В Сети есть ещё могучая запись с севастопольского концерта 2006 года, где Рыженко в канун своего пятидесятилетия при поддержке местной команды "Тургенев-band" исполняет аж 42 композиции, в том числе и из репертуара групп, в которых некогда принимал участие.

Загонять "Футбол" в стилево-маркетологические ограничения бесполезно, равно как и ограничивать ярлыками самого Сергея Рыженко. Можно найти некоторую перекличку с "Зоопарком" и, пожалуй, даже "ДК". "Большинство его песен представляли собой бытовые зарисовки, основными персонажами которых были рабочие парни с индустриальных окраин. В их "сером мире" "всё как всегда" - переполненный утренний транспорт, суета у заводской проходной, пиво после работы, извечная очередь за портвейном и драки в подворотнях. Иллюстрировали "гражданскую лирику" Рыженко ритмичные трехаккордные мелодии, приближавшиеся по своей подаче к сыроватому панк-року", - отметил А.Кушнир в "Ста магнитоальбомах советского рока".

В фундаментальном интервью Владимиру Марочкину ("Дверь в рокенрол") Рыженко признавался, как профессиональный скрипач стал панк-музыкантом:

"Панк тогда был иллюзией свободы. Потом ведь панк-рок я делал не в чистом виде, как, скажем, Свинья. Это была такая сценическая идея и одно из направлений шоу. Это было свежо, остро и, видимо, максимально отвечало моему естеству. Панк экстремален, он минимален в самовыражении, он не отметает даже твоё неумение играть, сочинять, а даже ставит это одним из условий игры: вот, как умеешь, так и давай, главное, чтобы это было честно".

"Футбол" являл собой автохтонный панк-проект, где герой в песнях и образах не копировал западных маргиналов, а действовал в предложенных обстоятельствах. Поэтому истории городского аутсайдера восьмидесятых интересны и по сей день. А порой и вполне актуальны. Сам же Сергей Рыженко, может быть, и не реализовавшись стопроцентно в сольных проявлениях, сохранил творческую автономию, признание поклонников и уважение коллег.

Галина Иванкина

9 января 2014 1

Общество

Виктор Попков: художник на фоне времени

"С нас почти исторический пишут портрет,

Только это, друзья, суета"

Из песни "Прощание с Братском".

В залах Галереи искусств Зураба Церетели проходит уникальная выставка - на этот раз в центре внимания оказался выдающийся художник-шестидесятник Виктор Попков. Его работы интересны современному зрителю прежде всего тем, что глядя на них, можно проследить не только и не столько судьбу мастера, но судьбу страны и - путь русской интеллигенции в XX столетии. Обычно вспоминают "Строителей Братска", "Шинель отца" и "Осенние дожди" - три знаковых и узнаваемых полотна. Однако начать мне хочется всё же с "Лоскутного одеяла" - с вещей и символов. На традиционном деревенском покрывале, сшитом из цветастых лоскутков, приколоты картинки, судя по всему из популярнейшего "Огонька" - фрагмент шедевра Джотто "Поцелуй Иуды", космический пейзаж и фотография братьев из клана Кеннеди.

Резоны и страхи, устремления и вкусы советского интеллигента-шестидесятника. Три сюжета на лоскутном одеяле. Итак, высокое искусство, но не затасканное, не Передвижники и античная классика, а - сложная и требовательная к зрителю эстетика Проторенессанса. Картины Джотто - это уже не скольжение взглядом, но сложное, иной раз, мучительное постижение. Космос, Гагарин, Вселенная - гордость! Мы тут - первые. И, наконец, Америка - вечное притяжение и отторжение. Улыбчивый парень Джон Кеннеди казался почти таким же "своим", как и "старик Хэм", Эрнст Хемингуэй. И всё это - на русском, деревенском, исконно-посконном фоне. Смыслы - разные, фон - един. Так, мальчики "от сохи", выучиваясь и обретая силу рифм, красок, цифр, становились типичными чеховскими интеллигентами с их терзаниями и утраченными надеждами на совершенствование мира. С метаниями от агрессивного атеизма до истовой веры в Бога.

