И вот очередной сезон подходил к концу. Что делать дальше? Можно остаться здесь, зимовать, дождаться весны и опять проходить с рюкзаком за плечами до холодов. Но будет упущено время, за которое он мог бы уже обустроиться в Листвянке.

За несколько месяцев он заработал некоторую сумму денег, пока хватит. Надо домой съездить, родителей проведать — ждут, небось. Они давно уже привыкли к его разъездам и не противились этому, знали: придёт время, сын остепенится и заживёт как все. Ведь пора уже иметь семью, детей и всё остальное, что к этому прилагается.

Пашка их понимал и старался делать так, чтобы лишний раз не тревожить родителей. А женитьба… Где она, та единственная, чтобы раз и навсегда? Он вздохнул. Огляделся вокруг. Темнота — хоть глаз выколи. Бесшумно, как призрак, пролетела сова-сплюшка, села где-то рядом.

Звёздное небо дохнуло ветерком, зашумели верхушки деревьев, костёр усиленно заморгал, во всполохах огня беспокойно закачались тени. Понизу потянуло холодком. Пашка подложил в костёр два небольших сухих ствола, запахнул бушлат и в полудрёме привалился спиной к дереву…

...Утро выдалось морозное. Облака сизым дымом густо висели над лагерем, в воздухе парил крупный снег. Было тихо. Островерхие ели задумчиво тянулись к небу и покрывались постепенно белой пушистой шубой.

Братва, после торжественного ужина и загульной ночи, едва протерев глаза, пыталась отыскать остатки «горючего». Но тщетно. Бросив эту бесплодную затею, быстро нашли надёжных гонцов и снарядили их в Листвянку. Те, поёживаясь от такой погоды, невольно зароптали. В ответ суетливо замахали руками, посыпались упрёки в бессовестности, что кому-то «всё равно надо», и, не выдержав напора «обчества», гонцы сдались.

— Паша, зайди на минутку.

В дверях свежерубленой избушки, облюбованной начальством для себя, в наброшенном на плечи полушубке стоял начальник участка.

— Радуйся, — засмеялся он, встречая Пашку. — Сегодня вертолёт будет, полетишь на базу. Ты же тракторист?

Пашка кивнул.

— Вот и хорошо. Надо ёмкость под солярку притащить да две бочки масла. Сможешь?

Неожиданное поручение путало все дальнейшие планы. Не зная, что ответить, Пашка неуверенно пожал плечами:

— Не знаю. Надо подумать.

— Ну, надо так надо, — согласился тот и решительно шлёпнул ладошкой по крышке стола. — Давай лети на базу, там отдохнёшь и подумаешь.

Он чуть помолчал.

— Повезёшь не один, с напарником. В общем, мы на тебя надеемся. Да и бульдозер здесь нужен.

Пашка вышел.

Километров сто пятьдесят пилить придётся. Не так далеко. До Листвянки дорога не ахти какая, но имеется. На тракторе с прицепом сильно не разгонишься. Если не спеша, тихой сапой, дня за три-четыре можно доползти. Это если без приключений и поломок. А через речку Тёмная как переправляться? Наверняка брод имеется. А если зиму придётся встречать, до крепкого льда? Чёрт, что же делать? Может, плюнуть на всё, получить расчёт и остаться в Листвянке?

Не в силах разрешить сейчас этот вопрос, Пашка в раздумьях взглянул на небо: лёгкий ветерок набирал силу, тучи нестройными рядами неслись над макушками деревьев, освобождая воздушное пространство, в брешах между ними начала появляться синь неба, брызги солнца ослепительно прорывались на землю, радуя всё живое нарождающимся днём.

Пашка глубоко вздохнул и пошёл готовиться к отъезду. Там видно будет.

До базы летели минут тридцать. На борту, кроме Пашки и двоих лётчиков, находился ещё охотник с двумя лайками. Те лежали на брюхах посреди прохода, учащённо дышали и, высунув языки, с любопытством глядели на Пашку. Он протянул руку. Псы сомкнули рты и осторожно дали себя потрогать.

Вскоре показалась деревня. Небольшой таёжный посёлок, со школой, больницей и двумя магазинами (один продуктовый, другой промтоварный), скромно притулился на берегу речки, довольно широкой (однако камнем можно перебросить).

Вниз по руслу, повернув за крайние дома, берег круто поднимался, и, блеснув зеркалом студёной воды, речка исчезала за поворотом.

