В Можайске, который считался еще тыловым городом, раздавалась винтовочная стрельба. Горело несколько домов. На изрытой воронками дороге валялось много убитых лошадей. Улицы совершенно пустынны, не у кого было спросить, как ехать дальше.

На окраине Игорь увидел красноармейцев, человек двадцать. Они лежали в кювете и стреляли куда-то в поле. Гиви затормозил. Позади машины на кирпичной стене дома вспыхнуло вдруг пламя; сверкнул, как молния, огненный шар и погас, задушенный серым дымом. Ветер разом смахнул дым в сторону, обнажив закопченные, треснувшие кирпичи. С жалобным звоном сыпались оконные стекла. По кузову автобуса застучали осколки.

Молодой сержант с мокрым от пота лицом подбежал к машине; тыча автоматом в открытую дверь кабины, закричал на шофера:

– Ты что, опупел? Немца не видишь?

– Не вижу, – сказал Гиви, вытягивая шею. – Покажи, пожалста.

– Вот он покажет тебе: мину в рот! Посторонись. – Игорь отодвинул шофера, спросил сержанта. – Где штаб тридцать второй дивизии?

– Вчера в лесочке стоял за деревней Кукарино, а сегодня не знаю… В объезд гоните, товарищ политрук, тут не проскочить.

Выехали за город. Винтовочной стрельбы не стало слышно, зато теперь явственно громыхали пушки впереди и слева. На дороге несколько раз попадались легкораненые. Но шли они не на восток, к Можайску, а туда, куда направлялся Игорь.

Лес западнее деревни Кукарино весь искалечен бомбами. Образовались целые просеки, будто пропахали здесь гигантским плугом, вывернув землю вместе с деревьями. На опушке стояли два сгоревших немецких танка с открытыми люками. Тут же, сваленные в кучу, лежали убитые фашисты. Куча прикрыта была сверху шинелями, из-под которых торчали руки и ноги.

В глубине леса возле землянок грузили на подводы катушки с телефонными проводами, папки с бумагами и патронные ящики. Штаб перебирался в другое место. Майор в длинной кавалерийской шинели, к которому обратился Игорь, был очень удивлен, узнав, что машина прибыла из Москвы. В штаб поступило сообщение: немцы вошли в Можайск и держат под огнем дорогу.

– Ну, повезло вам, – качнул головой майор. – Удачно вы проскочили.

Часть газет Игорь выгрузил из кузова, роздал командирам и красноармейцам. Теперь надо было ехать дальше, разыскать кого-нибудь из работников политотдела. Майор сказал, что комиссар дивизии находится, вероятно, в Семеновском и попросил Игоря на обратном пути забрать раненых в артиллерийском дивизионе капитана Зеленова. Раненых там скопилось много, а транспорта нет.

– Ладно, – пообещал Игорь. – Возьму, сколько смогу.

Гиви осторожно повел машину по лесной дороге, объезжая подваленные деревья. Гул артиллерийской канонады слышался теперь со всех сторон, но Игоря не тревожило это. Он только что видел, как в штабе командиры и красноармейцы спокойно делают свои дела. А они здесь не первый день. И если их не тревожит стрельба вокруг, то, значит, так и надо.

Игорь не понимал, что эти люди были спокойны не потому, что им не угрожала опасность, а потому, что привыкли к ней и старались не обращать внимания. Они знали, что путь на восток уже отрезан. Утром они отбили атаку прорвавшихся к штабу танков. Но они знали также и то, что здесь, в тылу, им гораздо легче, чем тем, кто находится на переднем крае…

Семеновское обстреливала немецкая артиллерия. Снаряды падали вразброс, то в одном, то в другом конце деревни. Дальше, возле горизонта, очень низко проплывали самолеты. Тяжкие взрывы бомб сотрясали землю.

Гиви на всякий случай поставил машину впритирку к стене бревенчатого дома. Игорь подошел к глубокой воронке, в которой сидели на подмерзших комьях красноармейцы, все с черными, покрытыми копотью, лицами. Некоторые дремали. Трое, передавая друг другу деревянную ложку, по очереди черпали из котелка кашу. Все они были ранены, но, вероятно, легко. При виде политрука встали, поднялись даже дремавшие.

Старший из них, ефрейтор в кургузой шинели, топорщившейся от гранат, засунутых в карманы шаровар, доложил, что бойцы отдыхают.

– Это вас нужно отвезти в госпиталь? – спросил Игорь.

