Под несчастливой звездой идет наше плаванье. От Укаяли мы пошли вниз по течению, и бедствия продолжались, разбилась бригантина Хуана де Варгаса, пришлось бросить ее тонуть, матросы как могли пристроились на каноэ и пирогах. Мы идем вниз по реке Амазонке, которую я всегда называю Мараньоном, идем вниз по течению, гонимся за Гарсией де Арсе и страной Омагуас, а вернее говоря, за морем-океаном, в который эти воды неизбежно вольются. Вдруг слева в воды нашей реки врывается многоводная и широкая река Канела, это ее мощный ток вынес сюда открывателя новых земель Орельяну на корабле «Святой Петр», в этом месте Мараньон навсегда и бесповоротно становится вселенской рекой, плывущий по нему начинает чувствовать себя бесконечно малым или безгранично великим, в зависимости от того, какого сам он о себе мнения. Лично я чувствую, что моей душе прибывает величия по мере того, как зеркало реки ширится пред моими глазами. Все равно как сызнова родиться из чрева матери, вновь испить все добро и все зло. Я заново пережил тот день в Куско, когда смертью отомстил за оскорбление и побои, нанесенные мне алькальдом Франсиско Эскивелем. И еще раз почувствовал, как умираю, возвратившись домой после битвы при Чукинге и поняв перед зеркалом раз и навсегда, что Лопе де Агирре до конца дней своих останется хромым, обгорелым пугалом. Но величие этой реки возвращает мне сознание, что я есть на самом деле: не колченогий, беззубый старик, а десница, готовая вершить небывалые подвиги, я вождь и предводитель и стою больше, чем кто бы то ни было, много больше, чем губернатор Педро де Урсуа, и не меньше, чем сам король Филипп, коего хранит господь, а со временем и ты, испанский король, будешь стоить меньше, чем я. Тебе, Педро де Урсуа, завидуют все мужчины, завидуют, что ты наслаждаешься любовью и владеешь раскрасавицей шлюхой, я не из этого стада голодных свиней, меня не лишают сна картины ваших любовных забав, но предпочтение, какое в присутствии всех нас ты оказываешь донье Инес, мне не нравится. Ты красивый кавалер, Педро де Урсуа, у тебя ровная походка и борода в колечко, говорят, в Панаме ты предательски убил более двух сотен мятежных негров, славный поступок, под стать твоему великодушному сердцу, из ста претендентов тебя выбрал вице-король маркиз де Каньете и поставил руководить небывалым походом на Омагуас, ты спишь и тешишься с самой красивой женщиной Перу, и все-таки я сомневаюсь и спрашиваю, стоишь ли ты больше, чем я, стоишь ли ты больше этого колченогого, трепанного жизнью сержанта Лопе де Агирре, баска по рождению, а не развратного француза, как ты?; бесконечный язык этой реки говорит мне, что тебе, Педро де Урсуа, далеко до него, и если я в положенный срок не докажу этого, то лишь потому, что, видно, сам стою мало.
Что же все-таки сталось с Гарсией де Арсе? Губернатор Урсуа твердит по-прежнему, что его любимец ждет нас где-то на богатой и изобильной земле, сгорая от преданности и рвения. А вот Франсиско Васкес, что мнит себя летописцем, примкнул к нашему походу с намерением описать его, и теперь знай разукрашивает все своим лживым воображением, Франсиско Васкес уверяет, что Гарсиа де Арсе со своими людьми углубился в сельву в поисках пропитания, а там половину из них пожрали хищники, а другую половину — дикари. Что касается меня, я, как и прежде, стою на том, что Гарсиа де Арсе решил открыть все сам, и ныне он или спит под золотыми простынями в пресловутой стране Омагуас, или обливается горючими слезами, обнаружив, что такой страны нету и не было.
Через два дня события подтвердили, что прав был губернатор Урсуа, а не бакалавр Васкес и, уж конечно, не я. Второго ноября, в день поминовения усопших, в прозрачном свете полудня мы завидели остров посреди реки. Поначалу мы решили, что хохолок дыма предвещает индейское поселение, но, приблизившись, поняли» что несчастные, толпящиеся на берегу и орущие точно одержимые, это Гарсиа де Арсе со своими людьми.
