Александра Арапова писала о своей тетушке Александре Николаевне и о свадьбе своей двоюродной сестры: «…Уже в сорокалетием возрасте вы-шедши замуж за Австрийца и поселившись в Вене, она не только оставалась верна своей религии, но даже настояла, чтобы ея единственная дочь была крещена в православии. Существование там русской церкви давало ей возможность удовлетворить свои духовныя потребности.
Так продолжалось более двадцати лет.
Затем ея дочь была помолвлена за брата владетельнаго герцога Ольденбургскаго, Элимара, но, в виду противодействия его семьи и родства с нашим Императорским Домом, отец Раевский, не желая навлекать на себя неприятностей, категорически отказался венчать их сам и даже не допустил брака в посольской церкви.
Свадьба тем не менее состоялась там же, но в греческой.
Этого поступка было достаточно, чтобы тетушка с ним рассорилась на век и порвала всякие сношения с русским причтом»{1038}/
От этого брака было двое детей: дочь Фридерика (или по-домашнему — «Фреда»), умершая в 24 года от туберкулеза, и сын Александр, имевший четверых детей и проживший 54 года.
20 июня 1876 года. Шинцнах.
Из дневника Александра Васильевича Никитенко:
«…Проходя под колоннадой кургауза, я часто встречаю человека, наружность которого меня постоянно поражает своей крайней непривлекательностью. Во всей фигуре его что-то наглое и высокомерное. На днях, когда мы гуляли с нашей милой знакомой М. А. С. и этот человек нам снова встретился, она сказала: „Знаете, кто это? Мне вчера его представили, и он сам мне следующим образом отрекомендовался: „барон Геккерен (Дантес), который убил вашего поэта Пушкина“. И если бы вы видели, с каким самодовольством он это сказал, — прибавила М. А. С., — не могу вам передать, до чего он мне противен!“ И действительно, трудно себе вообразить что-либо противнее этого, некогда красивого, но теперь сильно помятого лица, с оттенком грубых страстей. Геккерен ярый бонапартист, благодаря чему и своей вообще дурной репутации, все здешние французы, — а они составляют большинство шинцнахских посетителей — его явно избегают и от него сторонятся. При Наполеоне III (Луи-Наполеон (1808–1873) — сын Луи-Бонапарта, с 1852 по 1870 г. правил Францией. — Авт.) он был сенатором, но теперь лишен всякого значения. О его семейных обстоятельствах говорят очень дурно; поделом коту мука»{1039}.
Февраль 1877 года
А. А. Пушкин — брату Григорию.
«Не знаю, был ли ты в Петербурге и видел ли ты бедного Петра Петровича, который очень плох, долго вряд ли он протянет, у него рак»{1040}.
6 мая 1877 года
Умер старый заслуженный генерал, любимый дедушка и отец, муж Натальи Николаевны — Петр Петрович Ланской. Его дочь Александра Петровна Арапова писала:
«…Отец пережил ее (Наталью Николаевну. — Авт.) на целых четырнадцать лет, но она ясно провидела глубокую, неизлечимую скорбь, ставшую его неразлучной спутницей до последняго дня его жизни. Сколько тихих слез воспоминания оросили за эти долгие годы ея дорогую могилу в Александро-Невской лавре, посещение которой стало его насущной потребностью!
Как часто, прощаясь со мной, отходя ко сну, он говаривал с облегченным вздохом: „Одним днем еще ближе к моей драгоценной Наташе!“»{1041}.
Согласно воле Ланского, его опустили в ту же могилу. Теперь они лежали рядом…
А на северной стороне черного гранитного саркофага на Лазаревском кладбище выгравировали:
Генералъ Адъютантъ Генералъ отъ Кавалерiи
ПЕТРЪ ПЕТРОВИЧЪ
ЛАНСКОЙ.
Род. 13 Марта 1799 г.
Сконч. 6 Мая 1877 г.
