Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Человек соотносит себя с вечностью, и поэтому он может пожертвовать собой. Государство - явление преходящее, временное. И поэтому действия государства должны основываться на законах временного существования. На политике, а не на морали. Одно государство не может приносить себя в жертву другому. Данилевский скажет: "Око за око, зуб за зуб, строгий бентамовский принцип утилитарности, то есть здоровое понятие пользы - вот закон внешней политики, закон отношения государства к государству".

Между тем руководители русского государства действуют часто не как политики, а как моральные люди, прибегая к государственному самопожертвованию. И забывают, что политику - политика, а народу - мораль. Для всякого разряда существ и явлений есть свой закон. Различные этносы, вошедшие в состав России, это не исторические народы. У них нет никакой политической жизни вне русского государства. Но этот факт пытается оспорить русская интеллигенция.

Интеллигенция

Данилевский не любит интеллигенцию. Во-первых, это результат чужеземной прививки, действо Петра, которое "произвело ублюдков самого гнилого свойства". Во-вторых, это полагание национального в качестве эмпирических пут для человека, помехи на пути его движения к общечеловеческому. Например, для Белинского человек вообще был выше конкретного человека. А чистая идея - значимее любой определенной идеи. Образованные люди России устремились к человеку вообще.  К чистому сознанию. Правда, славянофилы стоят особняком. Но над ними - всеобщий смех и глумление.

Например, 1878 год. Россия победила в войне с Турцией. Казалось бы, надо радоваться. А радоваться было нечему. Европа злилась. В ней господствовали антирусские настроения. На стороне Турции Европа буржуазная, католическая, демократическая и социалистическая. Но это полбеды. Беда в том, что у самих русских возникли сомнения в необходимости существования России, ее историческом бытии. Носителем этих сомнений стала интеллигенция. Мощным телом русской империи овладела хилая голова русской интеллигенции. "С этими сомнениями в сердце, - писал Данилевский, - исторически жить невозможно". Интеллигенция предрешила судьбу России. И Данилевский это понял.

В составе России были многие народности. Для того, чтобы войти в мировую культуру, им нужно было стать русскими, обрусеть. А поскольку "русское" (плохое) было постепенно замещено интеллигенцией на "европейское" (хорошее), постольку разным этносам теперь уже не было нужды в России. Им не нужно было делать себя русскими по нравам и обычаям.

Достаточно принять на себя общеевропейский облик, чтобы прикоснуться к плодам мировой культуры. Но европейское враждебно русскому. Оно усиливает отчужденность окраин России, тех, кого можно назвать инородцами. Иными словами, интеллигенция заразила сепаратизмом этносы России. Даже некоторые русские перестали осознавать себя русскими, выдавая себя за европейцев. Сепаратизмом заразилась Украина - наша малая Россия. Даже сибиряки начинают терять русскую идентичность.

Конечно, все истины односторонни. "Если бы этого не было, - говорит Данилевский, - то понятия всех людей о том, что им хорошо известно, должны бы быть тождественны". А они не тождественны. На всем лежит печать национального, единичного. Если общечеловеческое децентрируется, то национальное нельзя децентрировать. Европа вырабатывает не только идею личности, но и средство нейтрализации этой идеи: диалог. Признание другого. Там, где у европейцев действует диалог, у русских работает дисциплинированный энтузиазм.

Воля

Дисциплинированный энтузиазм - это управляемый аффект, упорядоченная эмоция, являющая себя в том, что русские называют волей. У нас воля - это не наслаждение, как у римлян, не богатство, как у англичан, и не латышское сопряжение воли с властью. Это свобода одного, неограниченная свободой другого.

