После беспокойной ночи Ребекка спустилась к завтраку. Этим утром она прошла молча мимо портретов предков Адама. Она никогда и никому не смогла бы поведать о скандальных снах последних ночей, героем которых стал Адам. Даже теперь, при свете дня, у нее мурашки пробегали по коже, когда девушка вспоминала эти слишком уж вольные образы.

Ей не следовало читать ту книгу, которую она случайно нашла, хотя ее тщательно спрятали в дальнем углу библиотеки Адама. Ярко-алая обложка в сочетании с крошечными занимательными восточными рисунками сразу же привлекла ее внимание. Увидев невероятные и, как она поняла, совершенно непристойные рисунки мужчин и женщин, Ребекка чуть не упала в обморок. Пропади оно пропадом, ее любопытство! Эти образы теперь завладели ее мыслями так же, как и Адам.

Через два дня тетя Дженет и слуги, похоже, приняли Адама как Фрэнсиса Коббалда. Чистые бинты теперь защищали его рану, он хорошо питался и был на пути к выздоровлению. Все шло в соответствии с их планом.

Все, кроме невероятных мыслей, постоянно смущавших ее душевный покой. Она находилась здесь, чтобы обдумать свое будущее. А присутствие Адама уж точно никак не облегчало ее задачу.

Вздохнув, Ребекка вплыла в комнату, где обычно сервировали завтрак, но обнаружила ее совершенно пустой, а стол убранным. Никаких яблочных пирогов, вареных яиц или ветчины. Не осталось даже кусочка сыра. Ребекка не могла понять почему – ведь она встала не так уж поздно!

Девушка проверила гостиную, главный холл и библиотеку. Ни Адама, ни ее тети нигде не было. К тому же таинственным образом куда-то исчезли и все слуги. Наконец она обнаружила одну-единственную служанку, заправляющую фитили в медные лампы на стене, которая сообщила, где находится Адам. Ребекка направилась в дальнюю часть замка, в комнату, в которую раньше заходила только однажды. Приближаясь, она услышала знакомый визг тети и аплодисменты.

Приблизившись, Ребекка заглянула в дверь из красного дерева. Уже во второй раз за эти дни было солнечно, как будто и море, и земля праздновали возвращение Адама. Тяжелые бархатные гардины были раздвинуты, и солнечный свет струился сквозь прозрачные белые занавески. Множество мечей, сабель, ружей и кирас было развешено на трех стенах комнаты, огромное количество оружия поразило ее воображение. Небольшая черная драпировка с изображением игральных карт висела на дальней свободной стене, покрытой царапинами, разрезами и щербинками всевозможных форм и размеров. Два кресла бордовой кожи и низкий столик стояли рядом с огромным каменным очагом. Графин, несколько стаканов, небольшой чайный сервиз и корзинка с хлебом разместились на столе. Четыре шкафа красного дерева стояли вдоль стены, на дубовом полу не было ковров.

Слуги столпились у порога, а тетушка с горящими от восторга глазами сидела на самом краешке кресла с коробкой шоколада на коленях.

– Ну, пожалуйста, обещаю больше не просить! Адам стоял около одного из шкафов с терпеливым выражением на лице.

– Это в последний раз.

Прикрывая зевок рукой и желая узнать, что же ее тетя считает столь захватывающим, Ребекка вошла в комнату. Это было тайное владение Адама. Ее многозначительный взгляд, который она переняла у матери, заставил слуг вернуться к своим обязанностям.

– Входи, входи, – радостно позвала Дженет. – Мистер Коббалд сейчас покажет свое искусство.

Ребекка мило улыбнулась источнику своей бессонницы.

– Доброе утро, мистер Коббалд.

– И прекрасное утро вам, леди Ребекка.

На Адаме был тот же самый костюм, в котором он прибыл, но теперь явно выглаженный. Он выглядел бодрым и отдохнувшим, но, когда улыбнулся ей, в его глазах промелькнуло раздражение. Ребекка не могла понять почему. Она была не единственной, кто не спал всю ночь. Устроившись в кресле рядом с тетушкой, девушка спросила:

– Вы оба уже завтракали?

– Давным-давно, – ответила Дженет. – Мистер Коббалд оказался, как и я, ранней пташкой. И мы так повеселились. Никогда не угадаешь, что он умеет делать.

