Когда разговор, как всегда в таких случаях, зашел о науке, Жюль Верн заметно воодушевился.
– Я отнюдь не считаю себя специалистом-ученым, но о науке готов говорить часами. Постараюсь быть краток, чтобы вас не утомить. Я считаю себя счастливцем, что родился в такой век, когда на наших глазах сделано столько замечательных открытий и еще более удивительных, быть может, изобретений. Можно не сомневаться, что науке суждено открыть людям много удивительного и чудесного. Скажу даже больше: я убежден, что открытия ученых совершенно изменят условия жизни на земле, и многие из этих чудесных открытий будут сделаны на глазах нынешнего поколения. Ведь наши знания о силах природы, взять хотя бы электричество, находятся еще в зачаточном состоянии. В будущем, когда мы вырвем у природы еще много ее тайн, все чудеса, которые описывают романисты и, в частности, ваш покорный слуга, покажутся простыми и неинтересными по сравнению с еще более редкими и удивительными явлениями, свидетелями которых можете быть и вы…
Еще немного времени – и наши телефоны и телеграфы покажутся смешными, а железные дороги слишком шумными и отчаянно медлительными. Культура проникнет в самые глухие деревенские углы-Реки и водопады дадут во много раз больше двигательной энергии, чем сейчас. Одновременно будут разрешены и задачи воздухоплавания. Дно океана станет предметом широкого изучения и целью путешествий… Настанет день, когда люди смогут эксплуатировать недра океана так же, как теперь золотые россыпи. Двадцатый век создаст новую эру…
Моя жизнь была полным-полна действительными и воображаемыми событиями. Я видел много замечательных вещей, но еще более удивительные создавались моей фантазией. Если бы вы только знали, как я сожалею о том, что мне так рано приходится завершить свой земной путь и проститься с жизнью на пороге эпохи, которая сулит столько чудес!..
Жюль Верн замолчал. Журналист, взволнованный его искренним признанием, торопливо записывал только что произнесенные слова.
– Теперь вы, наверное, спросите меня, – снова заговорил писатель, – каков общий замысел «Необыкновенных путешествий» и что я собираюсь делать дальше?
– Вы угадали, месье Верн.
– Я поставил своей задачей описать в «Необыкновенных путешествиях» весь земной шар. Следуя из страны в страну по заранее установленному плану, я стараюсь не возвращаться без крайней необходимости в те места, где уже побывали мои герои. Мне предстоит еще описать довольно много стран, чтобы полностью расцветить узор. Но это сущие пустяки по сравнению с тем, что уже сделано. Быть может, я еще закончу мою сотую книгу! Закончу обязательно, если проживу еще пять или шесть лет…
– И вы знаете, чему будет посвящена ваша сотая книга?
– Да, я часто думаю об этом. Я хочу в своей последней книге дать в виде связного обзора полный свод моих описаний земного шара и небесных пространств и, кроме того, напомнить о всех маршрутах, которые были совершены моими героями… Но независимо от того, успею я выполнить этот замысел или нет, могу вам сказать, что у меня накопилось в запасе несколько готовых книг, которые будут изданы после моей смерти…
Страница из черновой рукописи романа «Вокруг Луны» с вычислениями траектории снаряда. Глава 5 «Немного алгебры» в окончательном тексте превратилась в главу четвертую.
Знакомьтесь: Жан Жюль-Верн
Одно из крупнейших парижских издательств «Ашетт», еще до первой мировой войны откупившее привилегию на издание всех сочинений Жюля Верна, в апреле 1966 года организовало большую выставку, посвященную столетнему юбилею выхода в свет романа «С Земли на Луну».
В громадном салоне автомобильной фирмы Рено на Елисейских Полях с десяти утра до десяти вечера, а по субботам и воскресеньям до полуночи, в течение целого месяца не убывал поток посетителей.
