Из щели выбрался Игорь оглушенный, подавленный. Ноги плохо держали его, «олени тряслись, приходилось сильно опираться на палку. Он завидовал спокойствию красноармейцев, которые сразу же принялись за работу, опять начали носить снаряды и чинить подбитую пушку. Он не заметил, что лица бойцов так же бледны, как и у него. Не заметил Игорь и изменений, происшедших на холме, не обратил внимания на свежие воронки. Он даже удивился, когда капитан Зеленов сказал расстроено:

– Разве же так можно, выбили сразу два орудия. С чем я воевать буду?

Наконец-то Игорь смог поговорить с капитаном о деле. Оказалось, что раненых тут действительно много, не столько артиллеристов, сколько пехотинцев. Всего человек тридцать. Лежали они в щелях, метрах в двухстах отсюда. Зеленов отправлял их постепенно на двуколках, доставлявших снаряды. Но двуколок мало, а возить в них тяжелораненых неудобно.

– Я подгоню машину, – сказал Игорь.

– Только скорей. – Капитан посмотрел куда-то в поле. – У немцев перерыв кончился, сейчас начнут.

– Бомбить? – не понял Игорь.

– Бомбят без перерыва, – усмехнулся Зеленов. – Это еще погода нынче не очень, а то загрызли бы… В атаку пойдут, вот что.

– Простите, но разве между нами и немцами никого больше нет?

– Ну и чудак! – расхохотался вдруг капитан так весело, что даже глаза у него заблестели. – Не видите, что ли? Тут мы, а там вон – они.

Сколько ни всматривался Игорь, он ничего не смог разглядеть. Только поле и лес. Но капитан оказался прав. Едва успели погрузить в машину раненых, как с юго-запада появились танки. Они стреляли на ходу, несколько снарядов упало вблизи автобуса. Гиви вскочил в кабину.

– Политрук, едем!

– Гони! – крикнул Игорь. – Жди в деревне!

Он и сам не отдавал себе отчета, почему вдруг решил остаться здесь. Было у него какое-то любопытство, какое-то подсознательное желание стрелять в немцев именно на этом поле. Просто глупо уехать с батареи Раевского в самый разгар боя.

Танки наползали медленно, и не прямо на холм, а обходили левее. Может быть, они не опешили потому, что вместе с ними продвигались и пехотинцы, прячась за их броней. Красноармейцы из окопов перед холмов стреляли из винтовок и пулеметов. Немцы отвечали. Пули свистели очень часто. На холме и вокруг него рвались танковые снаряды, но наши пушки не открывали огонь.

Игорю все нестрашным казалось после пережитой бомбежки. Он удивлялся, почему у артиллеристов такие напряженные лица, почему так нервничает наводчик орудия, почему капитан Зеленов смотрит на немцев почти испуганными глазами, забыв закрыть рот.

Артиллеристы же волновались потому, что танков на этот раз было слишком много, а в дивизионе уцелела едва половина пушек и совсем мало осталось людей. И то, что танки шли не прямо на холм, а в сторону, тоже было плохо. В том направлении стояло только пехотное прикрытие, и немцы могли прорваться к командному пункту дивизии. А стрелять было еще нельзя, так как танки находились далеко.

За спиной со стеклянным звоном лопнул снаряд, у Игоря заложило уши. Кто-то закричал. Маленький красноармеец с санитарной сумкой пробежал мимо. Капитан Зеленов, будто опомнившись, закрыл рот, в упор посмотрел на Игоря, удивленно мигая: кто это? Потом, вспомнив, крикнул ему:

– Какого черта! Ложись! – больно ударил кулаком в плечо, спихнул в яму, вырытую на дне воронки.

Теперь Игорю видно было только одно орудие и трое красноармейцев. Наводчик в распахнутом ватнике, наклонив остриженную непокрытую голову, подкручивал какие-то колесики. Двое других, тоже без пилоток, в распоясанных гимнастерках, присели на корточки. На коленях у одного поблескивал новенький, желтый, будто покрытый лаком, снаряд.

Наводчик, выпрямившись, достал из-за уха заранее свернутую «козью ножку» и прикурил, чиркнув для верности сразу несколько спичек. Затянулся он всего раза четыре, но так глубоко и жадно, что самокрутка сократилась наполовину. Не оборачиваясь, протянул ее назад. «Козью ножку» взял тот боец, который сидел со снарядом. Он тоже затянулся быстро и жадно и передал товарищу.

