Друзья великана были в курсе преследований и поклялись защищать могилу Чарльза… Но они не знали, что Хантер ещё до похорон подкупил работника кладбища, и вместо тела О’Брайна в гробу похоронили камни.

Сейчас скелет бедняги выставлен на всеобщее обозрение в музее Королевского колледжа хирургии. От этого меня бросало в дрожь.

Ещё Фогель много рассказал про евгенику. С жаром доказывал, что это наука будущего и без неё человечеству сложно будет выжить. И при этом капитан ненавидел доктора Менгеле, который, по его мнению, своими бесчеловечными опытами поставил на евгенике крест.

Немцы недолго жили обособленно — все-таки без женщин здоровые мужчины не могут. Через несколько лет на островах появились мулаты, бодро говорящие на немецком. Время продолжало неуклонно идти вперёд. Вместе с ним расширялась моя пещера. Я чувствовал, что нужно уходить все дальше, потому что цивилизация растет быстрее меня.

И действительно, вскоре корабли стали проходить мимо наших островов почти каждый день. Какие-то причаливали, экипажи общались с жителями. Но теперь я настрого запретил что-либо рассказывать обо мне.

Наконец пришло время, когда впервые люди начали покидать острова. Многие из первого подросшего поколения полунегров, полуарийецев уплыли искать лучшей жизни. С ними уехал и Фогель. Вот по кому я скучал больше всего. Мои опасения, что он решит последовать примеру Джона Хантера, не оправдались, чему я был несказанно рад. Представляю, чего ему стоило сдерживаться!

Случайно узнал, что наш крохотный архипелаг является частью британских колоний. Видимо из-за близости Сьерра-Леоне. Впрочем, это никак не мешало до поры до времени. В 1968 году я впервые узнал, что такое самолёт. Маленькое одномоторный аппарат приводнился прямо у берега. И нет таких слов, что сумели бы показать степень моего удивления и восторга. А те, что были, я безжалостно вымарал, как слишком плоские и банальные. Хорошо, что тогда не знал, что люди уже летают в космос.

Ещё большее я обрадовался, когда узнал, что это прилетел Фогель! Но не только ностальгия заставила его вернуться. Сьерра-Леона ещё семь лет назад получила независимость и теперь утонула в череде государственных переворотов. Но самым важным для нас оказалось то, что власти новоявленной республики вспомнили о существовании наших островов и решили, что они тоже должны войти в состав страны. Я не видел в этом ничего плохого, пока бывший капитан кригсмарине не объяснил, что президент отправляет сюда армейский отряд. Фогель, сколько смог, привез с собой оружия, но этого было мало. В ход пошли скудные запасы с эсминца, а я достал свою старенькую «Энфилд». Правда, оказалось, что пальцы мои так увеличились, что я не смог бы надавить на спусковой крючок. И тем лучше, что первое сражение нашего маленького ополчения не состоялось — в Сьерра-Леоне снова произошёл переворот, и про нас забыли.

Фогель же остался с нами на год, сказав, что он тут находится в экспедиции от университета. Да, он снова читал лекции по антропологии. Только теперь не в Веймаре, а во Франкфурте. Он рассказал, как, основываясь на моем рассказе, пытался отыскать данные обо мне в американских архивах, но вместо этого нашел там историю парня по имени Мартен Ван Бурен Батес. Его рост был 230 сантиметров, а весь — 200 килограмм. Он, как и я, воевал на стороне Конфедерации и на поле боя представлял из себя отличную мишень. Его ранили почти в каждом бою, в котором он участвовал, но все же Мартен выжил. И даже успешно женился на Анне Сван, рост которой так же превышал два метра. Первый их ребёнок весил свыше девяти килограммов! Но умер, не прожив и месяца. Второй новорождённый до сих пор считается самым крупным в мире — 12 килограмм. Он его жизнь тоже долго не продлилась.

Когда Фогель уехал, теперь уже навсегда, я снова оказался затворником в собственном доме. И, хотя, изменившийся мир интересовал меня чрезвычайно, я опасался, что заинтересую его куда больше.

В 1980 году к нам приплыла какая-то гуманитарная миссия, которая подарила жителям несколько дизельных генераторов. Так появилось электричество. Топливо для них стали возить на лодках из Либерии, не рискуя связываться с Сьерра-Леоне. Теперь я наконец смог работать в своем подземелье, разбирая многочисленные бумаги Фогеля. Я даже начал переписку с несколькими университетами от имени некоего нигерийского профессора. Чтоб отправить или получить письмо моим друзьям приходилось плавать на континент. Зато у меня появилась информация.

Со временем у нас появился телевизор — один на весь архипелаг. Его привезли наши бывшие жители. А потом появился компьютер и интернет.

Теперь я смог углубиться в поиск с головой. Истории о великанах потекли ко мне со всего света.

Мой рост тем временем превысил пять метров.

И я никогда не остановлюсь… На этот раз никто не повторил за мной «никогда». Наверное потому, что это не требовало подтверждения или злорадства. Когда-то окажется, что я уже не могу скрываться, меня будет слишком много. Десять метров, сто… километр? Или земля не выдержит меня раньше?

Господи, как же я боюсь этого… как я тогда я смогу прятаться? Что бы не стать объектом научных споров, исследований, насмешек и лицемерного сочувствия. Что бы остаться просто человеком, даже если природа против.

И моя тень на стене отчётливо произнесла:

«Никогда».

И нацарапала ногтем «Здесь был Кеннет Макаскилл»… рядом с кривыми древними изображениями динозавра и мамонта.

Они переглянулись, кивнули мне, словно приветствуя, и скрылись в камне.