Речка Тёмная с каждым днём всё обильнее пополнялась грязной водой, делалась мутной, пузырилась, по ней стремительным потоком нёсся валежник и всякий хлам. Слабенький деревянный просевший мостик, который связывал единственную до райцентра дорогу, не выдержал напора разбушевавшейся стихии, был разбит, разнесён по брёвнышку и утащен вниз по течению. Мужики протянули от берега до берега крепкий стальной трос, закрепили его, притащили и спустили на воду состоящее из двух железных спаренных лодок и прикреплённого сверху деревянного настила небольшое плавающее средство, прикрутили его скобой к тросу и назначили капитаном Пашку.

— Побудь, Паша, пока вода не спадёт. А там и мост наладим, — попросил его управляющий.

Пашка оценил такое доверие и ежедневно добросовестно перебирал трос, переправляя с берега на берег то пассажиров с автобуса и обратно, то почту, то кули с продуктами питания…

Часам к десяти утра он подходил, делал свою работу и после этого, обычно к двум, привязывал свой корабль цепью за дерево на берегу и мог быть свободен. Иногда задерживался, прохаживался недалеко, наблюдал за пернатой живностью, уже летевшей на север, и помышлял о ружьишке, видя, как по разливам садится утка.

В один такой солнечный день он узнал Полину. Она сошла с автобуса и вместе с двумя женщинами направилась к нему.

— Ну здравствуй, паромщик, — весело поприветствовала она. — Наслышана о твоих подвигах.

— С приездом, — вежливо отозвался он. — О каких?

— Ты, говорят, священником стал? — умильно прищурившись, медовым голосом спросила она.

— Вон ты о чём, — поняв, о чём речь, грустно усмехнулся он, призадумавшись. — Не думал, что так легко можно им стать. Священники-то вроде Богу служат, а я всего лишь дерьмо людское выгреб.

Он помог дотащить кое-какие вещи, крикнул: «Держитесь крепче!» — и переправил на тот берег.

— Надолго? — спросил он, когда Полина сошла с парома.

— Как получится, — пожала она плечами. — Ты всё там же живёшь?

— Там же.

— Не скучаешь?

— М-м… — соображал он, привязывая плавсредство. — Скучаю.

— А вечерами чем занимаешься?

— Да ничем, — откровенно признался он. — Книжки читаю.

— Какие?

— Всякие. Приходи, вместе почитаем.

— Может, и приду, — неопределённо ответила она. — Ты сейчас домой?

Пашка подтащил паром, покрепче затянул цепь.

— Домой, на сегодня всё.

— Пойдём, проводишь.

Она сунула ему пакет, взяла под руку, и, обходя лужи, они направились в деревню.

...Вскоре показался дом Степаныча.

— Вот они, тут как тут, — радостно всплеснула руками хозяйка. — Давайте проходите.

Она расцеловалась с внучкой.

— Паша, ну чего ты стоишь? Раздевайся, сейчас обедать будем.

В доме было натоплено, в кухне на плите пыхтела фляга. Маленький самогонный заводик работал исправно, производство было в самом разгаре.

— Баба, ну и запах, — поморщилась Полина, — хоть прикрой немного.

Дарья Петровна махнула рукой:

— Дед придёт, снимет.

— А где он?

— В бане.

Пашка вспомнил: сегодня суббота.

Он вошёл, сел на диван. Вскоре послышался громкий восторженный голос: «Долго не было!»— и на пороге, в кальсонах и с полотенцем на шее, возник распаренный Степаныч.

— Ну что, паромщик, никого ещё не утопил? — добродушно пожал он руку. — А то внучку больше не пущу с тобой.

— Не бойся, — с готовностью принял тот шутку. — За неё можешь не беспокоиться, доставлю в целости и сохранности.

Степаныч понимающе усмехнулся:

— Ну-ну.

Дарья Петровна расстелила простыню, и хозяин расслабленно прилёг на диван.

Следующим в баню отправили Пашку. Он от души напарился, натянул чистые дедовы трусы, которые хозяйка предусмотрительно сунула ему, чтоб не бегал за своими, подбросил в топку дров и, прикрыв голову полотенцем, скорым шагом направился в дом.

Настала очередь бабки с внучкой.

— Вы тут смотрите без нас, — строго-настрого наказала Петровна, поглядывая на деда, — чтоб ни капли мне.