Интересно - не понадобилось и трёх поколений гимназических учителей и театральных критиков, чтобы вставать вровень с теми, с природными, у которых дома весь Брокгауз и Эфрон. Виктор Попков как раз из очень простой семьи, с лоскутными одеялами, но он каким-то непостижимым образом сумел постичь печаль Эль-Греко и "малиновый звон" Лентулова. Но - обо всём по порядку

Итак, конец 1950-х - начало 1960-х - в советском искусстве появляется интересное явление под названием "суровый стиль". (Напомню, что одиозный и неоднозначный "социалистический реализм" включал в себя ряд направлений и ответвлений, ибо сам по себе являлся не стилем, но методом). Так вот, суровый стиль заявил о себе в эпоху Оттепели, на волне борьбы с украшательством и архитектурно-художественными излишествами. Говоря попросту, это был явный и ярый антипод помпезному Большому Стилю, Grand Maniere-у ушедшей сталинской эпохи, предпочитавшей безоблачные небеса-обманки, сияющие вершины, розоволицых колхозниц с формами Афродиты Каллипиги и белокурых Аполлонов с Уралмаша.

Труд представлялся как некое возвышенное действо, а первомайская демонстрация рисовалась похожей на Панафинейское шествие. Торжествующая солнечность и, как выяснилось, никакой правды.

Молодые живописцы решили сказать миру, что работа - это вовсе не подвиги Геракла в изображении восторженного неоклассика, но бессчётные тяготы и бытовые неудобства. Крайний Север - этохолод, прежде всего, а новые города в Сибири мало похожи на живописные панно для павильонов ВДНХ. Таким образом, на смену эстетизации или, как тогда говорили, "лакировке" действительности пришло нарочитое смакование трудностей. Возникла тема "романтики будней".

Небеса, затянутые снеговыми тучами, холод, камни, мужчины с хмурыми лицами и женщины с натруженными руками. Посмотрите на "Строителей Братска" Виктора Попкова - это жёсткие и весьма хмурые люди, которые явно не умеют говорить красивые слова на собраниях. Впрочем, красивую жизнь они тоже, скорее всего, никогда не видели, разве что в кино. Мастера "сурового стиля" жадно хотели правды и бежали от любой, пусть и очень привлекательной, фальши. Именно поэтому они изображали неказистых мужиков и баб, на лицах которых написана безмерная усталость. Точнее, усталость, смешанная с гордостью. Новые герои были без пафоса, без красивых жестов и античной стати. Но, собственно, в этом и заключается особый шарм того времени, когда все хотели простой и незамысловатой правды - о войне, о труде, о жизни. Да, романтика, но она должна быть именно суровой, романтикой преодоления, ибо, как пелось в песне:

"И снег, и ветер, и звёзд ночной полёт.

Меня мое сердце в тревожную даль зовёт".

В конце 1960-х у советской интеллигенции возникли новые идеалы - космическое грядущее стало представляться куда как менее интересным, чем далёкое прошлое. Так, на смену футуризма пришёл историзм, а молодые интеллектуалы деятельно занялись поисками национальных корней и своей, русской правды. Урбанистическая красота неоново-нейлоновых 1960-х полиняла и оказалась пустышкой. Народные истоки, крестьянская есенинская Русь, чеховские дачи-поместья, Болдинская осень Пушкина - вот что нетленно и вечно. Именно тогда появились писатели-деревенщики, почвенники, ставившие себе целью не только воспеть, но и защитить нашу Традицию.

Виктор Попков в эти годы с увлечённостью обращается к провинциально-деревенским сюжетам, впрочем, не выходя за рамки усвоенного "сурового стиля". Почти в иконописной манере художник изображает пожилых людей - чаще всего строгих старух-вдов. Собственно, у них он призывает учиться мудрости и терпению. На полотне "Вдовы" мы видим таких женщин, облачённых в несвойственные для их возраста красные одежды. Драматизм, тревожность картины смягчается фотографией Карла Маркса, которую хозяйка избы держит вместо иконы, да и "лампочка Ильича" смотрится тут настоящей лампадкой