Бабушка по переменке рассматривала каждого, словно старалась запомнить их навсегда, насмотреться на всю оставшуюся жизнь.
— Ладно, пошли мы, — сухо промолвил Олег, решительно открывая замки. — Пора.
— Ну что ж, идите… — сказала бабушка, запнувшись на середине фразы, и слезы хлынули у нее из глаз.
— Ну бабушка! — воскликнула Алена, у которой слезы тоже выступили на глазах, а Сережа молча кусал губы. Дети прижались к бабушке со всех сторон, успокаивая и поглаживая ее и она в сердцах сдавила их в своих объятиях, сильно прикусив губы, чтобы уж окончательно не разрыдаться.
— Все, все, — решительно проговорил Олег, открыв дверь и выталкивая детей в коридор и стараясь не дать развиться этому процессу. — Давайте уж без этого.
Что уж теперь, думал он, быстрым шагом уводя поникших детей мимо лифта по лестнице вниз, чтобы не стоять на площадке под тоскливо-печальным взглядом матери, все уже решено… Только нервы трепать…
Они вышли на улицу и некоторое время тихо шли в тягостном молчании. Алена украдкой терла уголки глаз.
— Ребятишки, давайте поговорим откровенно, — вдруг сказал Олег.
Дети насторожились и даже слегка втянули головы в плечи.
— Значит, вы обо всем знали уже давно?
— О чем? — спросила дочь. А сын промолчал, отвернувшись в сторонку.
— Ну о том что мама выходит замуж и уезжает в штаты, и вы вместе с ней…
Они молчали.
— Ну?
Алена, поникнув еще больше, кивнула — да, знали…
— И все это время молчали?
— Мама просила ничего не говорить. Сказала, что потом сама тебе все скажет.
— Замечательно, — криво усмехнулся Олег. — Значит все эти месяцы вы меня втроем обманывали, — сказал он в сердцах, не удержавшись от накопившихся эмоций и переживаний. — И я жил среди вас ни о чем не подозревая, и считал что все нормально когда уже давно все было ненормально, и вы прекрасно это видели и продолжали меня дружно обманывать… — Олегу стало нехорошо. Дети поникши молчали. — Но ведь это же предательство! Это же самое отвратительное что может быть среди близких и родных людей!..
Дети готовы были расплакаться.
Впрочем, что уж теперь то, снова подумал он, стараясь себя успокоить, поздно уже, да и их вины тут фактически нет… Ведь мама для ребенка всегда будет на первом месте. Мама сказала — обманывать папу — будут обманывать.
И дальше всю дорогу до своего дома они шли молча, погруженные в свои мысли и переживания.
Какой кошмар, думал он с горечью, вспоминая все эти месяцы заговора против него и как он жил — дурак дураком, носил какие-то яства при получке, стараясь устроить дома хоть какой-то праздник, вытаскивал их на природу на шашлыки, учил детей играть в волейбол, устраивал всякие соревнования… И ему становилось тошно, и жить почему-то не хотелось.
И в этот момент он решительно прервал поток нахлынувших мыслей обличающе-обвинительного характера и постарался энергично переключить себя — Так, никто ни в чем не виноват. Хватит распускать нюни. Все идет как идет. Судьба значит такая. А сейчас надо будет пересмотреть все ящики, решить, что детям взять с собой в дорогу, чтобы ничего не забыли и не пришлось потом отправлять посылками.
***
1982. Лето. Шарап.
Полный автобус, битком набитый потными пассажирами, отчаянно пыля, выскочил на ордынское шоссе, оставляя позади себя не менее пыльный Новосибирск, раскаленный в летнем зное миллионами квадратных метров асфальта и бетона.
Сидящая на самом заднем сиденье красавица Лена с каким-то чувством брезгливого недоумения смотрела на набитый салон и потных людей.
— И зачем мы только поперлись? — тихо сказала она сидевшей рядом Томе.
— Да ладно, надо же разнообразить свою жизнь.
— Лучше бы в "Дубраву" сходили — все веселее было.
— Зато Коцоева с Долговой не будут больше задаваться. А то — Ах как мы отдохнули, ах как все было замечательно…
— Кстати, никак не могу запомнить его фамилию. Кто он? Баев, Савинов?