Местный аэропорт располагался тут же, наверху. Покружив немного, вертолёт сбавил обороты и мягко плюхнулся на бетонку. Пашка выпрыгнул наружу, с удовольствием разминая ноги. Мимо него, поджав хвосты и щурясь от шквального потока воздуха и снежного вихря, поднятых лопастями вертолёта, прошмыгнули собаки. Они подождали хозяина, и вся троица направилась в посёлок.

Подошли несколько человек с рюкзаками и чемоданами.

— Здорово, — протянул руку знакомый геолог.

Пашка помог загрузить несколько бочек с соляркой, какие-то тяжёлые ящики да штук пятьдесят буровых труб.

Вскоре работа была закончена, и вся эта братия со всем своим барахлом погрузилась на борт. Вертолёт прибавил газку, взвыл на всех парах, но оторваться от земли не смог, так как был перегружен.

Он немного постоял, поурчал и, разогнавшись, как самолёт, тяжело взмыл в воздух.

База была рядом с аэропортом. Два параллельно стоящих низкорослых щитовых барака являли собой одновременно контору, кухню, общежитие и другие полезные помещения. Особняком в стороне примостился двухквартирный брусовой дом, где жило начальство с семьями.

На задах Пашка заметил бульдозер без кабины и примерно кубов в восемь металлическую цистерну, установленную на сваренную из труб волокушу. Её-то, вероятно, и предстояло тащить. Покрутившись, направился в общежитие.

Внутри никого не было. Весь народ в основном находился на участках.

Откуда-то появился заспанный шофёр, молодой парень, указал на одну из комнат. Пашка разделся и проспал до вечера.

Проснулся от шума. Где-то надрывался магнитофон, слышались голоса. Чуткое Пашкино ухо уловило звонкий девичий смех. Сон сразу пропал. Он прыгнул в тапки и пошёл на голос.

В кухне за столом, в обнимку с двумя подругами, сидел шофёр. На столе — початая бутылка водки, варёная картошка, на плите скворчала рыба.

— А вот и вновь прибывший, — растянул он губастый рот. — Долго спишь.

И подмигнул, кивая на девчонок. Те, широко раскрыв глаза, радостно уставились на Пашку.

— Присаживайся.

Шофёр разлил всем водки.

— С приездом.

Махнули по одной, потом ещё, ещё… Девчонки смеялись, болтали, что-то шептали друг другу, недвусмысленно поглядывая на Пашку. Того натощак уже порядком развезло, он слегка осоловел и тоже откровенно ощупывал их своими маслеными глазами.

За разговорами и весёлым балагуром быстро и незаметно летело время. Наконец одна подруга наклонилась и что-то шепнула шофёру. Тот кивнул.

— Ну ладно, — важно сказал он, — пора разбегаться. Мы с Катей пойдём ко мне, а вы с Ритой к тебе.

Он шлёпнул Пашку по плечу, и они удалились.

— Ну что, пойдём, что ли? — нетерпеливо произнесла Рита, дёргая его за рукав.

Пашка повнимательней посмотрел на неё. Довольно симпатичная девчонка, лет двадцати пяти, хорошее, чистое, открытое лицо. Она неловко смотрела на него и растерянно моргала.

— Да ты не бойся, — с иронической улыбкой убедительно добавила она, — медичка я. Здесь в больнице медсестрой работаю.

Она подхватила его под руку и, укоризненно качая головой, повела в комнату.

Утром Пашка особо не спешил подниматься. Он долго ворочался с боку на бок, рассуждая, что имеет полное право бездельничать по крайней мере неделю. Отгулов накопилось предостаточно. Рита уже упорхнула к своим больным, и он сладостно потянулся, вспоминая прошедшую ночь.

После обеда он всё же решил зайти в кабинет начальника партии.

— Наконец-то, — недовольно встретил его тот. — Я уж думал сам к тебе наведаться. Как спалось?

— Хорошо.

— Для чего тебя сюда прислали, знаешь, — сразу приступил он к делу. — Сегодня должен прибыть напарник твой, Фролов. Знаком с ним? Вместе погоните трактор.

Пашка улыбнулся. С бывшим старателем Фроловым он знаком очень хорошо. Одно время они вместе попали на один участок и не вылезали оттуда до зимы. Тот никогда не раздевался и ходил постоянно в одной и той же робе — блестевшей от мазута телогрейке и таких же ватниках. Он так и спал, не раздеваясь, где придётся: летом — в тракторе, зимой — в каком-либо тёплом доступном месте найдёт укромный уголок, там и завалится. Была ли у него сменная одежда и куда он её девает — никто не знал. Неприхотливый к жизни человек.