– Как пожелаешь, ангел. – Он целует меня в лоб. – Схожу в магазин. Все равно у нас закончился кофе.

Он уходит, а я еще долго сижу и смотрю на чертов телефонный номер, который держу в руке. От одной только мысли о звонке меня мутит. Приходится опустить голову между коленей и сосредоточиться на дыхании.

Наконец я собираюсь с силами и беру телефон. Дико нервничаю, пока набираю номер. Дважды бросаю на полпути и отключаюсь. На третий раз начинают идти гудки, и я уже готов положить трубку, когда она вдруг отвечает:

– Алло?

Я так перенервничал из-за самого звонка, что не придумал, что сказать, если она ответит. Чуть было не ляпнул «мама», но оказывается, мне не под силу не только признаться Заку в любви, но и назвать ее мамой. По имени тоже не получается. И я просто молчу.

– Алло? – повторяет она.

Секунда – и я кое-как вымучиваю из себя:

– Это Анжело.

Теперь растерялась уже она. Я слышу изумленный выдох, а потом:

– Анжело? Это на самом деле ты?

Дурацкий вопрос. Кто еще мог позвонить ей и назваться мной? Но все-таки отвечаю:

– Да, это на самом деле я.

– Ох, Анжело. – Она ударяется в слезы. Несколько секунд плачет. Я жду. Потом делает пару глубоких вдохов и говорит: – Я так рада, что ты позвонил! Я хочу, чтоб ты знал, как я сожалею о том дне у тебя дома. Я хотела, чтобы все прошло совершенно иначе.

– Да уж понятно.

– Я думала о тебе.

– Уж не знаю, зачем, после стольких-то лет.

– Анжело, я никогда не переставала о тебе думать. Я понимаю, ты мне не веришь, но, клянусь тебе, это правда. Я вспоминала тебя каждый божий день. – Новая пауза. Наверное, чтобы собраться с духом. Она продолжает, и ее голос теперь еле слышен. – У тебя нет детей, поэтому ты не знаешь, каково это, когда они зовут тебя по ночам, пока маленькие. После того, как я ушла, я стала просыпаться от ощущения, что ты зовешь меня. Не каждую ночь, но достаточно часто. Так продолжалось годы. А потом, когда однажды ночью мне в очередной раз показалось, что ты зовешь меня, я поняла… – Ей приходится на секунду остановиться. Она плачет навзрыд, и я изо всех сил стараюсь не разрыдаться за ней следом. – Я поняла, что прошло шесть лет. Что тебе двенадцать, и что ты, наверное, уже давным-давно не зовешь меня.

Я чувствую, что вот-вот сорвусь, и клянусь себе, что не дам этому случиться.

– Хватит!

– Анжело, я могла бы попробовать объяснить, почему ушла…

– Не надо!

– Я знаю, это было неправильно…

– Ты заткнешься, наконец, или нет? – Она ахает, как от пощечины, а мне, чтобы успокоиться, приходится вытереть глаза и сделать глубокий вдох, после чего я признаюсь ей – уже мягче: – Не хочу говорить об этом. – Потому что ну нафига? Какой смысл ворошить кучу дерьма двадцатилетней давности?

– Хорошо. – В ее голосе замешательство, но еще и капелька облегчения. И я могу понять, почему. – А о чем ты хотел бы поговорить?

Этот вопрос я обдумал заранее. И ответ на него знаю точно.

– О нас с Заком. – Потому что, если мы не договоримся, то можно попрощаться прямо сейчас.

– Хорошо, – говорит она неуверенно, почти вопросительно.

– Я не уйду от него.

– Анжело, я бы никогда об этом не попросила, но…

– Стоп, – говорю я, прерывая ее. – Дай мне закончить.

Секундная пауза, но потом она отвечает:

– Я слушаю.

– Я гей и изменить себя не могу. Вот и все. Хочешь получить шанс узнать меня? Тогда прими сперва, кто я есть. Второе. Я с Заком. И менять это тоже не собираюсь. Никогда. И я не стану выслушивать лекции о Боге или о том, что это грех. Ничего в таком духе. Так что ты должна принять решение прямо сейчас. Потому что больше эту тему я поднимать не буду. В момент, когда ты попытаешься убедить меня, что это неправильно – неважно, сейчас или через год, – я положу трубку и никогда больше не позвоню.

Очень долго она молчит. Так долго, что я начинаю думать, может, она отключилась, а я пропустил щелчок? Но потом она произносит:

– Можно сначала задать тебе один вопрос?

Я удивлен. И все-таки отвечаю:

– Наверное.

