— На выходные. До Нового года ещё неделя, надо успеть вернуться.

— Ну, проходи к столу.

Она сняла пальто.

— А это вот Пашка, знакомься.

— Полина, — вновь улыбнулась она.

— Паша.

— Садись, садись, — засуетился хозяин. — Дарья, иди посиди с нами.

Хозяйка тоже присела к столу.

Было видно, что старики очень рады приезду внучки. Они не сводили с неё глаз, всецело были заняты разговором и, казалось, не замечали Пашку. Полина едва успевала поворачиваться и отвечать на вопросы, которые сыпались на неё с двух сторон.

— Да подожди ты, дед, — сердилась Дарья Петровна, — пусть поест.

— Пусть, пусть, — соглашался подвыпивший хозяин и тут же задавал новый вопрос.

Пашка улыбался, наблюдая эту умильную сцену, и разглядывал Полину.

Тёмно-каштановые волнистые волосы были прихвачены в косичку, которая свисала почти вертикально, пряди чуть напущены на уши, внизу едва заметно отсвечивали капельками две серьги. Карие глаза мерцали теплотой, из глубины их весело струился живой огонёк.

Пашка поднялся.

— Пойду я.

Он вышел из-за стола.

— Хоть наелся? — участливо спросила хозяйка. Пашка кивнул и стал одеваться.

— Ну, спасибо тебе, Паша, — пожал руку Степаныч. — Вдвоём мы вон как быстро управились. Если что, заходи. Мать! — крикнул он. — Ты приготовила чего надо?

— Приготовила. Чего спрашиваешь-то?

— Тогда всё в порядке.

Хозяйка что-то заворачивала и клала в мешок.

— Вот, Паша, возьми. Здесь мясо и бутылочка тебе. Пашка благодарно улыбнулся и приподнял мешок — килограмм пять будет, подхватил его на плечо и потопал к себе.

На другой день, плотно пообедав, он решил сходить в деревенскую библиотеку.

К чести признать, на такое малочисленное местное население приходилось более восьми высоких и длинных книжных стеллажей, на которых стройными рядами располагалось большое количество художественной, технической и периодической литературы. Каждый раздел был указан по интересам и в алфавитном порядке. Отдельно лежали подшивки газет.

В основном это были произведения советских и близких по духу к ним зарубежных писателей на военно-патриотическую и революционную тематику, где описывался путь становления самого справедливого в мире государства, о беспощадной борьбе между красными и белыми, бедными и богатыми, угнетённых и угнетателей во всех союзных республиках, социалистическом лагере и «загнивающем» Западе.

Была также литература наших дореволюционных классиков: Н. Гоголь, Л. Толстой, Ф. Достоевский стояли на самом видном месте. Однако, кроме Пушкина, Лермонтова и тоненькой книжечки В. Маяковского, никакой поэзии более не было.

Пашка брал обычно книги на историческую и географическую темы, любил перечитывать приключения в изложении Жюля Верна и Джека Лондона. Здесь они были доступны свободно, и, наверное, мало кто их читал, так как внешне находились они в превосходном состоянии, не потрёпаны и не помяты. У себя на родине он заранее записывался на этих авторов, и ждать приходилось не одну неделю.

Высокая симпатичная библиотекарша лет тридцати, со скучающим лицом и строгой талией, привычно приняла у него книги. Она приходилась женой местному управляющему, невзрачному худосочному пареньку намного моложе её, с которым, по причине удалённости местности и малочисленности мужского населения, принуждена была судьбой разделить участь всех тех молодых женщин, у которых почти нет выбора в поиске своего единственного, любимого и неповторимого и которые вынуждены, чтобы не остаться старыми девами, довольствоваться тем, что имеется, в надежде, что «стерпится-слюбится».

— И как вам у нас? — встретила она его вопросом. — Не скучаете по дому?

— Пока нет, — уверенно ответил Пашка. — Как заскучаю, так уеду.

— Вы женитесь, что ли? — ошарашила она вдруг его.

— Я? — удивился он. — На ком?

— На Полине.

Пашка не знал, как среагировать на её слова, но его зацепило.

— А почему на Полине?

— Ну как же, как же, — заиграла библиотекарша глазами, — видели, небось, как вы от неё уходили. У нас ничего не скроешь.