Ефрейтор недоумевающе посмотрел на него, на красноармейцев, пожал плечами и засмеялся.

– Нет, товарищ младший политрук, ошибка вышла. Мы тут в резерве. На случай, если танки с Новой Деревни сюда повернут, – показал он на дорогу, по которой только что ехал Игорь.

– Я из Кукарина и никого не встретил.

– Да немцы еще утром между Семеновским и Кукарином на север прошли. И пехота и танки.

– А ничего, – сказал красноармеец с ложкой. – Они прошли, а наши тут все равно и ходят и ездят. Их небось побили уже в Новой Деревне-то.

– Скажешь – побили. А чего тогда стреляют?

– Это вовсе под Криушино стреляют.

Игорь вспомнил, что видел в пути следы гусениц, пересекавшие дорогу. И совсем не подумал тогда, что это немцы и что он может столкнуться с ними.

– Тут, товарищ младший политрук, фрицы сейчас везде разползлись, как клопы по ковру, – сказал ефрейтор. – В деревнях наши сидят, а по лесочкам – ихние автоматчики. Во как… А за ранеными это вам в Шевардино ехать надо.

– Туда немыслимо, – опять вставил свое боец с ложкой. – Все простреливается. И, может, уже немцы там… А раненых возле высотки много, где батарея стоит.

– Вот мне к артиллеристам и надо. Далеко это?

– Рядом совсем, – ответил ефрейтор. – Только не проехать: место открытое.

– А он по полю. Снаряды же возят.

– Ты вот говорун большой, – рассердился ефрейтор на бойца с ложкой. – Раз ты такой знаток, проводи товарища политрука.

Шофер Гиви притащил в воронку пачку газет. Красноармейцы сразу разобрали их. А Игорь и сопровождающий его боец пошли по тропинке через мелкий кустарник.

Командира артиллерийского дивизиона калитана Зеленова они нашли на невысоком холме. Капитал говорил с кем-то по телефону, махнул Игорю рукой: подожди. Лицо капитана покрыто ссадинами. Полы шинели подоткнуты под ремень. Синие галифе и сапоги с высокими голенищами вымазаны желтой глиной.

Игорь осмотрелся. Он узнал это место. Это была как раз та возвышенность, на которой во время Бородинского сражения находилась знаменитая батарея Раевского. Он даже помнил, что здесь стояло тогда десять пушек. И теперь тут стояли орудия в земляных двориках: и на самой возвышенности, и по обе стороны от нее. Впереди тянулась ломаная линия окопов, занятых пехотинцами.

Везде уже лежал небольшой снег, а холм и полоса земли оправа и ошва от него были совсем черными. Виднелось множество воронок, больших и малых, а пространство между ними было засыпано комьями и мелкой земляной крошкой. И поле перед возвышенностью тоже почти все черное, изрыто ямами, вдоль и поперек исполосовано следами гусениц.

Еще увидел Игорь обелиск, поставленный в честь солдат сражавшегося здесь Измайловского лейб-гвардейского полка. А неподалеку от обелиска, один возле другого, будто выстроенные, стояли подбитые танки. Было еще много танков, и совсем развалившихся и почти целых, но эти особенно бросались в глаза, потому что стояли скопом.

На холме красноармейцы лопатами заравнивали площадку, возились около своих пушек. Подносчики раскладывали возле орудий снаряды. У всех бойцов усталый вид. Не верилось, что эта горстка людей и несколько пушек как раз и есть та воинская часть, которая громко именуется артиллерийским дивизионом.

– Воздух! – выкрикнул кто-то.

Игорь вздрогнул. Им сразу же завладело одно желание: поскорей укрыться, спрятаться в безопасном месте. Но уходить с холма было неловко: сочли бы за трусость.

Вместе с бойцами он спрыгнул в глубокую щель. Нагнув голову, чтобы никто не видел его лица, он смотрел на ноги, считал мысленно, для успокоения: один, два, три…

Самолет, спикировав, пронесся очень низко, заглушив ревом мотора свист бомб. Взрывы ахнули неожиданно, трескуче и гулко.

Игоря подбросило. Сверху прошелестела взрывная волна, наполз дым. Над щелью тенью промелькнул следующий самолет, снова раздался грохот.

Потом немцы начали бросать мелкие бомбы с сиренами. Это было еще страшнее. Вой стремительно нарастал, и казалось, что бомба летит прямо в тебя…