"Проф. Писарев пришел в институт с женой, племянником, шурином, Букасов -- с женой и с сестрой, Коль -- с женой, Фляксбергер -- с племянницей, Таланов -- с дочерью, Петрова -- с сестрой и т. д." (7).
То, что и Вавилов работает в институте вместе с женой, не упоминалось, но те, кто знал положение дел в институте, сразу об этом догадывались.
"А социальный состав сотрудников? -- вопрошал вслед за тем автор и отвечал. -- Цифры поистине ошеломляющи".
"В институте опытной агрономии работают 59 дворян, бывших крупных землевладельцев, 25 потомственных почетных граждан, 5 сыновей купцов и фабрикантов и 12 детей попов. (Кроме того, 65 сотрудников не представили о себе никаких сведений).
В институте прикладной ботаники в группе старших специалистов дворян четвертая часть, "прочих" -- свыше половины, а в группе младших сотрудников "прочих" половина и дворян -- 12,5 процентов.
Таковы последствия семейного подбора" (8).
Еще больший гнев автора вызвал тот факт, что коммунистов в институтах почти нет, комсомольцев всего 32, причем из них научной работой занимаются только трое. Сообщалось, что заместитель Вавилова по ВИПБиНК Мартынов -- коммунист, но он ведет линию директора, на критику отвечает высокомерно и грубо, считает, что "не обязан давать отчета в своих действиях никому, кроме ЦК партии и Наркомзема". Автор считал, что работнички такого социального состава ничего хорошего наработать на пользу социалистической родины не могут, в результате чего "...между ведущимися исследованиями и практическим применением их результатов существует разрыв,... институт не сумел связать свою деятельность с требованиями, которые выдвигала жизнь...". Оказывается, эти недостатки уже отмечал в январе 1929 года могущественный Наркомат Рабоче-Крестьянской Инспекции, но "ни одно из предложений РКИ не было проведено в жизнь" (9).
Лично Вавилова обвиняли только в одном, но очень существенном вопросе:
"Директор института акад. Вавилов, занятый рядом других работ, большую часть времени проводит вне института и организационно институтом почти не руководит."
"Еще целый ряд безобразий творится в этих институтах. Но все эти безобразия проходят безнаказанно, так как руководители институтов имеют сильных защитников в центральных московских учреждениях", --
утверждалось в статье (10). Констатируя "нежелание или неумение связать свою работу с общими задачами социалистического строительства, семейственность, отсутствие научной смены", автор статьи в "Правде" приходил к суровому выводу:
"...такие недостатки "нетерпимы в центрах советской науки. Научные институты должны быть очищены от всякого мусора и превращены в подлинные научные штабы социалистической реконструкции" (11).
29 января 1931 года в газете "Экономическая жизнь" была опубликована еще более резкая по тону статья, подписанная сотрудником Вавилова -- заведующим Бюро интродукции ВИР Александром Карловичем Колем, в которой Вавилов уже единолично был обвинен в преступлениях против советской республики:
"Революционное задание В.И.Ленина обновить совземлю новыми растениями оказалось сейчас подмененным реакционными работами по прикладной ботанике над центрами происхождения растений. Под прикрытием имени В.И.Ленина окрепло и завоевывает гегемонию в нашей с.-х. науке учреждение, не только не имеющее никакого отношения к мыслям и намерениям Ленина, но им классово чуждое и враждебное. Речь идет об институте растениеводства с.-х. академии имени Ленина" (12).
Естественно, публикация серии статей в центральных советских газетах не может не наводить на мысль, что кому-то на верхах такие статьи были нужны. Ничего случайного в том, что, начиная с 1929 года, партийные издания, находившиеся под неослабным политическим прессом и цензурой, публиковали материалы на одну и ту же тему и под одним и тем же углом зрения, быть не могло. Кто направил злобную энергию Коля и других корреспондентов партийных газет по нужному руслу? И случайным ли было, что именно в 1931 году ОГПУ завело агентурное дело на академика Н.И.Вавилова? Ведь без распоряжения на высочайшем уровне начать дело на члена высшего государственного органа страны (по нынешней терминологии депутата Государственной Думы) -- члена ЦИК СССР и ВЦИК -- было невозможно.
