— Это верно, — сказал Очен. — Но не забывай, что основные их помыслы сосредоточены на том, как уберечь город. Все свои силы они прилагают к тому, чтобы не позволить противнику ворваться в город.

С каждым новым пояснением у Каландрилла возникал очередной вопрос.

— Но ведь Фарн спит. Как это возможно?

Вазирь пожал плечами, зашуршав халатом. На мгновение свет от звёзд вспыхнул на его накрашенных ногтях.

— Я думал, ты понимаешь. Боги спят не так, как люди, — тихо проговорил он. — Фарн пребывает в забытьи, он спит, это верно. Но во сне он видит сны и чует кровь, струящуюся в физическом плане. Войны между людьми, их жажда завоеваний — все это укрепляет и питает его. И даже сны его воздействуют на наши дела. Возможно, он тоже пытается расшатать врата Анвар-тенга. Возможно, он предупреждает Рхыфамуна, и посему вазирь-нарумасу вынуждены отдавать все свои силы защите ворот. Ну а теперь достаточно вопросов. Займёмся уроком. Пожалей измученного седлом колдуна.

— Я уже все спросил, — сказал Каландрилл. — Остаётся только вопрос про Ценнайру.

Очен вздохнул. Каландриллу стало не по себе.

Сначала урок, — заявил вазирь. — Затем, если мы ещё будем в состоянии, поговорим о Ценнайре и её сердце.

В голосе его прозвучало что-то такое, отчего Каландриллом овладело дурное предчувствие.

— Некромантия в том виде, в каком воспользовался ею Аномиус, — сказал Очен, когда урок закончился и Каландрилл вновь вернулся к теме сердца Ценнайры, — здесь не практикуется, как и вообще среди цивилизованных народов, посему я мало с ней знаком. Если бы не Ценнайра, я бы предпочёл на эту тему не говорить.

— Ты сказал, что она может получить сердце назад! — возразил Каландрилл, все более и более нервничая.

— Это возможно. — Очен протестующе поднял руки. — Но…

Он замолчал, и Каландрилл перестал дышать. Сомнение, прозвучавшее в голосе колдуна, заставило его — живое — сердце биться как молот. Внутри у него все кипело от волнения.

— Но?.. — спросил он.

Очен вздохнул и переплёл руки в широких рукавах зеленого халата. На мгновение он вперил взгляд в тёмное звёздное небо, в серп луны, а затем вновь посмотрел на Каландрилла.

— Ты заслуживаешь правды, — наконец хмуро сказал он, — чистой правды, и ты её услышишь. Но прежде я хочу тебя предупредить: эта правда может тебе не понравиться. Нет, помолчи, — быстро вставил он, когда Каландрилл открыл было рот. — Выслушай меня, но сделай скидку на то, что я говорю о худшем варианте, а также на то, что я не очень хорошо разбираюсь в этом деле. Будем надеяться, что с помощью Хоруля и его божественных братьев вам удастся избежать худшего. Будем надеяться на исполнение желаний твоего и её сердец.

Каландрилл кивнул, но плотно поджал губы. По спине у него побежали мурашки.

— Итак, — тихо продолжал Очен, — общая ситуация такова. Для того чтобы Ценнайра вновь стала смертной, нужно высвободить её сердце из лап Аномиуса. Для чего необходимо забрать шкатулку из Нхур-Джабаля. А я не сомневаюсь, что Аномиус охраняет её мощным колдовством. И поскольку цитадели не знает никто, то уже эта задача может стать чрезвычайно опасной. Однако если Ценнайра опишет цитадель в мельчайших подробностях, то её можно будет отыскать.

Он замолчал и кивнул сам себе. Под ложечкой у Каландрилла засосало.

— Но вся схема может оказаться другой, — вновь заговорил Очен. — Я тебя предупреждал, что заглядывать в будущее не моё призвание. Я также говорил о своей уверенности, что во всем этом присутствует божественный замысел. Вполне вероятно, Балатур, как и его брат, видит сны, кои помогают тебе. Возможно, во всем этом присутствует рука тех сил, кои управляют Молодыми богами. Наверняка я утверждать не вправе, но мне кажется, Ценнайре было предписано присоединиться к вам и стать вашим союзником.

— В таком случае, — не выдержал Каландрилл, — Балатур и Молодые боги, и все те силы, которые стоят за ними, должны нам помочь.

— Не исключено, — медленно проговорил Очен, — но подумай вот о чем. Ежели Ценнайре было предписано стать частью этого дела, значит, ей предписано было стать зомби. Возможно, ей также предписано оставаться зомби до тех пор, пока вы не добьётесь своего.

— Нет! — в отчаянии воскликнул Каландрилл. — Этого не может быть!

— Что может, а чего не может быть — решать богам и судьбе, — возразил вазирь, — а не простым смертным. Но пойми меня правильно: я не утверждаю, что это будет так, и только так. Вполне вероятно, твои желания исполнятся.

— А вероятно, и нет, — пробормотал Каландрилл с горечью в голосе.

— А вероятно, и нет, — подтвердил колдун. — Но если это так, отвернёшься ли ты от своего предназначения?

Каландрилл, не понимая, уставился на него, а затем замотал головой.

— Нет, — ответил он. — В Тезин-Даре я — мы трое поклялись довести это дело до конца. Я не откажусь от своего слова, что бы ни случилось. И все же мне бы хотелось, чтобы Ценнайра вновь обрела сердце.

— А ежели этому не суждено случиться? — настаивал Очен.

Каландрилл отвернулся от вазиря и посмотрел в небо, чувствуя, что ещё немного, и слезы потекут у него по щекам. Он заскрежетал зубами и в отчаянии сжал кулаки. Дера, как же это тяжело. Брахт совершенно прав, когда утверждает, что оккультный мир — сплошные загадки. Ни одного чёткого ответа, сплошная паутина всяких возможностей. Он глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки, разжал кулаки и провёл рукой по глазам.

— Значит, не суждено, — сказал он, изо всех сил стараясь скрыть дрожь в голосе, — и я должен с этим смириться. Но решимость моя тверда.

— Будь Ценнайра смертной, ты был бы уже мёртв, — заметил Очен, чтобы хоть как-то успокоить его.

— Ты раскрыл часть этого умысла, — пробормотал Каландрилл.

— Истинно, — сказал вазирь. — Мне кажется, что одно здесь нанизывается на другое в определённой последовательности: Аномиус посылает Ценнайру на охоту, тогда она ещё была его созданием; она встречает тебя, и сердце её — прости меня — перерождается. Твоё влияние оказывает на неё такое воздействие, что она готова пожертвовать собой ради тебя, она становится твоим верным союзником. Но ничего бы этого не случилось, не будь она зомби. Посему я полагаю, ей судьбой предписано оставаться зомби.

— Но не дольше, чем продлится наше путешествие, — возразил Каландрилл. — Когда мы добьёмся успеха, её миссия будет исполнена, и вазирь-нарумасу не откажутся вернуть ей сердце.

Он замолчал, ожидая ответа Очена.

— Я не сомневаюсь, — тщательно взвешивая слова сказал колдун, — что они по крайней мере попытаются.

От такого ответа во рту у Каландрилла пересохло, сомнения с новой силой навалились на него. Неуверенность Очена настораживала, и он жестом попросил старца продолжать.

— То, что ты просишь, сделать нелегко, — медленно и задумчиво произнёс Очен. — Пересилить магию Аномиуса, расколдовать его заклятия… если это вообще возможно, то все вместе вазирь-нарумасу… истинно, они могут.

— Только могут? — срывающимся от ужаса голосом спросил он.

— Я ничего не буду тебе обещать. — Очен вздохнул и опустил голову, словно не желая смотреть Каландриллу в глаза. — Подобная магия опасна, она способна лишить Ценнайру всякой жизни, способна превратить её в бессердечную оболочку.

— Дера! — пробормотал Каландрилл.

— Я не хочу утверждать за вазирь-нарумасу. Не исключена вероятность, что все гораздо проще, но в одном я уверен: это крайне рискованно. — Вазирь посмотрел ему прямо в глаза и, высвободив руку из рукава, бессильно ею взмахнул. — Я предупреждал, что буду говорить прямо.

— И тебе это удалось. — Каландрилл горько усмехнулся.

— Ты должен узнать правду сейчас, — сказал Очен, — а не тогда, когда мы достигнем Анвар-тенга. Там ты должен быть во всеоружии.

Каландрилл опустил голову, плечи его обмякли. Он молча смотрел в чёрную землю. Затем поднял глаза и с усилием улыбнулся.