Игорю захотелось курить, он полез в карман за папиросами и прозевал первый выстрел. Услышал только лопающийся звук. В метре от него стукнулась о мерзлую землю вылетевшая гильза, из нее пошел прозрачный кисловатый дымок.

Артиллеристы действовали так слаженно, будто составляли вместе с пушкой один механизм. Игорь настолько был восхищен их работой, что даже не думал о том, куда они стреляют. Размеренно лязгал затвор, пустые гильзы вылетали, как с конвейера, со звоном ударялись одна о другую. Несколько раз поблизости раздавался сильный треск, но Игорь не обращал на него внимания, потому что артиллеристы продолжали работать четко и быстро, а он с неослабевающим интересом следил за ними.

В щеку больно хлестнула мелкая земля. Игорь инстинктивно присел. Выстрелов пушки больше не было слышно. Стреляли и справа и слева, а его орудие молчало. Он высунулся из ямы. Пушка, откатившись на несколько метров, стояла теперь боком к нему. Наводчик, налегая плечом, старался развернуть орудие. Боец, подававший снаряды, лежал на спине, раскинув могучие руки. А второй красноармеец ворочался подле него. Пытался подняться, вставал на колени и снова падал.

Игорь выпрыгнул из ямы, схватил красноармейца сзади под мышки, чтобы помочь, но тот вскрикнул, тело его сразу обмякло и отяжелело. Игорь перевернул его. Из горла красноармейца тонкой струйкой била кровь, гимнастерка на груди была мокрой и черной.

Игоря оттолкнули. Он мешал наводчику и Зеленову, разворачивавшим орудие.

– Снаряды! Снаряды неси! – закричал Зеленов, глядя на него выпученными побелевшими глазами.

Игорь побежал по рыхлой земле, забыв про раненую ногу, не чувствуя боли. Свалился в воронку на вершине холма, вылез на четвереньках и на одну секунду увидел все поле боя. Собственно, увидел он только дым, стлавшийся черными полосами, клубившийся в одних местах, в других – столбом восходивший к небу. В дыму суетились человеческие фигурки, вспыхивало пламя, смутно вырисовывались несколько громоздких движущихся силуэтов.

Тут же, около воронки, Игорь наткнулся на подносчика снарядов. Красноармеец полз боком, подтягивая за собой тяжелый ящик. Глаза его были полузакрыты, левая нога оторвана выше щиколотки, кровяная култышка с торчащей костью облеплена грязью.

Игорь подхватил ящик и побежал обратно. Возле орудия он увидел только одного наводчика. Щит пушки был покорежен, отогнут назад. Наводчик, склонившись, смотрел через ствол, мотая левой рукой, разбрызгивая капли крови с раздробленных пальцев. Игорь хотел спросить, где капитан Зеленов, но наводчик, обернувшись оскаленным лицом, закричал пронзительно и плаксиво:

– Дава-а-а-й!

Игорь неумело ткнул в казенник длинный скользкий снаряд. Наводчик отскочил в сторону и дернул за шнур.

Они выстрелили четыре или пять раз, но Игорь не успел увидеть, куда же они бьют. Надо было поднести снаряд, зарядить и скорей тащить новый. Наводчик, хоть и действовал одной рукой, управлялся быстро, целясь прямо через ствол, потому что прицельное приспособление было разбито.

У них осталось еще несколько снарядов, но они больше не знали, куда стрелять. Впереди, в дыму, не видно было никакого движения, только около окопов перебегали пехотинцы. Ближе, чем окопы, метрах в ста от орудия, стоял немецкий танк, накренившийся на один бок. Танк догорал. Из люка его, из жалюзи, из смотровых щелей текли слабые струйки дыма.

Наводчик опустился на землю. Прислонившись спиной к лафету, покачивал левую руку, поддерживая ее правой. С пальцев падали на колено черные капли крови. Игорь разорвал индивидуальный пакет, наклонился.

– Перевяжу давай.

– Потом. Командира посмотри, – кивнул артиллерист на торчавшие из воронки ноги.

По галифе и сапогам, вымазанным желтой глиной, Игорь узнал Зеленова, хотя лицо его было засыпано землей. Капитан лежал на краю воронки головой вниз, неестественно изогнувшись, будто переломленный в пояснице. Игорь огреб землю с его лица, отдернул руку, коснувшись холодных и влажных губ. Долго слушал сердце, надеясь уловить хотя бы слабый звук.