Теперь же Лысенко принялся буквально обругивать тех, кто пытался сделать замечания в его адрес (124). Одними из первых почувствовали это на себе Константинов, Лисицын и Костов. Вслед за перепечаткой их статьи в журнале "Яровизация" (19) Лысенко и Презент как редакторы журнала призвали своих читателей выступить с критикой "тех из ученых, которые упорно цепляясь за старые догмы в науке, "принципиально" считают неправильным или подложным все действительные завоевания агробиологической науки, строящейся на основе теории биологии развития" (125).

"Мы просим научных работников, агрономов, зав. хатами-лабораториями, колхозников-опытников, -- говорилось в обращении редакторов, -- высказаться на страницах нашего журнала в связи с содержанием статьи "Несколько слов ..."" (126).

Тон выступлениям задал сам Лысенко в статье под характерным заголовком -- "Запутались или путают?" (127). Начал он следующим образом:

"Отличительной чертой советской науки и вообще всего советского является честность, правдивость. Этого-то в "нескольких словах", занявших 18 страниц рукописи академика Лисицына, академика Константинова и доктора Дончо Костова, как раз и нет. В этой статье нет ни единого научного положения, которое авторы выставили бы в противовес нашей концепции. Наших же положений авторы, видимо, настолько не любят, что не сочли нужным даже привести их в своей статье, а если и привели, так искаженно, и нередко неуместно. В статье есть ложь, лицемерие, извращения, передергивания" (128).

На убийственный для его детища факт, что -5летние исследования яровизации на 54 сортоучастках показали отсутствие прибавки урожая, он не обратил внимания, а просто декларировал: "яровизация повышает урожай". Точно так же он уклонился от обсуждения цифр урожаев и перевел разговор на то, сколь большие площади заняты под посевами яровизированными семенами ("Яровизация в 1936 году применялась на площади более 6 миллионов га" /129/), как много народу удалось вовлечь в эту работу ("Этим делом занимались 50 тыс. колхозов" /130/). Обоснованным данным ученых он стал противопоставлять подсчеты, взятые с потолка:

"Думаю, что по этому вопросу лучше, ближе к действительности, смогут высказаться в печати колхозники-яровизаторы, агрономы, а также краевые и областные земельные органы... Я же утверждаю, что яровизация в этом году дала колхозам и совхозам около 10 миллионов центнеров добавочного урожая и в любой будущий год она будет давать добавочный урожай: в одних случаях больший, в других случаях меньший, в зависимости от овладения колхозными массами теорией и практикой данного мероприятия" (131).

Как и прежде, он ударился в патетику, старательно этим отвлекая от себя огонь критики:

"Советская агронаука -- это неотъемлемая сторона колхозно-совхозной жизни. Отсюда -- она не замкнутая, не кастовая, а массовая... Отсюда, "авторитеты" -- носители... лженаучных положений -- жизнью развенчиваются. Лучшая и притом значительная часть их, по настоящему перестраивается... Более же слабая, ...думающая, что настоящая наука только в "белом халате" (не подумайте, что я отрицаю необходимость халатов), думающая, что наука -- это дело касты, а не массы, с каждым новым успехом нашей теории все больше и больше становится в позу обиженных богов. Чувствуя себя научно-развенчанными, они всеми средствами стараются затормозить развитие теории... Эти авторы, как и некоторые другие из дискуссирующих с нами по вопросам непосредственно нашей работы... сходятся в одном: очернить, заклеймить, доказать ненаучность этих работ" (132).

"К сожалению, -- заключал Лысенко, -- есть еще представители среди научных работников, которые слабо или даже вовсе не разбираются в том предмете, который они обязаны разрабатывать. К таким людям в разделе управления развитием наследственной природы организмов... относится и академик Лисицын, не говоря уже о Дончо Костове" (133).

Академика Константинова Лысенко невзлюбил особо. В газете "Соцземледелие" 4 апреля 1937 года он опубликовал грозную статью в его адрес, в которой содержались недостойные ученого окрики, политические выпады, впрочем, распространенные в то время в советской прессе. Лысенко пытался представить своего оппонента врагом социалистической родины:

"Академик Константинов вместо того, чтобы прямо и открыто сказать, что дело здесь шло вовсе не о яровизации как агроприеме... скрыл, что дело здесь шло и идёт о борьбе двух взаимно исключающих направлений сельскохозяйственной науки. Иначе, чем же все-таки объяснить, что и акад. Лисицын, и акад. Константинов четыре года молчали об агроприеме яровизации, а в конце 1936 г. они выступили, да еще совместно с таким "знатоком" агроприема яровизации, как д-р Дончо Костов.

... Академику Константинову не мешало бы подумать, почему данные сортосети по яровизации расходятся с многочисленными многолетними данными производственных посевов. Ведь были же у нас примеры того, как довольно согласованные данные опытных станций по вопросу мелкой пахоты были нацело сметены производственно-колхозными данными. Ведь были же примеры, когда данные некоторых опытных станций о пользе позднего сева зерновых были полностью сметены производственно-колхозными данными. В то же время акад. Константинову следовало бы подумать и о том, что вместе с такими данными сметались с поля научной деятельности и те, кто не желал понять особенность таких неверных данных и упорно на них настаивал" (134).

Иными словами, Лысенко откровенно стращал Константинова арестом. Особо следует отметить содержащийся здесь и совершенно ясный намек на академика Тулайкова: именно он был автором идей мелкой пахоты, смещения времени сева в засушливых районах, проведения почвозащитных мероприятий. Эта статья Лысенко появилась за неделю до того, как в "Правде" была опубликована статья близкого к Лысенко человека -- В.Н.Столетова, непосредственно приведшая к аресту академика Н.М.Тулайкова (см. след. главу).

О том, как Лысенко пытался унизить в глазах читателей "Социалистического земледелия" Константинова и других критиков его яровизации, можно судить на основании следующей фразы:

"Колхозники Куйбышевского края о яровизации в своем крае, безусловно, больше знают, нежели об этом знают академик Константинов и академик Лисицын, не говоря уже о докторе Дончо Костове, который, да простит он меня, буквально не знает, как сеется и жнется пшеница" (135).

Старательно выплескивал злость на Константинова на страницы газет и журналов и А.Г.Утехин, рекомендовавшийся агрономом Кротовской машинно-тракторной станции Куйбышевской области (136), быстро делавший карьеру14 .

В другой статье Лысенко продолжал настаивать на том, что критики намеренно извращали результаты, и требовал привлечь их к ответу:

"Совершенно недопустимо, прямо скажу, недостойным является выпад... обвинение нас в жульничестве, в подтасовке опытных материалов, на основе которых правительственные органы планировали агроприем на миллионах гектаров... Этот вопрос заслуживает специального разбора... необходимо выяснить, кто лжет в этом деле. Сотрудники руководимого мною института или авторы статьи, а также, что их побуждает это делать" (137).

Такому же обругиванию подверглись другие критики. Физиолог растений М.Х.Чайлахян, вслед за американцами С.Адамсом и Р.Клэйгсом, опубликовал в 1933-1934 годах серию статей, в которых расширил понятие яровизации, он же заметил, что длительность разных стадий развития растений меняется при варьировании длины светового дня и тем показал, что явление яровизации следует понимать гораздо шире, чем его трактует Лысенко. В адрес Чайлахяна -- серьезного и продуктивного ученого15 прозвучала команда упреждения: оказывается, он неправильно поставил опыты и не смог их даже объяснить, как надо (138). Лысенко взялся учить Чайлахяна: