К счастью, Адам понял. Он нежно и осторожно поглаживал ее. Его губы и язык двигались в завораживающем ритме, которому вторили его умелые пальцы. Сердце Ребекки бешено колотилось, дыхание прерывалось. Наконец каждый дюйм ее тела напрягся, когда она взмыла на волне экстаза. Дрожащий вздох вырвался из ее груди, пульс замедлился. Она почувствовала, будто улетает к облакам, нарисованным на потолке.

Адам нежно обнимал ее. Он прижимал Ребекку к себе, поглаживая по спине, пока ее дыхание не успокоилось. Когда она осмелилась взглянуть на него, то увидела, что глаза его закрыты, челюсти плотно сжаты, а на лбу выступил пот. Почувствовав, что она смотрит на него, Адам открыл глаза. Испепеляющая страсть бушевала в их глубине.

Ребекка судорожно сглотнула.

Нагнувшись, чтобы привести ее одежду в порядок, он спросил:

– Теперь вы осознаете опасность? Я не отрицаю, что желаю вас. Если я снова дойду до предела, не уверен, что смогу остановиться. А если это произойдет, нам с вами придется пожениться. Не сомневайтесь в этом.

Его прикосновения перевернули представления Ребекки о жизни. Никогда больше она не сможет сидеть за этим столом, не вспоминая, как язык Адама ласкал ее тело, и как страстно оно отвечало на его прикосновения. В его голосе не было взаимного обвинения. Фактически он говорил так, будто во всем винил только себя. Внезапно Ребекка разозлилась. Какого черта?! Он испортил этот момент очередным нравоучением, напоминанием об их непримиримом противоречии. Она соскользнула со стола, юбки спорхнули вслед за ней.

– Почему это я должна выходить за вас? Если я и соберусь замуж, то только за того, кого люблю. А вы не слишком для этого подходите. В данный момент вы мне неприятны.

Ее стрела попала в цель, но принесла с собой ответный выпад.

– Я очень даже нравился вам всего несколько минут назад, когда мои губы целовали ваши груди, а мои пальцы касались ваших сокровенных мест.

Жар захлестнул ее щеки. Она не должна поддаваться.

– Отлично. Вы во второй раз доказали, как я слаба перед вашими прикосновениями, вашими поцелуями. Но это только доказывает мою правоту. Женщина может ощущать ту же страсть, что и мужчина, испытывать такое же вожделение, иметь такие же потребности. Почему же она не может иметь все это вне брачного ложа?

Адам взял со столика хрустальный бокал и налил себе бренди.

– Вы не понимаете, о чем говорите.

– Если вы скажете это еще раз, – завопила Ребекка, – клянусь, я за себя не отвечаю! В своей наивности я никогда до конца не понимала, что поэты подразумевают под пылкой страстью и какие узы связывают влюбленных. Теперь благодаря вам я прозрела. Однако желать кого-то с животной страстью и любить его – совершенно разные вещи. Страсть – самая скоротечная из эмоций. Настоящая дружба и совместимость приходят с принятием взглядов друг друга. Вам не удалось поколебать мою уверенность в этом. Доброй ночи!

Слава Богу, он не пытался остановить ее. Ей удалось сдерживать слезы только до лестницы, и тут Ребекка расплакалась, безмерно уставшая и совершенно опустошенная. До возвращения Адама она была абсолютно уверена в том, чего хочет от жизни. Теперь же замешательство стало ее постоянным спутником. Ее тело все еще не успокоилось после поцелуев Адама, все еще трепетало от какой-то неизвестной боли. И все это его вина. Будь проклят Адам Хоксмор со всеми потрохами за то, что заставляет ее чувствовать себя несчастной!

Стакан с грохотом разбился о стену библиотеки. Очень хорошо. Она была не одинока в своем разочаровании.

Его рапира плясала в воздухе, когда Адам продвигался через комнату к Эдварду. Уголком глаза он изучал своего кузена. Он знал, что Сесил придет сегодня, и время его визита было очень удачным. С лицом, скрытым за проволочной маской, Адам мог без труда наблюдать за этим болваном.

Одетый в смешно сшитый черно-красный костюм, поджав губы, Сесил барабанил пальцами, размышляя над последними откровениями Эдварда.