Они жили за частоколом из стволов и ветвей, перевитых проволокой, вдали виднелись просторные квадратные хижины индейцев. Изумительная меткость Гарсии де Арсе, славящаяся на весь Новый Свет, здесь ему пригодилась в охоте за речными ящерами под названием кайманы, если он целился им в глаз, можешь быть уверен, в глаз и попадал, на протяжении многих дней его люди питались хвостами этих безобразных животных с жестким мясом, к тому же оно отдавало сушеными улитками. Свою сообразительность Гарсиа де Арсе употребил на уничтожение индейцев, знаменитый стрелок изобрел хитроумный способ, он связывал две пули проволокой и одним выстрелом убивал шестерых индейцев: двоих насмерть валили пули, а четверым проволока срезала головы.
Один из солдат Гарсии де Арсе рассказал о той ночи, когда, возникла вражда между их командиром и индейцами; вначале индейцы отнеслись к ним дружелюбно, приносили плоды своей земли и черепашьи яйца, и так было до той пятницы, когда Гарсиа де Арсе приказал запереть пришедших к ним индейцев в тростниковой хижине и перебить всех до одного, более сорока индейцев были заколоты шпагами и перерезаны кинжалами, кровь ручьем стекала по склону до самой реки. Гарсиа де Арсе в оправдание сказал, что касик Паппа замышлял против них недоброе, солдат, поведавший эту историю, ждал, что губернатор Урсуа сурово осудит такую ненужную жестокость, напрасно размечтался, приятель, забыл, видно, что офицер Гарсиа де Арсе повторил в точности военную хитрость, которую в Панаме придумал его любимый генерал Педро де Урсуа, когда лишил жизни две сотни беглых рабов, между теми и этими нет никакой разницы, разве что те мертвецы были неграми, а эти индейцами, но и у тех, и у других равно в теле была душа человеческая, уж ваше-то преподобие, монсеньор Энао, обязаны верить в это.
Кровавая расправа Гарсии де Арсе привела индейцев в такой ужас, что они скрылись из виду, бросив свои квадратные хижины, пустовавшие теперь в долине. Привязанность же, которой нас, напротив, дарят москиты, нестерпима, липкие кровожадные тучи окутывают нас, жалят сквозь одежду и одеяла, не дают спать моей дочке Эльвире своей надоедливой музыкой. На деревьях мы нарвали множество вкусных и диковинных плодов, зеленые, в форме груши, с желтой сочной мякотью, другие — золотистые и такие кислые, что сводит челюсти, и еще были как яблоки, только с твердой кожурой и крупными семечками.
Во время нашего отдыха на острове губернатор вспоминает, что должен наделить полномочиями и повысить в чине некоторых своих офицеров, законный акт, приличествующий любому правлению, которого он прежде не совершил, ибо его воля дремлет в сладких объятиях доньи Инес. Своего услужливого и храброго капитана Хуана де Варгаса он делает заместителем губернатора и таким выбором разочаровывает Лоренсо Сальдуендо, Педро Антонио Каско и Хуана Алонсо де Ла Бандеру, все трое надеялись и ждали этого назначения еще со смерти Педро Рамиро. Дона Фернандо де Гусмана он делает генерал-лейтенантом, такого отличия тот добился ценою лести и славословия, дона Фернандо де Гусмана единственного приглашают к столу губернатора и доньи Инес, я подозреваю, что тому гораздо более по сердцу общество губернатора, нежели доньи Инес, да простит меня бог. Меня же, Лопе де Агирре, назначают поручиком по делам усопших, отныне я стану вести счет всем умершим во время нашего похода, с великим тщанием и заботой сохраню их бумаги и последние воли, строго по порядку перепишу всех скончавшихся и в день Страшного суда передам, этот список непобедимому святому Михаилу-архангелу, который без размышлений пошлет их всех в преисподнюю. Да позволит мне небо, Педро де Урсуа, начать этот поминальник твоим гордым именем бастанского дворянина.