Внутренняя оппозиция Вавилову в его собственном институте
Как же случилось, что Коль попал в сотрудники к Вавилову? Что он был за специалист? Агроном по образованию Коль был старше Вавилова. В течение 6 лет он работал в США в лаборатории профессора Хансена в Южной Дакоте и по возвращении понравился Вавилову своей глубокомысленностью, умением вести разговоры на научные темы и, как казалось Вавилову, закономерно был выдвинут в заведующие одним из самых важных подразделений института -- Бюро Интродукции растений. Сотрудники Бюро должны были искать новые виды растений для введения в культуру, расширять ассортимент уже известных окультуренных растений, проверять их в разных условиях и передавать результаты для дальнейшего анализа. Иными словами, именно от работы этого Бюро зависело будущее института и отношение к институту властей. Первоначально у Вавилова с Колем складывались нормальные отношения, так как из опубликованных теперь писем видно, что он писал о Коле вполне благодушно.
Однако работа у Коля не ладилась. Желчный и капризный человек, он постоянно претендовал на какое-то особое положение, был одержим гипертрофированной манией величия, вздорил с людьми (отголоски этого проглядывают в опубликованных томах "Международной переписки Вавилова", см. /13/), утверждал, что был в числе "трех инициаторов создания Института прикладной ботаники и новых культур и одним из инициаторов создания Всесоюзной Академии С.-Х.Наук имени Ленина" (14), что было далеко от истины, а к повседневным обязанностям относился с прохладцей. Ему ничего не стоило словесно обидеть любого сотрудника, высокомерно выступить с критикой в адрес коллег и даже прикрывать инертность в работе и неумение руководить людьми жалобами на то, несправедливые к нему придирки как к человеку, склонному к критике и самокритике.
В конце 1929 года в институте была создана Комиссия по обследованию работы Бюро интродукции из пяти ученых (Е.Н.Синская, П.Н.Чумак, В.Л.Васильев, А.П.Иванов и Л.И.Говоров) (15). Комиссия пришла к неутешительным выводам относительно руководства Колем всем Бюро и рекомендовала Научной Коллегии ВИПБиНК освободить его от должности, найти на нее нового человека, а Коля сохранить в институте, создав "секцию новых культур, возглавляемую А.К.Коль, при Бюро интродукции" (16). Доклад Комиссии был заслушан на заседании Научной Коллегии института 16 ноября 1929 г. Некоторые из сотрудников Бюро интродукции подтвердили невозможность работы с Колем. Многие из тех, кто не выступил на данном заседании, подали заявления об уходе, мотивируя причины ухода по-разному, но при разговорах в своей среде указывая на одну: несносный характер Коля. Каков у него характер, Коль показал и на этом заседании. Ни с одним пунктом критики он не согласился, и как сказано в протоколе заседания:
"...протестует против решения Комиссии, считая его неправильным, и указывает, что вопрос о его смещении поднят некоторыми из сотрудников, ранее работавших в Бюро, которые неправильно освещают факты" (17).
Такое выступление подлило масла в огонь и подхлестнуло еще нескольких человек на то, чтобы выступить с критикой заведующего. Заседание это было одним из самых многолюдных за всю предшествовавшую историю института: в протоколе указаны фамилии пришедших на собрание 49 ведущих ученых института и сказано, что присутствовали и другие сотрудники (Вавилов в заседании не участвовал, в числе присутствовавших указана жена Коля -- Виноградова-Коль). Собрание подавляющим большинством голосов приняло предложения Комиссии по проверке Бюро интродукции (лишь трое голосовали против). Коль заявил, что он "не согласен с мнением Научной Коллегии и просит присоединить к протоколу особое мнение" (18).
