двое старших сынов уже жили своими домами, – проследила за тем как управляется со

своей работой женская половина ее семьи. Жена младшего сына Ворона, Всемила,

отцеживала вываренный пригодный в пищу лишайник – как только он остынет, она

добавит в него размолотых грибов и получится вкусный и очень полезный студень.

Старшая дочь Бажена – всеми признанная красавица и умелица, – пекла оладьи из муки

чаполоти, одновременно поглядывая на запекавшуюся тут же рыбу. Младшая только

что подошла с полным подойником молока. Еще три невестки колотились с детьми,

загоняли в закут кур и скотину, словом управлялись с хозяйством.

Сыновей, живущих с ними под одной крышей, сейчас здесь не было: в вечерней

тишине хорошо было слышно тюканье их топоров – они у реки мастерили из сосны

лодку-долбленку.

Большуха удовлетворенно качнула головой и невольно оглянулась на лес – не

появится ее Ставр из-за кущи? Не мелькнет ли его веретьяной плащ среди деревьев?

Грустно на душе, не спокойно. Вот и за сына, Ратьшу, сердце болит, тревожится. Ратьша

тоже уже вернуться должен. Но напрасно она поглядывает на лес с немой душевной

просьбой к Макоши – видать еще не время им домой воротиться.

Пройдя по селищу, большуха, как старшая, внимательно осматривалась: все ли в

порядке, все ли сделано как должно – вернется Ставр, в первую очередь с нее спросит,

ежели, что не так будет. В семье при отсутствии мужа – старшая жена за все в ответе. А

10 Чекан – боевой топор.

31

огнище родовое – большая семья и большуха должна следить за порядком в

оставленном на ее попечении роду. Раньше бывало и большухам с другими женами не

редко за оружие браться приходилось, когда мужья-то с сынами в другом месте

воевали.

«Не приведи Род, и тут такому случиться», – вздохнула своим мыслям Ставриха.

Шла большуха к большому общественному погребу, выкопанному и устроенному уже

прочно, навсегда. Здесь будет храниться общий запас продовольствия на всю весь –

общину. Сейчас возле самого погреба лежали и бревна, приготовленные для клети. Там

зимой будут висеть подвешенные под потолок тушки сохатины, оленины, вепрятины и

другой дичины, которую охотники добудут после начала морозов. В погребе же уже

стоят бочки-дубленки с заквашенной черемшой и солеными грибами, прочим

продовольствием, а после первых заморозков там добавятся бочонки с квашеными

корнями рогоза и кувшинок. Рядом с клетью возвышается овин – там сушится запас

диких злаков.

Сейчас возле погреба были устроены коптильни, в которых готовились окорока и

ребра, убитого охотниками вепря да балык из белорыбицы. Ставрихе нужно было

проследить за тем, как приготовляются эти копчености.

Конечно, каждая семья сама обеспечивала себя пропитанием, а общие запасы

готовились в первую очередь для праздничных или обрядовых брячин – пиров – и на

тот непредвиденный случай, когда из-за каких-то несчастий та или иная семья теряла

кормильца, али еще по какой иной причине помощь требовалась. Так уж с издавна

повелось: и себя корми, и об родной веси не забывай, чтобы в случае чего на твои

запасы не навалилось еще с десяток дополнительных ртов.

Проходя мимо землянки Жизнобуда, большуха приостановилась поздороваться с его

женой – Истьмой.

- Здрава будь, Ставриха, – ответила на поклон Истьма. – Присядь-ко, испей узвару.

Горица славный узвар из костяники с малиной сделала.

Большуха прияла из рук Горицы ковш с узваром, от которого шел аромат свежих ягод и

меда.

- Благодарствую, милая, – поблагодарила она молодую женщину и, заметив как та

передвигается, молча переглянулась с Истьмой: верно ли поняла?

«Да, – одним взглядом подтвердила довольная Истьма ее догадку. – Счастье в доме:

тяжела Горица».

32

С улыбкой шла дальше большуха: Истьма была из ее рода. Когда-то давно умыкнули

их разом молодые Ставр и Жизнобуд из родного селища во время веселого гулянья. И

Воило был четвертым сыном Истьмы. За ним у нее рождались еще дети, но не все

выжили, остались только два сына-малолетки, да одиннадцатилетняя дочь – Лиска.

