— Да?

— Как они все поживают?

— Здесь?

— Везде.

— Прекрасно.

— Я рада.

— Если… если я начну спрашивать о каждом в отдельности, я заплачу, — сказала Сильвия.

— Не спрашивай.

— Я все еще думаю о них, хоть доктора говорят, что я не должна к вам возвращаться.

— Ну так и не думай!

— У кого-нибудь родился ребенок?

— Не спрашивай.

— Разве ты не сказал отцу, что у кого-то родился ребенок?

— Не спрашивай.

— У кого, Элиот?

— О господи, не спрашивай.

— Нет, скажи мне, прошу тебя.

— У Мэри Моди.

— Близнецы?

— Конечно. — Здесь обнаружилось, что Элиот не питает никаких иллюзий насчет людей, которым посвятил свою жизнь. — И, само собой, поджигатели. — В длинной истории семейства Моди без конца попадались то близнецы, то маньяки-поджигатели.

— Хорошенькие?

— Я их еще не видел. — С раздражением, без чего никогда не обходились его разговоры с Сильвией, Элиот добавил: — Они всегда хорошенькие.

— Ты уже послал им подарки?

— С чего ты взяла, что я их еще посылаю? — Речь шла о заведенном Элиотом обычае посылать каждому новорожденному в округе Розуотер акции ИБМ.

— Ты больше не делаешь им подарков?

— Да делаю, делаю, — сказал Элиот, и, казалось, все это надоело ему до смерти.

— Кажется, ты устал.

— Должно быть, линия плохо работает.

— Расскажи, что еще нового.

— Моя жена разводится со мной по медицинским соображениям.

— Разве нельзя перескочить через эту новость? — Вопрос Сильвии вовсе не был игривым, он звучал трагически, а о трагедиях говорить не положено.

— Прыг-скок, — ровным голосом отозвался Элиот.

Элиот пропустил глоток «Южной утехи», но не утешился. Он начал кашлять, и отец его закашлялся тоже.

Этот приступ кашля, когда отец и сын, сами того не зная, горестно вторили друг другу, слышен был не только Сильвии, но и Норману Мушари. Он удрал из гостиной и засел в кабинете сенатора у параллельного телефона. Мушари подслушивал, я уши его пылали.

— Ну что же, мне, наверно, пора прощаться, — виновато сказала Сильвия. По щекам у нее бежали слезы.

— Спроси у своего доктора.

— Передай… передай всем от меня привет.

— Передам, передам.

— Скажи, что я все время вижу их во сне.

— Они, безусловно, будут вне себя от счастья.

— Поздравь Мэри Моди с рождением близнецов.

— Поздравлю. Я их как раз завтра собираюсь крестить.

— Крестить?

Это было нечто новое.

Мушари завращал глазами.

— Я… я… не знала, что ты этим занимаешься, — осторожно сказала Сильвия.

Услышав страх в ее голосе, Мушари возликовал. Он решил, что Элиот совсем запутался в своих бреднях и скоро окончательно впадет в религиозное помешательство.

— Никак не мог от Мэри отделаться, — сказал Элиот. — Она настаивала, а кроме меня заняться этим делом некому.

— А! — Сильвия вздохнула с облегчением.

Мушари не огорчился. Пусть только Элиот окрестит близнецов — и у суда не будет сомнений, что он считает себя мессией.

— Я говорил ей, что при всем желания меня к верующим не причислишь, — продолжал Элиот.

И специальные защитные глушители в мозгу Мушари тут же сработали, он пропустил это заявление мимо ушей.

— Я ей сказал, что на небесах такое крещенье не зачтется, но она все равно требовала.

— Что же ты будешь делать? Как ты с этим справишься?

— Ну, не знаю. — Вопрос увлек Элиота, он на секунду воспрянул духом, отмахнулся от горьких мыслей. Легкая улыбка промелькнула на его губах. — Очевидно, пойду в се лачугу. Побрызгаю водой на младенцев я скажу: «Привет, малютки! Добро пожаловать на Землю. Она круглая, сырая и тесная. Жить вам на ней не больше ста лет. И от вас, малютки, требуется только одно: вы обязаны быть добрыми, черт побери!»

