На следующий день немцы покинули город. Они все сразу ушли на Тулу, не оставив в Одуеве ни машин, ни повозок. Только по шоссе изредка проезжали грузовики. Булгаковы, еще не веря, что все обошлось благополучно, просидели в комнатушке до темноты. Только ночью, тщательно завесив окна, они зажгли свет и принялись за уборку. Комнаты были захламлены. На полу валялись коробки из-под сигарет с яркими этикетками, пробки, консервные банки, какие-то остро пахнущие масляные тряпки. В книжном шкафу выдавлено стекло, два стула разломаны.

Григорий Дмитриевич вылез из чулана постаревший, будто просидел там не трое суток, а десять лет. Взгляд у него растерянный и виноватый. Его бил озноб: продр0р в холодном помещении. Сразу полез на печку.

Женщины убирались долго, до тех пор, пока измотавшаяся за эти дни Марфа Ивановна заснула, присев к столу. Уронила на руки седую голову с жидкими, растрепанными волосами и захрапела негромко. Антонина Николаевна и Славка легко подняли ее, перенесли на кровать.

– Да погасите же свет, в конце концов, – раздраженно крикнул Григорий Дмитриевич.

Когда стало темно, он почувствовал себя спокойнее. Скоро в доме все угомонились, сделалось тихо. Только Григорий Дмитриевич до самого утра ворочался и вздыхал на печи.

Третий раз смерть прошла совсем рядом с Фридрихом Крумбахом и опять пощадила его. На Десне в его танк попала бутылка с горючей смесью, и еле-еле удалось сбить огонь на полном ходу, предотвратить взрыв боеприпасов. Возле Мценска в танк угодил русский снаряд. И вот теперь, в Одуеве, машина наскочила на мину, соскользнула с моста в реку, вода хлынула во все отверстия. К счастью, тут было мелко. Крумбах и унтер-офицер Леман успели выбраться через верхний люк. Оба были легко ранены. Пришлось ехать на перевязочный пункт в центр города.

Отдохнув за ночь, Крумбах и Леман вышли утром на шоссе, чтобы поймать попутную автомашину и догнать свой батальон. Возле них резко затормозил черный «оппель» с помятым кузовом. Распахнулась дверца. Крумбах вытянулся, увидев витой генеральский погон.

Из машины вылез генерал-полковник Гудериан, потоптался, разминая ноги. Лицо хмурое, тонкие губы плотно сжаты. Автомобиль его возле города завяз, пришлось сидеть два часа, ожидая, пока прилетит самолет, сбросит веревки для буксира и цепи для колес. Гудериан замерз и потерял попусту время.

На дорогах не было порядка. Взорванный мост восстановили только в полночь, график движения войск нарушился. Некоторые подразделения свернули с шоссе, чтобы найти обходный путь, и теперь блуждали неизвестно где. В Одуеве скопилось множество машин, которым надлежало по плану находиться уже в сорока километрах отсюда.

Гудериану требовался энергичный офицер. Узнав, что Крумбах остался без танка, генерал распорядился:

– Назначаю вас комендантом. В первую очередь пропустите все боевые машины. Никому не разрешайте засиживаться. Марш должен продолжаться и днем, и ночью… Свяжитесь с подполковником Либенштейном, от него получите приказ и инструкцию.

Говорил Гудериан так раздраженно, что Крумбах не решился возразить ни единым словом. Генерал сел в «оппель» и уехал столь же быстро, как и появился. Крумбах посмотрел на Лемана. Унтер-офицер щурил хитрые глазки, остренькая, лисья мордочка его сияла.

– Ты доволен?

– Наконец-то мы отдохнем по-настоящему, мой командир.

