Наткнувшись на имя Вавилова в донесениях "борцов за хлопок", чекисты "вспомнили" о показаниях против вавиловской школы, сделанных на Украине Дибольдом, и теперь обратили пристальное внимание на ВИР, квалифицируя этот институт как "осиное гнездо врагов советских властей" (31).
25 января 1931 года Сократ Константинович Чаянов -- один из главных обвиняемых по "Делу ТКП" показал на допросе в ОГПУ, что Вавилов, Писарев и Зайцев препятствовали "прохождению вопроса с новыми районами культуры хлопчатника... в 1925 и 1926 г." (32).
Несомненно практика физического давления на подсудимых и вообще зверское обращение с ними стали главным фактором в появлении ложных поклепов. Нельзя исключить и того, что в зарождении оговоров именно Вавилова могла сыграть роль зависть к его организационным, научным и общественным успехам.
Казалось бы, на организационном уровне было трудно к чему-то прицепиться: Вавилов -- прирожденный талант в сфере управления, он помнит и знает тысячи людей, покоряет их своими знаниями, памятью о том, что каждый из этих тысяч специалистов делает. При жизни о Вавилове шла слава, что, приезжая на каждую из сотен станций, опорных баз и институтов и встречаясь с сотрудниками, которых и видел-то может быть пару раз в жизни, он тем не менее отлично помнил их имена и отчества, направление их работы, свои прежние беседы с ними и завоевывал уважение, которого не удостаивался никто из коллег. Но у всякой медали есть оборотная сторона -- тем, кто оказывался в стороне и был этим обижен, эти личностные качества Вавилова могли быть неприятны.
Благодаря исключительным организационным талантам и счастливо складывавшейся судьбе Вавилову повезло встретить Горбунова и уговорить его стать председателем Ученого Совета своего института. Горбунов еще сохранял ореол ближайшего к Ленину сотрудника, к тому же он занимал один из важнейших бюрократических постов в коммунистическом государстве, пост управделами СНК СССР, то есть руководителя канцелярии председателя Правительства. Подружившись с Горбуновым, Вавилов раздобыл "золотой ключик" и мог спокойно им открывать заветную дверцу, ведущую к сейфам советской империи, наращивать бюджет своих институтов, создавать массу других институтов, забирать в свои руки столько власти, "сколько можно было забрать". У других такого доступа к средствам не было, славы не было, роста не было, как не было и многого другого, и это не прибавляло любви к счастливчику Вавилову.
На поприще научном Вавилов также добился многого: он был не только образован, много знал, читал, он много писал сам, был знаком с крупными учеными и держался с ними не так как Лысенко -- издали и с опаской, -- а на равных, спокойно и уверенно. Всем было известно, что за ним стоит высокая наука -- закон гомологических рядов наследственной изменчивости, пионерские работы по иммунитету у растений, теория происхождения культурных растений и лично обнаруженные в экспедициях по всему свету центры происхождения культурных растений. За ним тома сочинений, не каких-то жалких публицистических статеечек из собственного смешного до нелепости журнала "Яровизация", а серьезных трудов, изданных в разных странах.
Не удивительно, что разрастание авторитета Вавилова вызывало зависть и плохо скрываемую злобу немалого числа руководящего люда. Завистливые неудачники могли искать повод свести по сути мелкотравчатые счеты с баловнем судьбы. Оказавшись за решеткой, многие из них поступились совестью и стали возводить поклеп на "счастливца Вавилова", обвинять его в действиях, которые он никогда не совершал, каких у него никогда не было и в помыслах.
А как иначе можно было свести с ним счеты? Тем, кто оставался на свободе, но не любил или опасался его, представлялось доступным самое легкое в условиях тех лет орудие борьбы с этим гигантом с бархатным голосом -- злобное шипение в кулуарах и ложь в подметных письмах в Органы или в клеветнических посланиях Вождю Всех Времен и Народов -- Сталину (у нас еще будет возможность продемонстрировать это на примере доносов на Вавилова академика ВАСХНИЛ Бондаренко, с которым у Николая Ивановича сложились взаимно неприязненные отношения).
