дера, — подумал Каландрилл, — неужели мы умрём? Неужели все закончится здесь?»

И вдруг, разрубив ещё один череп, он увидел перед собой ворота. Путь открыт! Он завопил:

— Быстро, за мной! Я их сдержу!

По широкой дуге взмахнув мечом, он заставил стражей остановиться и, отступив в сторону, открыл путь другим. Брахт крикнул:

— Все вместе или никто! — И тут же захрипел.

Каландрилл обернулся, испугавшись, что керниец погиб, но оказалось, что Ценнайра бесцеремонно волочёт за собой Брахта и Катю.

Остановившись на расстоянии ладони от ворот, она закричала:

— Каландрилл, скорее!

— Сейчас, — отозвался он и рубанул по звериной морде, отрубил тянущуюся к нему лапу, почувствовал удар в грудь, развернулся и бросился в ворота.

Они превратились в листья, несомые ветрами времени плывущими на волнах вечности, — безвесые, меж эфиром и землёй. Осталась только сущность, плоть их безболезненно содрали с костей, а сами кости растаяли в тот момент, когда они вошли в ворота. Они пылинки эго лишённые плоти, они часть мировой души, они существуют только как душа.

Как искры, вырвавшиеся из зажжённого богом костра, друзья дрейфовали в пустоте; ощущений не существовало, чувств не было. Только сейчас Каландрилл понял, что именно к этому готовил его Очен. Заклятия и колдовские формулы, которым обучил его маг, являли собой лишь упражнения — полезные в том материальном мире, каковой они только что покинули, и потерявшие всякий смысл в бесконечном СЕЙЧАС, — целью коих было подготовить его Я, его сущность, к этому моменту. Они предназначались для того, чтобы изменить образ его мышления и дать ему возможность выжить в пустоте.