Крумбах не знал, радоваться ему или огорчаться. Война приближалась к концу. Очень скоро танкисты войдут в Москву, и Фридриху тоже хотелось быть среди них. Но, с другой стороны, столицу большевиков намеревались захватить и в августе, и в сентябре, и в середине октября… Ко всему прочему Фридриху уже надоело испытывать судьбу. В их роте не осталось ни одного танкиста из тех, кто начинал войну от границы. Они с Леманом были последние…

Фридрих занял под комендатуру двухэтажный дом на центральной площади. Штаб 31-й пехотной дивизии выделил в его распоряжение двадцать четыре человека для сформирования комендантского взвода. Солдаты все были немолодые, из обозов и тыловых служб. Крумбах, увидев их, расстроился. Зато Леман был в восторге. На кой черт нужны им мальчишки, умеющие только стрелять и пить водку?! Им сейчас нужны сапожники, портные, столяры, повара.

– Теперь мы сумеем получить от этой войны все, что нам причитается, – сказал «пройдоха Куддель», потирая свои маленькие крепкие руки.

– Меня это не интересует, – предупредил обер-лейтенант.

– Конечно. Но ваш домашний адрес мне хорошо, известен, как и вкусы вашей жены.

Дел у Фридриха оказалось вначале совсем немного. Мост восстановили саперы, они же следили за состоянием дороги. Воинские части имели графики движения. Фридриху осталось только организовать охрану важных объектов и выставить регулировщиков.

Но вот прошли через Одуев последние колесные обозы пехотных дивизий, и наступила пора браться за новую, незнакомую работу. Нужно было установить в городе твердый порядок, взять на учет материальные ценности и создать местную власть.

Прежде всего требовалось довести до сведения жителей приказ командования. Леман, любивший веселые шутки, подсказал обер-лейтенанту, как сделать это с наибольшим эффектом.

Славка вычищал из дровяного сарая навоз, оставленный немецкими лошадьми. Несколько раз чудились ему какие-то странные звуки: то ли далекая музыка, то ли приглушенное пение. Выходил во двор – ничего не было. Только галки с криком носились вокруг колокольни Георгиевской церкви да в конце улицы осторожно тюкали топором – кололи дрова.

Потом он услышал музыку совсем явственно. Она приближалась. Славка сбегал домой, позвал мать и Ольгу.

Вскоре на улице появилась телега, разукрашенная, как для свадебного выезда. К дуге были прикреплены бумажные цветы, развевались голубые и красные ленты. На телеге сидели двое немцев и неизвестный жителям человек в черном пальто, кожаной кепке и грязных сапогах. Маленький остролицый немец придерживал старинный граммофон с широкой трубой.

разухабисто неслось из трубы. Немец смеялся, телега громыхала, песня выбрасывалась из железной глотки толчками; раздавался то рыкающий рев, то шипение и скрежетание.

Граммофон поперхнулся и умолк. Человек в кепке поднес ко рту руки и закричал сорванным хриплым голосом.

– Гражданы! Пришла германская власть! Красная Армия вся разбитая. Теперь везде будет полное спокойствие. Радуйтесь, гражданы! Сегодня в два часа на площади будут читать приказ! Чтобы от каждого дома был представитель слушать!

Все это человек выкрикивал на память, повторяя, видимо, в сотый раз. Потом вдруг потряс над головой кулаком и добавил со злобой, глядя на закрытые ставни.

– Ишь, сволочи! Ишь, попрятались!

Маленький немец успокаивающе похлопал его по плечу и протянул сигарету. Оба закурили. Телега поехала дальше.

снова загорланил, задребезжал граммофон.

– Боже мой! – воскликнула Антонина Николаевна. На глазах ее поблескивали слезы. – Боже мой! Какой отвратительный фарс!

– Они же нас за дикарей считают, – улыбнулась Ольга.

– Что же тут смешного? Ведь это страшно!

– Пусть считают. Им от этого хуже, – пожала плечами Ольга.

На площадь – слушать приказ – снарядили Славку. С мальчишки какой может быть спрос? К тому же он сам рвался в город, посмотреть на людей, поговорить с ребятами. Одели его как можно беднее. Напялили полуразвалившуюся отцовскую шапку, осевшую до самых бровей. Сапоги с обрезанными голенищами. Ватник весь из заплат, да и те с дырками.