Здесь было на что посмотреть. Демонстрировались не только автографы, среди них рукопись знаменитого романа, и гравюры французских мастеров, образно воплотивших мир научной фантастики Жюля Верна, но и материалы, рассказывающие о современных достижениях в области космических полетов: французская ракета, модель советской автоматической станции «Луна-9», впервые совершившей мягкую посадку на Луну, лунный глобус с рельефным обозначением «морей» и кратеров на обоих полушариях и так далее.
С огромным интересом парижане рассматривали первые русские издания романов Жюля Верна, выходившие в переводе спустя несколько месяцев после появления оригинала. Так, роман «От Земли до Луны 97 часов прямого пути» был издан в Петербурге в 1866 году.
Среди материалов экспозиции советского раздела привлекли внимание высказывания о Жюле Верне русских писателей и ученых, ошеломляющие сведения об астрономических тиражах его сочинений, увеличенные репродукции рисунков Л. Н. Толстого к «Вокруг света в восемьдесят дней», картины летчика-космонавта Алексея Леонова: четыре космических пейзажа и единственный в своем роде автопортрет, изображающий первого человека, шагнувшего в открытый космос.
Побывав на Парижской выставке по приглашению издательства «Ашетт», Алексей Леонов сообщил по телефону в Москву:
– Я испытал большое волнение, ознакомившись с замечательной выставкой, посвященной писателю, которого я полюбил еще в юности.
Мне было приятно также встретиться с его внуком, очень симпатичным человеком… («Литературная газета», 14 апреля 1966 г.)
Летчик-космонавт СССР Алексей Леонов знакомится с внуком писателя Жаном Жюль-Верном. Эта знаменательная встреча произошла 12 апреля 1966 года. Снимок предоставлен парижским Агентством иллюстраций для прессы (Agip).
Жан Жюль-Верн хорошо знал и помнил писателя. В 1905 году, когда он ушел из жизни, внуку было 13 лет. Его детство и отрочество частично прошли в Амьене, в доме знаменитого деда.
«Я с грустью вспоминаю, – писал он в Москву журналисту В. Седых, – старого человека, обремененного годами и болезнью, который до своего последнего часа жил работой и мечтой, не щадя своих уже слабых сил для завершения взятой на себя миссии.
Я подстегиваю мою непослушную память и возвращаюсь к еще более отдаленному времени. Вот я – мне еще нет четырех – на перроне вокзала Монсури вместе с моими родными. Вижу мою матушку: на ней платье из фуляра, синее в горошек (эта деталь кажется точной); она держит меня за руку, а дед – он бодр и очень беспокоен – подталкивает нас к нашему купе, чтобы не прозевать отхода поезда. Отец Филеаса Фогта всегда боялся опоздать на поезд и не умел сохранять в этих случаях невозмутимое хладнокровие своего героя!
В 1898 году я довольно долго жил у него в Амьене, на улице Шарля Дюбуа и ходил в соседнюю школу. Вижу, как он с собакой Фолетт гуляет в своем скромном саду – там на пасху я искал яйца, упавшие с неба! Он всегда прощал мне мелкие прегрешения, которые я не упускал случая совершать, и радовался, когда ему удавалось сводить меня в цирк… После 1900 года я вновь нахожу его в маленьком доме, куда он вернулся на склоне лет, смирившийся и усталый; он стал молчаливым, но по-прежнему начинал работать на рассвете в своем тесном кабинете – настоящей монашеской келье; там он и спал на железной кровати… А потом… Однажды я вернулся в маленький амьенский домик, чтобы быть рядом с ним в момент его смерти. Он умер стоически, в полном сознании. А мне осталась только печаль, охватывающая тех, кто теряет дорогого человека». («Иностранная литература», 1978, № 8.)
– До последних дней его интересовало все, связанное с прогрессом науки… Он обладал обширными научными познаниями, и никак нельзя сказать, что его романы были плодом досужего вымысла. Он всегда опирался на точные и строго проверенные научные данные своего века. В самых фантастических его книгах содержится немало Ценных для науки того времени наблюдений (из беседы Жана Жюль-Верна с корреспондентом московской газеты «Труд»).