Большуха была родней Истьме и потому присутствовала при обрядах нарекания ее

детей.

Ставриха еще раз взглянула мельком на лес: где-то Ягу носит? В роду три будущие

роженицы. Кто же откроет им дорогу из Нави в Явь, если Яга не появится?

Неожиданно Ставриха увидела, как Ком заступил дорогу Липке, дочери пахаря

Честимила. Липка шла от родника с полными ведрами на коромысле, а Ком остановил

ее так, чтобы прикрыться от людей кустами малинника и не пропускал явно сердитую

на него девушку.

«Что удумал-то? – всполошилась Ставриха. – Знает же шельмец: Липка Суховею

рушники вышивает! Негоже девку-то с дороги сбивать. Да и молод больно Ком-то,

даром что вымахал словно ослоп11. Он даже посвящения еще не прошел, а туда же к

девкам его тянет, охальника. Как есть в отца - переметника».

Большуха было приостановилась, чтобы разобраться в чем там дело, но тут до нее

донесся чей-то крик:

- Тетка Ставриха! Скорей, тетка Ставриха, там большак пришел, Суховея привел …

израненного!

Зашлось сердце материнское: Суховей?! Израненный?! А как же Ратьша и остальная

дружина?!

Бросилась она вслед за мальцом, который вести принес, а тот все тараторил:

- Ставр-то Буриславович и шкуры приволок. Медвежью, большущую и лосиную.

Говорит лося-то Суховей добыл. Там они, у поруба. И тетка Вышатиха уже там.

Прибежала, – задыхалось чадушко от глупого восторга и быстрого бега.

***

- Липка, сходи-ко по воду, пока не стемнело! Да из родника принеси, не речной, –

приказала Задора – старшая жена ее отца.

Липа подхватила дубовые ведра и, повесив их на коромысло, отправилась по воду.

11 Ослоп – жердь.

33

Вечерняя заря на заходе окрасила небо красным всполохом, теплый воздух стоял

неподвижно, звенели над ухом комары. Далеко на востоке полыхали зарницы,

беззвучно и от того таинственно и страшно.

Девушка шла по утоптанной уже тропке к роднику, бьющему из-под камней в

глубоком провалье сразу за селищем. Овраг, поросший густым малинником,

тонкоствольной лещиной и колючим шиповником извилистой раной разрезал землю и

одним концом уходил в реку, другим терялся в лесу. Сейчас здесь было сумрачно и

тихо, все звуки людского поселения глохли, терялись, под сводами берез и ольхи,

росших по крутым склонам провалья.

Липка невольно поежилась и прибавила шагу: скоро ночь – пора нечисти и

неприкаянных духов. Внизу воздух был прохладным, наполненным устоявшимся

запахом влажной земли, гниющих листьев, грибов. Тропа, перевитая корнями, чернела

под ногами тонкой стежкой.

Юница споро сбежала по дорожке и стала торопливо набирать воду берестяным

черпаком, висевшим тут же на ветке лещины, оглядываясь и прислушиваясь к шорохам.

Внезапно в глубине леса раздался дробный бой дятла. Липка вздрогнула и вода,

выплеснувшись из ковша, замочила подол ее поневы.

Девушка досадливо сморщилась: мать задаст трепки, чтобы была аккуратней. Не

дело девке с мокрым-то подолом по селищу шастать – засмеют неумеху-то.

Набрав воды и, отряхнув подол вышитой поневы, Липка подняла тяжелые ведра на

плечо. Распрямила спину и легкой поступью, словно и не было на плечах тяжелого

груза, стала медленно подниматься наверх провалья. Принести наполненные до краев

ведра, не проронив ни капли, значит показать себя во всей красе. Носишь ведра

полными – рачительная хозяйка, не прольешь ни капли – старательная и умелая.

У самого верха вздохнула облегченно, сбрасывая страх и напряженность сумрачного

оврага, но тут же, почувствовав чье-то присутствие, оглянулась, свободной рукой нанеся