В этот вечер было решено, что через трое суток в ресторане «Синяя птица» в Индианаполисе состоится прощальная встреча Элиота и Сильвии. Крайне опасная затея для таких неустойчивых и так сильно любящих друг друга людей. Телефонный разговор, который привел к этому решению, закончился сумятицей, невнятным бормотаньем, шепотом и тихими, одинокими всхлипываниями.

— Не знаю, Элиот, нужно ли?

— Мне кажется, нужно.

— Нужно, — повторила она как эхо.

— Разве ты сама не чувствуешь, что нужно?..

— Чувствую.

— От жизни не спрячешься.

Сильвия тряхнула головой:

— Пропади пропадом эта любовь!

— Все будет хорошо. Я тебе обещаю.

— Я тоже.

— Я надену новый костюм.

— Нет, пожалуйста, не надо, не старайся ради меня.

— Тогда ради «Синей птицы».

— Спокойной ночи!

— Я люблю тебя, Сильвия. Спокойной ночи!

Молчание.

— Спокойной ночи, Элиот.

— Я люблю тебя.

— Спокойной ночи! Я очень боюсь. Спокойной ночи!

Норман Мушари, встревоженный подслушанным разговором, осторожно опустил трубку. В его планы никак не входило, чтобы Сильвия забеременела от Элиота. Будет Элиот признан сумасшедшим или нет, его ребенок все равно получит неоспоримое право контроля над Фондом. А Мушари мечтал, чтобы это право перешло — к троюродному брату Элиота, Фреду Розуотеру из Писконтита, в Род-Айленде.

Фред об этом не подозревал, он даже не знал толком, родственник он Розуотерам из Индианы или нет. А Розуотеры из Индианы услышали о Фреде только из-за дотошности Мак-Аллистера, Робжента, Рида и Мак-Ги, нанявших сыщика и эксперта по генеалогическим вопросам, чтобы выведать о ближайших родственниках Розуотеров. Папка документов о Фреде, хранившаяся в секретном архиве адвокатской фирмы, разбухла, как сам Фред, но расследование проводилось тайно. Фреду и в голову не приходило, что ему могут привалить богатство и слава.

И потому на другой день после того, как Элиот с Сильвией договорились о встрече, Фред склонен был считать себя ничем не лучше, а скорее даже хуже прочих — виды на будущее у него были неприглядные. Он вышел из писконтитской аптеки, зажмурился от солнца, трижды глубоко вздохнул, завернул по соседству в писконтитскую книжную лавку. Фред был тучен, он раздулся от кофе и отрастил себе живот на датском торте.

Бедняга Фред уныло проводил утренние часы, стараясь застраховать кого-нибудь, то в аптеке, где пили кофе богатые, то в книжной лавке, куда забегали выпить кофе бедные. Во всем городе один только Фред пил кофе и тут и там.

Фред пронес брюхо к стойке, где сидели столяр и двое водопроводчиков, лучезарно им улыбнулся. Он взгромоздился на табурет, и подушка под его огромным задом сплющилась как пастила.

— Кофе с датским, мистер Розуотер? — спросила не отличавшаяся аккуратностью девица-полудурок за стойкой.

— Кофе с датским — это неплохо! — с жаром сказал Фред. — Ей-богу, в такое утро кофе с датским совсем неплохо!

О Писконтите. Те, кто любил этот городок, сокращали его ласково — «Пискунок», те, кто не любил, — «Писунок». Имя Писконтит носил когда-то один индейский вождь.

Вождь ходил в переднике, питался, как в весь его народ, моллюсками, малиной и ягодами шиповника. Земледелие для Писконтита-вождя было новинкой. Как, впрочем, и вампум, уборы из перьев и лук со стрелами.

Самой приятной новинкой был алкоголь. Писконтит умер от запоя в 1638 году.

Прошло четыре тысячи лун, и теперь поселок, обессмертивший его имя, населяли две сотни баснословно богатых семей и тысяча семей захудалых, кормильцы которых тем ила иным путем обслуживали богачей.

Жили здесь почти все убого, ни умом, ни чуткостью, ни юмором, ни находчивостью не блистали — прозябали так же бездарно, как жители города Розуотер в штате Индиана. Доставшиеся в наследство миллионы не помогали. Искусство и науки — тоже.