— Ладно, иди, — как от назойливой мухи, отмахнулся тот, — учить будешь ещё…

Едва за ними хлопнула дверь, он тут же вскочил и с изрядной долей сарказма ткнул рукой на своё место:

— Прошу вас, святой отец.

Пашка отрицательно покачал головой.

Он уже привык к различным званиям церковного толка, которыми стали награждать его местные жители, особенно старушки, после того, как навёл в церкви порядок, и перестал обращать на это внимание. Одна бабуся, помнится, даже узелок с куриными яйцами притащила. Пришлось взять.

Когда дамы намылись, они с дедом были уже слегка навеселе и как ни в чём не бывало смотрели телевизор.

— Чего вы так долго? — якобы спохватился Степаныч, подымаясь. — Заждались уже.

Хозяйка обвела их опытным взглядом, но ничего не сказала. Полина улыбнулась во весь рот. Щёки её полыхали влажным румянцем, волосы на затылке были стянуты в узел.

Женщины уже передохнули в предбаннике, остыли, наговорились и сразу стали налаживать на стол. Полина порхала перед Пашкой, искоса посматривала на него и переглядывалась с бабушкой. Та, казалось, сосредоточилась на чём-то высоком, была строга и серьёзна.

Полина села рядом. Молча выпили по одной. Степаныч налил ещё.

— Что-то сидим как на похоронах, — невесело заметил он, протягивая руку за маринованными грибами. — Хоть скажите что-нибудь.

— Как ляпнешь чего не надо, — с негодованием поморщилась Дарья Петровна и повернулась к Полине. — А вот и скажу, — решительно заявила она. — Внучка наша учёбу заканчивает, хочет сюда приехать, деток учить. А там, может, и свои заведутся.

— От Петра, что ли? — встрял дед.

— Зачем от Петра? — спокойно пояснила Петровна, скользнув взглядом по Пашкиному лицу. — Здесь найдёт себе. Или у нас женихов нет?

— Есть, — прогудел Степаныч. — Ты, да я, да мы с тобой. Ты уж лучше прямо скажи, что хочешь их с Пашкой поженить. Чего тянуть-то?

Жених с невестой невозмутимо сидели, скромно устремив взоры на стол, и невинно жевали. Хозяева переглянулись.

— Дед, подлей-ка им, а не то уснут.

Пашка с готовностью поддержал хозяйку.

— Мы вот что думаем, Паша, — после недолгой паузы мягко продолжил дед. — Плохого о тебе мы ничего сказать не можем, это я тебе честно говорю, как на духу, только хорошее. Да любого спроси в деревне, все так скажут, — махнул он рукой.

— Да, да, — поддержала Петровна.

— Полина тоже хорошо к тебе относится, сам видишь, так что давайте сходитесь и живите. А там как Бог даст. Нравится тебе Полина?

Пашка посмотрел на неё. Заметив краем глаза его пристальный взгляд, Полина зарделась и на миг просияла ему своими глубокими карими очами. Да, она ему очень нравится!

Степаныч уловил важность момента и довольно усмехнулся:

— Вижу, вижу, — и поднял руку. — Ну и добро! Давайте выпьем за это!

...Сидели и смеялись довольно долго, почти до самого вечера. Уже и пить перестали. Давно уже спало напряжение, все расслабленно гоготали и говорили каждый о своём. Старики вспоминали прошедшие годы, молодые тоже, и рассуждали о будущем.

Пришло время, и Пашка засобирался.

— Проводи, — шепнула бабка Полине.

— Угу, — с готовностью согласилась та… и как ушла, так и пропала.

Да старики и не ждали, легли без неё, догадались, чем дело кончилось, ведь сами подбивали, — и в душе лишь тихонько молились: «Только бы всё сложилось…»

Бог молитву услышал.

Уже около месяца как молодые открыто жили вместе. Вся деревня знала об этом, но особо мозолить языки было не о чем, так как к Пашке здесь относились довольно доброжелательно, и народ воспринял это событие как само собой разумеющееся.

Полина готовилась к защите дипломной работы и большей частью просиживала за учебниками. Пашка раздобыл у Степаныча старенькую курковую двустволку и тоже допоздна задерживался на переправе.

Работы к этому времени прибавилось. Время большой воды подходило к концу, речка мелела, и вскоре готовились восстанавливать мост. Потихоньку подвозился строительный материал, складировался на берегу, Пашке дали напарника, и работали они посменно: днём были паромщиками, а ночами караулили это добро. Его уже оформили в лесхозе трактористом и начисляли зарплату. Вроде как с женой живёт.