Возможно, не могла не отталкивать и рождать внутреннее недовольство, особенно у тех, кто не знал Вавилова близко и не понимал масштабов его научных и организационных дел, манера обращения академика с людьми, ему неприятными. Вавилов был в хороших отношениях не только с Горбуновым, с его непосредственным начальником -- председателем Правительства СССР А.И.Рыковым, с могущественным членом Политбюро С.М.Кировым и еще сохранявшим силу Бухариным, он знал многих других властителей той жизни, и они знали его. В этой среде царили особые нравы, был развит свой -- начальственный стиль общения с людьми, и Вавилов, будучи человеком восприимчивым к внешней среде, артистичным и любящим искусство, невольно воспроизводил такой стиль в своем поведении. Большой начальник, любимчик властей и журналистов, красавец-мужчина и жизнелюб, он, как вспоминают многие из тех, кто знавал его лично, хоть и не близко, нередко вел себя вальяжно и разыгрывал нетерпеливого барина. С близкими ему по духу и с людьми непосредственно с ним работавшими, даже с далекими от него коллегами, с какими приходилось контактировать по науке, он никогда ни барином, ни вальяжным начальником не был. Напротив, его вспоминали в собственном окружении как человека не застенчивого, но милого, доброго и заботливого, хотя и требовательного в делах. Другое дело с людьми ему далекими и особенно с теми, кто был ему неприятен. Тут он менялся на глазах. Он любил, чтобы его распоряжения выполняли без лишних вопросов, и не любил, когда ему перечили (об этих свойствах Вавилова рассказывают многие ученые, знавшие Вавилова лично). Конечно, эта нетерпеливость могла обижать людей, и, оказавшись в кабинетах следователей, они наговарива�
Так или иначе, но в документах ОГПУ, а затем НКВД, начиная с 1924 года, все чаще стала встречаться фамилия Вавилова среди тех, кого арестованные называли врагами советского строя. В 1931 году были "взяты в разработку Экономическим Управлением ОГПУ (ЭКУ ОГПУ) группы ученых, подозреваемых в контрреволюционной деятельности" (33), которые работали по мнению чекистов в тесном взаимодействии с Вавиловым:
"...группа проф. ЯЧЕВСКОГО в Ленингр. И-те Защиты растений, группа фабриканта МУРАВИНА в Ин-те механизации в Москве, группа Шейкина в И-те Кукурузы в Днепропетровске, группа СИМИРЕНКО в Плодо-Ягодн. Ин-те в Киеве, группа КАЛГУШКИНА в Сортсемтресте в Москве, группа ДОМРАЧЕВА в Союзсеменоводе в Москве, группа ЛИСКУНА в Ин-те животноводства в Москве, группа хлопковиков в Москве и др." (34).
В начале осени 1931 года Вавилов как Президент ВАСХНИЛ проехал по многим научно-исследовательским учреждениям Украины, переговорил лично с сотнями специалистов, а сразу за этими визитами начались аресты.
"Все эти лица, встречавшиеся с Вавиловым, работают на руководящих постах в различных отраслях сельского хозяйства и почти поголовно изобличены по следственным делам о к-р (контрреволюционных -- В.С.) группировках (проф. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ, проф. САПЕГИН, проф. ЛЕВШИН, ЛЕДОВ, ЛЕБЕДИНСКИЙ, ШЕЙКИН и др." (35).
В 1932 -- 1933 годах аресты лидеров сельскохозяйственной науки страны продолжились. Был репрессирован агроном по образованию, зам. наркома совхозов СССР, член коллегии Наркомзема СССР и вице-президент ВАСХНИЛ Моисей Михайлович Вольф (36). Большинство арестованных по "Делу 3-5ти" были расстреляны. Среди них был профессор-ветеринар Сизов, который дал показания о сообщниках по "вредительству в животноводстве" и назвал в числе руководителей антигосударственного заговора профессоров Белицера и Циона (/37/, их тут же арестовали), а заодно Вавилова. Затем в заключении оказались ведущие специалисты из других областей сельскохозяйственной науки -- Гандельсман, Кузнецов, Андреев, Эдуард Эдуардович Керн (родственник эмигрировавшего из советской страны А.И.Стебута -- профессора Белградского университета и доброго знакомого Вавилова). В Москве был схвачен агроном Калечиц, которого обвинили в руководстве еще одной мифической антигосударственной группой -- "Московской контрреволюционной организацией". Многих из арестованных Вавилов лично знал, с некоторыми, как, в частности с Вольфом, взаимодействовал по службе.