Еще три десятилетия назад, при жизни Натальи Николаевны, Петр Петрович отказался от почетного права быть похороненным в полковой церкви, и именно это сохранило его могилу до наших дней. Ибо в сентябре 1929 года, церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы лейб-гвардии Конного полка была уничтожена. (Архитектором церкви был Константин Андреевич Тон (1794–1881) — автор храма Христа Спасителя в Москве, возведенного в 1881 г.)
«Прослужив трем государям, Ланской всю жизнь ничего не просил себе или своим.
После его смерти старшая дочь обратилась к Императору Александру II с просьбой о принятии 2-х сыновей в Пажеский корпус в память заслуг деда, что тот час же милостиво было исполнено. При ее первой встрече с Государем, она стала его благодарить, но он прервал при первом слове: „Нет, мадам Арапова, это я Вас благодарю. Благодаря Вам, я могу сделать эту единственную безделицу в память о моем достойном и верном Ланском. Я желал бы, чтобы он мог гордиться своими внуками“»{1042}.
Запись в послужном списке внуков Ланского — Петра и Андрея Араповых, гласила: «Зачислен в пажи к Высочайшему двору 16.VI.1878».
Сердечность, уважение и постоянная тревога о близких людях были отличительной чертой выросших в любви и взаимопонимании детях Пушкина и Ланского. «Мы любили нашу мать, чтили память отца и уважали Ланского»{1043}, — вспоминал старший сын Поэта.
6 августа 1877 года
Средняя дочь Ланского — Софья, родила мужу, полковнику Кавалергардского полка Николаю Николаевичу Шипову, 4-го ребенка — дочь Марию. Но о ее рождении Петр Петрович уже не узнал…
13 октября 1877 года
Муж Марии Александровны — генерал-майор Леонид Николаевич Гартунг, несправедливо обвиненный в мошенничестве, в зале суда покончил жизнь самоубийством.
56-летний Федор Достоевский, потрясенный этим происшествием, записал в «Дневнике писателя…», что Гартунг, не дожидаясь вынесения приговора, «выйдя в другую комнату… сел к столу и схватил обеими руками свою бедную голову; затем вдруг раздался выстрел: он умертвил себя принесенным с собою и заряженным заранее револьвером, ударом в сердце»{1044}.
«При покойном нашли записку следующего содержания: „Клянусь всемогущим богом, я ничего не похитил по настоящему делу. Прощаю своих врагов“, — писал корреспондент газеты „Московские ведомости“. — Похороны генерала Гартунга состоялись при громадном стечении публики. Ему были оказаны большие воинские почести. Тело покойного было перенесено из здания Коннозаводства на Поварской в церковь. На панихиде присутствовала вдова Гартунга, его старушка-мать, родные и близкие, высшие военные и гражданские чины во главе с московским губернатором, и многие другие. Из церкви гроб несли на руках через всю Москву. За ним следовали погребальная колесница, его конь, покрытый траурной попоной, далее большая процессия экипажей и батальон местных войск с оркестром. Похороны состоялись на кладбище Симонова монастыря»{1045}.
«Вся Москва была возмущена исходом гартунского дела. Московская знать на руках переносила тело Гартунга в церковь, твердо убежденная в его невиновности. Да и высшее правительство не верило в его виновность, не отрешая его от должности, которую он занимал и будучи под судом. Владелец дома, где жил прокурор, который благодаря страстной речи считался главным виновником гибели Гартунга, Н. П. Шипов (свекор Софьи Петровны Шиповой. — Авт.) приказал ему немедленно выехать из своего дома на Лубянке, не желая иметь, как он выразился, у себя убийц. Последствия оправдали всеобщую уверенность в невиновности Гартунга. Один из родственников Занфтлебене был вскоре объявлен несостоятельным должником, да еще злостным, и он-то и оказался виновником гибели невинного Гартунга»{1046}, — вспоминал позднее князь Д. Д. Оболенский.