— Битов. Уже 4-й курс закончился… Ну ты даешь!
— Люди разные бывают, — пожала Лена плечами. — Они как-то все на одно лицо.
Чуть впереди, придерживая старенькие рюкзаки, Паша также полушепотом спросил Саврана.
— И как ты только уговорил наших красоток? Они же и на наши праздники то не соизволяли прийти.
— Сказал, что их соседки ездили с нами в Ересную и им очень понравилось.
Олег с Пашей негромко засмеялись.
— А это кто? — кивнул Павел на девушку, сидевшую рядом с Леной и Томой.
— А это какая-то девчонка из соседней комнаты. Не помню как и зовут. Пока я этих звал, она забежала, узнала в чем дело, стала завидовать, вот я ее и пригласил. — сознался общительный Савран. — Как ты думаешь, правильно я сделал? Наши девушки не обидятся? — спросил он взволнованно у Олега.
— Да нет, все нормально, — кивнул Олег. — Нас трое и их трое — все по честному и никому не должно быть обидно.
Времени хватило только на то чтобы поставить две палатки — мужскую и женскую, — и развести костер.
Стемнело и в вечерней прохладе все накинули кофточки и штормовки и купаться никому уже не хотелось.
Сварили кое какой ужин из консервов, перекусили. Паша поставил второй котелок, поменьше, под чай.
Все это время молчавшая Лена так же молча встала и отошла к самому краю обрыва, присев в темноте на траву.
Олег колебался довольно долго — подойти к ней или нет? Ведь сколько раз за эти 4 года учебы он подходил к ней — и в институте рядом садился на лекциях, и на вечеринках — и всегда она его отшивала.
Но что-то подтолкнуло его и он взял надувной матрас и свою штормовку. Подошел к девушке.
— Холодно уже, — сказал он несмело, но стараясь выглядеть абсолютно равнодушным, внутренне ожидая какой-нибудь колкости. — Да и земля уже холодная.
Он положил матрац рядом с ней. Вопреки ожиданиям она ничего не сказала и молча пересела, только кивнула, воспринимая это как само собой разумеющееся.
И тогда он накинул ей на плечи штормовку. Она снова равнодушно кивнула. Вид гигантского звездного неба, Луны, тишина, все это навевало ей какие-то новые мысли, которые полностью захватили ее, и она не замечала что творится вокруг.
— Не возражаешь? — спросил он. — Я посижу рядом?
Лена пожала плечами, но слегка подвинулась. Он присел.
Глядя на звезды и Луну он словно общался сам с собой, словно не было рядом девушки на которую он вот уже столько времени пытался произвести впечатление. На виду у неба и звезд он словно забыл про все. И он говорил. Он рассказывал ей о своем детстве, когда мать была все время на работе, отца не было и он целыми днями был один, бессмысленно болтаясь по кварталу или зайцем катаясь на автобусах с целью изучения города — рос сильно любопытным, и как один раз зимой он заблудился на левом берегу вдруг выйдя семилетнем пацаном совершенно один на абсолютно пустой остановке. Трамвай уехал, было темно и страшно. А вокруг — одни только деревья — ни одного огонька.
И как он увлекся звездами, вдруг в какой-то момент осознав, что это не просто точки на небе — это гигантские раскаленные шары, многие из которых гораздо больше Солнца (Вон видишь ту красную точку, чуть левее верхушки сосны? Если ее поставить на месте Солнца, то она поглотит нашу систему вплоть до Сатурна). И ведь наверняка вокруг многих из них вращаются планеты. И вполне возможно что и на них есть какая-то жизнь. И что сейчас тоже вот где-то на берегу какой-нибудь местной розовой речки или черного океана сидят двое и вот также смотрят на ночное небо, на звезды (а они со всех мест выглядят одинаково), на их Солнце, и тоже о чем-то неслышно беседуют, склонившись друг к другу.
А потом они купались, и вода была парная, теплая, словно в ванне. Потом снова говорили, рассказывая друг другу истории из своей жизни, и он обнимал ее за плечи — но только чтобы ей было теплее.