– Ты счастлив?

Это удивляет меня еще больше. Сам не знаю, чего я ждал, но точно не такого вопроса. Впрочем, мне не сложно ответить.

– Счастливей, чем когда бы то ни было.

– Это все, чего я хочу, Анжело – чтобы ты был счастлив. Сначала я была шокирована, немного расстроена, но если ты правда счастлив…

– Правда.

– …тогда я могу это принять.

С трудом верится. Честно говоря, я не ожидал, что она так быстро уступит.

– Ты уверена?

Но она без промедления отвечает:

– Я уверена.

Два крошечных слова, но они снимают с моих плеч огромную тяжесть.

– Вы с Заком теперь живете в Коде? – спрашивает она, и я чувствую, как она отчаянно пытается создать ощущение, что у нас все нормально. Каким бы ни было это «нормально» у матери с сыном, которые ни черта друг о друге не знают.

– Да.

– Тебе там нравится?

– Да. Здесь супер. – Неожиданно для себя я понимаю, что это чистая правда. – У нас тут друзья. Мэтт и Джаред. И семья Джареда. С ними кажется, будто и у меня есть семья. В кои-то веки. – Я слышу, как ее дыхание обрывается, и затыкаюсь, поняв, что сказал. – Я не хотел, чтоб оно прозвучало вот так.

– Это хорошо, – говорит она мягко. – Я рада за тебя, Анжело.

Воцаряется долгая тишина. Наверное, никто из нас не знает, что сказать дальше. Наконец она делает глубокий вдох, словно вновь собирается с духом, и говорит:

– Анжело, на Рождество у меня будет отпуск. Как ты считаешь, можно мне приехать повидаться с тобой?

– Нет! – восклицаю я резче, чем собирался. Слышу короткий икающий звук, точно она опять заплакала, и говорю, смягчив голос: – Не в этом году. Я не сказал «никогда». Но пока – нет.

– Хорошо. – Она еще шмыгает носом, но теперь в ее голосе есть надежда. – Может быть… – Она запинается, будто боится продолжить, но все-таки договаривает: – Может быть, тогда в следующем году?

– Вот в следующем году и решим, – говорю я.

– Можно, я буду звонить тебе?

У меня уже голова идет кругом. Я и так сделал гигантский шаг. Не уверен, способен ли зайти еще дальше.

– Не знаю. Я подумаю. Ладно?

– Ладно. – Ее голос уже не такой несчастный. – Анжело, мне так сильно хочется, чтобы мы попробовали опять стать семьей. Я знаю, что после стольких лет прошу слишком многого. Но что бы ты ни пожелал дать мне, я приму все.

– Пока не знаю, на что я готов прямо сейчас.

– Я понимаю.

– У меня такие вещи не особо хорошо получаются. Спроси хоть у Зака. – Я затыкаюсь. Сам не знаю, почему так сказал.

– Анжело, у тебя все получается просто чудесно.

– Да я даже не знаю, как к тебе обращаться.

Она опять молчит, потом произносит реально грустно:

– Ты не можешь называть меня мамой?

– Нет. – Знаю, ей больно это слышать, но тут уж ничего не поделаешь. Не могу я переломить себя.

– Тогда, может быть, Нитой?

– По имени тоже как-то неправильно.

– Тогда я не знаю, как, – неуверенно говорит она.

– Я тоже.

– Как тебе будет удобно, Анжело. Необязательно решать прямо сейчас.

– Ну да. Наверное, нет. – И в этот момент у меня вдруг возникает странное желание дать ей хоть что-то. Не могу объяснить, почему. – Может, я смогу позвонить на Рождество, – бормочу я. Так тихо, что и боюсь, и надеюсь, что она меня не услышит. Но она слышит.

– Это было бы замечательно! – восклицает она и опять плачет, еще сильнее, чем раньше, но теперь я слышу в ее слезах улыбку. Я слышу, сколько счастья подарили ей мои слова. И не понимаю, что чувствую. Радость, облегчение? Или обиду и злость? Во мне бушует столько эмоций, что ни разобраться в них, ни совладать с ними невозможно. Я будто тону, и мне нужно что-нибудь, за что можно уцепиться. Что угодно.

Нет. Не просто что угодно. Мне нужен Зак.

Внезапно больше всего на свете мне хочется, чтобы он оказался рядом. Я хочу позвонить ему на сотовый и позвать его обратно домой. Потому что, пусть он и сказал, что пошел за кофе, я знаю, что он будет бродить по магазину всю чертову ночь, лишь бы дать мне необходимое время. И эта мысль вызывает у меня улыбку.