– Как вам не стыдно, Эдвард! Вы никогда не говорили мне, что Адам изменил завещание. Все это очень гадко. – Он смахнул ворсинку с брюк, устраиваясь в гобеленовом кресле, как тщеславный петух в курятнике. – Какая мне забота, если Адам оставил кое-какую мелочь преданному слуге? У моего кузена денег было больше чем достаточно. Он просто не хотел делиться ими со мной. Я должен унаследовать все оставшееся. Вы не можете изменить этот факт.

Из-под маски Эдварда донесся смех.

– Мое требование вас забавляет? – огрызнулся Сесил.

– Нет, мой мальчик, – ответил Эдвард. Он сделал выпад вокруг исколотого букового шита, едва избежав удара Адама в грудь. – Меня забавляешь ты.

Адам отскочил направо от позолоченного постамента с затейливой глазурованной вазой. Сесил посмотрел на него. Эдвард заметил это.

– Как я уже объяснял, нет нужды беспокоиться насчет мистера Коббалда. Можешь говорить свободно все, что хочешь. Он не раскроет ни один из твоих отвратительных секретов.

Сесил возмущенно фыркнул:

– Я хочу, чтобы завещание моего кузена было оглашено немедленно.

– Ты требуешь или просишь? Ты ведь знаешь, каким упрямым я могу быть.

Шлепнув по подлокотникам кресла, Сесил выпалил:

– Мне нужны эти деньги. Не вижу причины для отсрочки.

Эдвард несколько раз прищелкнул языком, этот звук слился со звоном рапир, который сопровождал их фехтовальный танец по комнате.

– У тебя снова финансовые затруднения? Тебе и правда стоит перестать играть. Отчаяние заставляет людей задумываться о разных вещах. Насколько глубоко твое отчаяние?

– О чем это вы?

– Жажда денег или власти часто толкает людей на шантаж, подлог, воровство и ложь. Даже на убийство.

– Вы хотите сказать, что я совершил какое-то преступление? Ну, теперь вы насмешили меня, – Сесил сдавленно хихикнул, – ведь это не я убил своего кузена.

Развернувшись, Эдвард сделал такое движение, как будто хотел вдавить Сесила в пол. Адам переключил внимание своего друга, сделав выпад вперед и метнувшись вокруг большой пальмы в горшке.

– Могу ли я высказаться? – гнусаво спросил он. – Человечество по природе своей слабо. Слабо, слабо! Вся его история изобилует семейными тайнами. Убийство не так уж необычно и для высокородной особы.

Сесил нахмурился:

– Это правда. Однако в данном случае я ни при чем. Признаю, я иногда мечтал, чтобы он свалился с лошади. Мой кузен чрезвычайно деспотичен. Но убийство? Я? Нет. Боюсь, я не выдержу такой жестокости.

– Не обязательно делать это самому, – подсказал Эдвард.

– Это правда. Вообще-то я надеялся, что Керрика убьют на войне где-нибудь в Испании или во Франции. – Сесил помолчал. – Мне следовало бы разозлиться, что вы, Эдвард, подумали, будто я мог опуститься до такого уровня, но я прощаю вас. В конце концов, вы все сделали за меня. – Сесил закинул ногу на ногу и рассмеялся: – Я уже поблагодарил вас?

Адам услышал достаточно. Его кузен – жалкий образчик человека, виновный не более чем в трусости, глупости, дурном вкусе и обжорстве. Тем не менее его нужно проучить. Судя по тому, как Эдвард сжал свою саблю, он тоже жаждал преподать ему урок. Приняв окончательное решение насчет будущего своего кузена, Адам резко повернулся. Он взмахнул рапирой и остановил острие у самого подбородка Сесила. Кузен затрясся от испуга.

– Позвольте, я буду тем, кто поблагодарит Эдварда, – сказал Адам. С этими словами он сорвал маску и бросил ее в стоящее рядом кресло.

Лицо Сесила посерело. Его нахальная ухмылка исчезла, уступив место ужасу. Он открыл рот, чтобы заговорить, но не смог произнести ни звука.

– Не ожидал увидеть меня, кузен? – Адам прикоснулся кончиком клинка к горлу Сесила. – Жаль тебя разочаровывать, как видишь, я жив.

– Но Эдвард сказал... власти... не понимаю.

– Уверен, что нет. – Адам опустил клинок. – Эдвард, налейте моему кузену бренди. Он очень бледен.

Также сняв маску, Эдвард улыбнулся. Он принес напиток и вложил стакан в руку Сесила.