Предпосланное конкретной пьесе, это признание драматурга может быть перенесено на все его творчество и истолковано как художническое кредо, суть которого сводится к глубокому и не-тускнеющему понятию: гуманизм.
При всем при этом несколько лет назад мы бы назвали комедии Штраля «острыми», «на грани проходимости», а иные и вовсе «непроходимыми» — до того они густо наперчены, обтекаемо говоря, социально-критическими репликами и монологами. Сидящий в нас внутренний цензор непременно бы восстал, наткнувшись в пьесе, допустим, на такое место, где персонаж, высокопоставленный ответственный работник, рассказывает на отдыхе политический анекдот («А это слыхали? Встречаются Хонеккер, Брежнев и Картер…»), или прочтя такой вот афоризм: «В идеологии доблестный работник предпочтет не срывать яблоко, а дождаться, пока оно упадет само. А потом еще и удивляется, если оно окажется червивым». Ныне же наш избалованный гласностью читатель едва ли будет этим потрясен. Значит ли это, однако, что пьесы Штраля теперь «не звучат»? Конечно же, нет. Ибо дело вовсе не в том, чтобы взять ноту повыше, а в том, чтобы голос был крепок и мелодия хороша (кстати, в бесплодности такого состязания по части «остроты», кажется, уже убедились наши театры, бросившиеся поначалу вдогонку за газетной публицистикой, но вскоре понявшие, что им все равно не угнаться). Как и прежде, предметом исследования для театра, для подлинного искусства остаются три бескрайних поля: человек, общество, мир. На этих полях от сотворения мира и по сей день идет вечное сражение между добротой и бездушием, порядочностью и подлостью, разумом и глупостью, жаждой социального обновления и желанием держать общество в железном корсете, борьба между идеей всечеловеческого братства и маниакальной тягой к мировому господству. Вечные темы… Да, Штраль пишет о них. Но его произведения, произведения нашего современника, гражданина социалистической страны, исполнены для нас абсолютной конкретики. И для всех нас, кто болеет за перестройку, Штраль — единомышленник и союзник, каким бы годом ни были датированы его пьесы.
В заключение несколько слов о составе данного сборника. В нем отобрана лишь малая часть написанного Штралем, наиболее известные его вещи. За рамками остались проза, стихи, сценические миниатюры, но, хотелось бы надеяться, вскоре и они станут достоянием русского читателя. При всем ограниченном объеме книги мы хотели — пусть размашистым пунктиром — показать Штраля в развитии, начиная с его драматургического первенца, пьесы «Адам женится на Еве», по сей день идущей с аншлагом в театрах ГДР (с 1969 года!), и кончая поздней монодрамой «Испытание фактом». Это уже другой Штраль — саркастичный, склонный к гротеску, заметно посерьезневший.
Но добрый и талантливый — как прежде.
Ю. Гинзбург