По истечении недели мы покидаем остров Гарсии де Арсе и упорно продолжаем путь навстречу нашему поражению. За чем гонимся вниз по Мараньону мы, триста испанских солдат с одной бригантиной, тремя плоскодонками, сорока плотами, сотней каноэ, тремя монахами, восемнадцатью женщинами, двадцатью четырьмя неграми, шестью сотнями прислуги из индейцев, двадцатью шестью лошадьми и многочисленными орудиями для защиты и унижения? За чем мы гонимся, спрашивают ваши милости? Господа историографы Индийских земель, мы ищем сокровища Омагуаса, сияющую сказку Эльдорадо, которые представляются нам пленительными, как никогда. Следует заметить inter nos[125], что ваш покорный слуга Лопе де Агирре, бдительный и дотошный поручик по делам усопших, нимало не верит в призраки иного мира, равно как и в подлинную реальность страны Омагуас, не верит он и в острова вечной юности, и в народы, живущие под водой. Я родился в баскской провинции, где Пресвятая дева де Арансасу, дабы мы не усомнились в ее существовании, считала необходимым являться нам собственной персоной и с овечьим боталом. Я пришел в Новый Свет не для того, чтобы копить богатства себе на выгоду или наставлять в вере индейцев на благо нашей священной религии, а также не затем, чтобы состязаться в выдуманных подвигах с Флоризелем или Пальмерином[126], я пришел затем, чтобы с копьем в руке показать, чего я стою, двадцать четыре года я верно служил королю, я осваивал земли, бился в сраженьях, я охромел во славу твою, Карл или Филипп, а ныне будь что будет, настал час потрудиться мне и во имя собственного величия и собственной славы. Со своего места в плоскодонке смотрю я на двести девяносто девять своих товарищей — их пересчитал Педро де Мунгиа, — которые вышли на завоевание страны Омагуас. Взор их устремлен за горизонт и различает там очертания спрятавшегося в материнской зелени сельвы самого чудесного города на всем белом свете. Мысленным шагом пробегают они по длинным улицам литого золота, стены домов в этом городе из чеканного серебра, кошки, мяучат и мочатся на крышах из аметиста, королевская задница принца Куарики опорожняется в ночной горшок, оправленный бриллиантами, причинное место принц Куарика велит лакировать себе нежнейшей смолой, потом рабыни осыпают его золотой пудрой и украшают жемчужными нитями, в доме Солнца есть коралловые сады, где так и просятся в руки груши из золота, тыквы из золота и золотые яйца кладут бирюзовые куры с рубиновыми жопками. Вы уже прибыли, братья, в сияющее Эльдорадо, которое выдумали индейские пророки себе в защиту и вам в отместку за то, что принесли им испанские аркебузы и лошади. Пока мы гонимся за этой пустой химерой, нас заживо проглатывает мрачная сельва, захлестывают бурные реки, и мы сами, объятые завистью и честолюбием, убиваем друг друга. Вы уже прибыли в чудесное Эльдорадо, которым воспользовался вице-король маркиз де Каньете, чтобы избавиться от нас, трех сотен авантюристов, которые были ему помехой в плодотворном усмирении Перу. Вы уже прибыли в Эльдорадо, образ которого помогает командирам воскресить из мертвых своих обессилевших от голода и лихорадки солдат. Вперед, за тем холмом — Эльдорадо! И солдаты поднимаются и бредут дальше, натыкаясь на скалы и увязая в трясине. Вам удалась эта затея — единым махом стать богатыми и могущественными, разом получить все, не обрабатывая земли, не меся хлеба, не выковывая железа, не читая книг, получить все за золото и серебро Омагуаса, и вы еще просите бога, чтобы золото с серебром лежало на земле под ногами, потому что рыть копи вас, тоже не научили. Обезумевшие от золотых сновидений, мы оскверняем могилы, убиваем тысячи индейцев, и вооруженных и мирных, пытаем пленных, чтобы они заговорили, нам никогда не насытить нашей алчности, и, если мы найдем золото, мы снова вернемся на это место, чтобы взять еще и еще, и мы кончим жизнь в нищете, или пронзенные отравленной стрелой, или продырявленные копьем, или на виселице, и с нашей смертью свершится мщение индейских жрецов, которые измыслили эту изумительную ложь.