Ребекка всегда любила поспать, тогда как Дженет вставала чуть свет и ложилась подремать днем. Возможно, Адам был раздражен тем, что ему не удалось в одиночестве побродить по собственному дому.

– Я рада, что он смог составить мне компанию.

– Ваша тетушка – сверкающий подсолнух, наполнивший светом это мрачное утро, – добавил Адам, придерживаясь своей новой, поэтической манеры. – Мы обсудили тысячу разных вещей.

Ребекка не стала уточнять, что солнце сияло как никогда ярко и в метафоре Адама не было никакого смысла. Она налила себе в чашку какао и добавила двойную порцию сливок. Мечтая о кусочке сыра или о пирожке, она посмотрела на тетушкины конфеты и спросила:

– Какие, например?

– Он расскажет тебе через минуту, – сказала Дженет. – Покажите ей ваш трюк.

– Уверен, ваша племянница порицает такие глупые занятия.

Дженет опустила голову и надула губы:

– Но вы же обещали!

Тетя обладала упорством терьера. Поняв, что проще уступить ее просьбе, чем возражать, Адам кивнул. Он подошел к стене, на которой висел черный войлок, выдернул маленький серебряный кинжал из короля пик, взглянул на Дженет и спросил:

– Которую?

– Туз червей, – ответила она, едва сдерживая волнение.

Ребекка смотрела выжидательно, постукивая пальцем по губам. Только что Адам небрежно шел к ним, как вдруг резко развернулся и летящий кинжал со свистом разрезал воздух и с глухим стуком воткнулся в самую середину красного сердца.

Тетушка Дженет всплеснула руками:

– Ну, разве это не удивительно? Сегодня утром я застала плутишку за этим занятием, и он еще ни разу не промахнулся.

Ребекка с трудом кивнула, все еще пребывая в шоке от увиденного. Скорость, ловкость, точность были... просто ошеломляющими. Следующая мысль испугала ее. Какого дьявола? О чем этот идиот думает? Предполагается, что он поэт, а не кровавый убийца. И наверняка такие упражнения не пойдут на пользу его ребрам.

– Неожиданное умение для человека с артистическим темпераментом, – попыталась она незаметно предупредить Адама.

– Старая привычка из неразумно потраченных дней грубой юности. Как я уже объяснял вашей тете, когда она обнаружила меня сегодня утром, я наткнулся на эту комнату совершенно случайно. Любопытство в соединении с искушением – и я пропал. Надеюсь, вы не против?

– Ничуть. Какая жалость, что у вас не было ножа, когда на вас напали грабители!

– Действительно. Однако мне нравится думать, что с годами я научился искусству дипломатии... Поэзия могущественнее меча.

– Благородная мысль, с которой я абсолютно согласна. Оружие, битвы и все прочее так скучны, – сказала Ребекка. Чувствуя, что она испытывает терпение Адама, но удовлетворенная его нахмуренными бровями, она спросила: – Какие еще пикантные новости вы обсуждали?

– Английскую погоду, британских пиратов, приход весны, преимущество пирожков с яблоками над пирожками с изюмом и ваш предстоящий лондонский сезон. – Адам замолчал, невинный вид, с которым он поправлял кружевной манжет на запястье, противоречил хищному блеску в его глазах. – И ваше увлечение поэтами.

Даже улыбка не смягчила жесткой нотки в его голосе. Ребекка почувствовала внезапную слабость.

– Поэтами?

– Нет необходимости изображать скромницу, леди Ребекка. Ваша тетя все рассказала мне о вашем друге.

Девушка отхлебнула какао из чашки и обожглась. Она знала, что у тети язык без привязи, и умоляла ее не раскрывать подробностей их связи с Барнардом. Ее личная жизнь Адама не касается. Ребекка намеренно избегала этой темы. Адам наверняка прочтет ей нотацию, похожую на ту, что она уже выслушала от своего отца.

– Моем друге?

– О Барнарде Лейтоне, моя дорогая, – радостно уточнила Дженет. – Я подумала, не знают ли друг друга мистер Коббалд и юный Лейтон. Они оба обладают...

– Тетя Дженет, – прервала ее Ребекка, – я уверена, что мистера Коббалда не интересуют такие вещи.