Русский народ может быть приведен в состояние дисциплинированного энтузиазма не только идеей, но и формой, неделимой полнотой бытия. Дисциплинированный энтузиазм, согласно Данилевскому, "есть сила, которой мир давно уже или даже вовсе еще не видел". К примеру, разделение властей убивает органическую волю, возможность действия не по внешнему принуждению. Воля не абстрактна, она всегда конкретна, всегда чья-то. Право, отделенное от правды, разрушает возможность проявления дисциплинированного энтузиазма. Народное тело не слышит приказа разделенной власти. Не подчиняется ему. И наоборот. Голова не внемлет импульсам тела, и оно сотрясается в конвульсиях. Запутывается в аффектах и страстях. И как в том, так и в другом случаях для людей нет дела, захватывающего душу полностью. Без остатка.

БирюлЁво. Метаморфозы русских

У русских происходит все не так, как в Европе. Там у них, сцепление культурных форм. И они живут этим сцеплением. У нас, как в Бирюлево, недисциплинированный энтузиазм русских оборачивается серией спонтанных микровзрывов, за которыми не следует изменение порядков. Русские так и не научились отстаивать свои национальные и личные интересы, ибо в них мы все еще не видим ни внутренней правды, ни внутренней правоты. Мы стыдимся сказать то, что мы думаем: русская земля принадлежит одним только русским, и нет в ней никакой нерусской земли. Власть, которая этого не понимает, не имеет шансов надолго укорениться в народе. Россия не может быть сильным государством, не может быть империей, если русский этнос будет в ней слабеть, а нерусский усиливаться. Нас погубит не Америка и не Китай, нас погубит миграция и демография. Например, с 1991 года по 2013 год доля русских сократилась в кавказских республиках в 5 раз, в Туве - в 2 раза. А русские - это, как говорил Достоевский, "ствол нашей цивилизации". Никто не хочет знать, как себя чувствует этот "ствол" сегодня в так называемых национальных республиках.

В России культурные содержания не работают за человека. У нас все случается изнутри, в душе, с захватом смыслов того, что тебя касается. И идет этот захват незримо для власти. Неслышно для прессы. Данилевский писал: "Когда же происходит время заменить старое новым на деле, эта замена совершается с изумительной быстротой, без видимой борьбы". Пришло время, и вот уже нет царя. И мы отказались от православия. Пришло время, и вот уже нет коммунизма. И мы отказались от идеологии. Мы теперь все буржуазные демократы.

Придет время, и нынешняя власть, как показало Бирюлево, исчезнет так же неожиданно, как она и появилась. Внешним образом эти метаморфозы не объяснить. Ибо они приобретают смысл сначала внутри нас тихо, незаметно. А потом уже обнаруживаются вовне, как антикультурный жест, как манифестация полноты органического.

Конституция в России - это фарс

Органическая полнота власти неделима. Эта ее неделимость выражена, по мысли Данилевского, в самодержавии. Делимость власти выражена в идеи множества соучредителей России, ее субъектов. Чем плоха эта идея? Тем, что она предает забвению одно простое правило: Россия существует для нерусских как пространство метафизического, политического и культурного мимезиса, подражания.

Конечно, власть самодержца можно ограничить. Можно ввести конституцию и парламент. Без сомнения, русский народ выполнял и будет выполнять всю предписанную ему внешнюю обрядность. Он будет выбирать депутатов, как выбирал своих старшин и голов, будет голосовать за партийные списки, но не будет придавать избранным иного смысла и значения, как только слуг царя, как исполнителей его воли. У нас парламент и конституция никакой иной опоры, кроме воли правителя, иметь не будут. Как же могут они ее ограничивать, если они на нее опираются. Данилевский скажет: "Русская конституция, русский парламент возможны только как мистификация, как комедия". Для того, чтобы они не были "комедией", нужно многое изменить в русском человеке. И не только политически, но и религиозно. Например, принять идею филиокве, то есть допустить, что Святой Дух исходит не только от Бога-отца, но и от Сына. И тогда, может быть, когда-нибудь и от парламента мы начнем ждать каких-нибудь судьбоносных решений. А так - одна мистификация власти, ибо мы знаем, что источник эманации власти - глава государства, а не парламент.

18
{"b":"285967","o":1}