— Я не у неё был, а у Степаныча. Она позже приехала.

— Всё равно, дыма без огня не бывает. С чего бы наш участковый с утра околачивался там?

— Где там?

— Возле её дома.

— А при чём тут участковый? — не понял Пашка.

— Ну как сказать тебе, — перешла она на «ты». — Петро у нас холостяк, на Полину запал давно, как кот за ней ходит. Вот только не хочет она его, от ворот поворот даёт.

— Он же намного старше её.

— Ну и что? Старше не старше, а чувствам не прикажешь, — вздохнула она, — он тоже человек, — и иронически погрозила пальцем. — Так что смотри, Петро мстительный, своего добьётся.

Пашка выбрал две книги и вышел.

По пути его нагнал милицейский УАЗ. Посигналил и остановился. За рулём сидел участковый. Он поздоровался и пригласил рукой в машину:

— Присядь.

Пашка сел рядом.

— Работаешь где?

— Нет.

— Почему?

— Да пока деньжата имеются, хватает.

— «Хватает», — недовольно передразнил Петро. — Значит, тунеядствуешь?

— Почему тунеядствую? Мирно существую, никому не мешаю.

— Не мешаешь, — опять недовольно буркнул участковый. — Значит, мешаешь, если спрашиваю.

— Кому?

Петро недвусмысленно взглянул на него, дёрнулся что-то сказать, но промолчал.

— Прописываться здесь думаешь?

— Пока нет, — пожал плечами Пашка. — Поживу, там видно будет.

— Значит, как женишься, так и пропишешься, — со злой иронией процедил Петро.

— В ближайшее время не собираюсь, — покосился Пашка. — А что вы всё спрашиваете?

— Служба такая.

Он помолчал немного.

— Ладно, иди, — махнул рукой. — А всё-таки чего не женишься-то? — пристально посмотрел он на него. — У нас здесь полно свободных баб, могу познакомить.

Пашка давно уже понял, что за гвоздь в заднице мучает участкового и почему он так нервно ёрзает и так старательно пытается уловить своим пытливым милицейским умом хотя бы малейший знак или намёк на то, что между ним и Полиной имеется какая-либо связь, в надежде подтвердить или опровергнуть слухи и возникшие свои опасения, не догадываясь, что тот уже в курсе почти всех деревенских событий.

С трудом скрывая кривую усмешку, Пашка вежливо поинтересовался:

— А сам-то почему не женишься?

— Это тебя не касается, — огрызнулся тот, захлопывая дверцу, — здесь вопросы задаю я, — и нажал на газ. — В общем, ты меня понял, — многозначительно посмотрел он, дёрнул скорость и уехал.

«Да-а, деревня, — оглянулся Пашка, угадывая в задёрнутых окнах любопытствующие взоры. Краем глаза заметил, как в одном по-шпионски шевельнулась шторка. — И под землёй не спрячешься».

Он поискал глазами милицейский УАЗ, не нашёл его, поправил шапку и направился к своему дому.

Утром, едва проснувшись, не успев толком протереть глаза, он услышал голос:

— Паша, выйди на минутку!

За окном стоял Степаныч и махал рукой.

— Ты сейчас не занят?

— Нет.

— Помоги Полине сумки донести, будь другом. Скоро автобус подойдёт, а бабка напихала столько, что мне не дотащить.

Глаза у него хитровато поблёскивали, лицо светилось добродушной улыбкой.

— Хорошо. Когда подходить-то?

— Через полчасика. Только не забудь.

Степаныч сквозанул глазами по сторонам и шустро поспешил обратно.

Вскоре Пашка уже стучал валенками о порог его дома.

— Можно?

Дверь отворила Полина.

— Здравствуй, Паша, заходи.

Она приветливо смотрела на него и мило улыбалась.

— Ну, чего ты растерялся? — шутливым голосом обратилась хозяйка. — Давай проходи, посиди с нами.

Пашка разделся, разулся и вошёл в горницу. Проводы были в самом разгаре. Стол завален различным деревенским кушаньем и разносолом, початая бутыль «коньяка» местного разлива гостеприимно зияла открытой горловиной и скромно предлагала себя любому желающему. Рядом по хозяйски восседал Степаныч.