– Он вернулся, – сказал Смоленский, – в лагере где-то бродит…

– Как вернулся? – насторожилась Морозова.

– Ногами… – буркнул Смоленский. – Если ты уничтожила репера, ты понимаешь, что натворила?.. Я тебя из другого отдела вытащил, дал возможность работать в поле, а ты мне удружила?.. Не партия, а детский сад какой-то! Вот сама погляди, теть Валь, как с такими людьми работать?

– Спасибо, благодетель вы наш! – протянула Женька. – Только вы не беспокойтесь: я сделала и отвечать буду. Вашей репутации не замараю.

– При чем здесь репутация! – резко бросил Смоленский. – Для вас это все игрушки, вы сюда развлекаться приехали, а мне надо работать.

Женька молча вышла из палатки, и Смоленский опустился на табурет, подперев голову руками.

– Ты на людей не кричи, Вилор, – сказала Валентина Сергеевна, – а то получается, ты один работаешь – остальные отдыхают.

– Нервов не хватает. Я сегодня еще не спал… – пророчил Смоленский. – Думаете, это она? Нет. Репера уничтожил Вадим, только он… А может, они вдвоем. С субботы на воскресенье они как раз оставались на трассе и где-то всю ночь шарахались… Сейчас комиссия приедет на трассу, а Шарапов доложит, что ему напакостили. Лобов встанет в позу, это ему на руку…

«Вы еще узнаете, теть Валь, – зазвучало в ушах Валентины Сергеевны, – я сделал все, что мог, и не бегу, а уезжаю…»

Ближе к полудню в лагерь въехали две «Волги». Из первой вышел Курилин в сапогах, в брезентовой куртке, надетой поверх костюма, из второй – Лобов, затянутый в кожу. Смоленский не спеша вышел навстречу, молча поздоровался за руку с обоими и посмотрел в сторону, где полчаса назад стоял «газик» Шарапова. Его не было. Вилор Петрович, отправив геодезистов, вздремнул, сидя за столом, и, выходило, проспал Шарапова. А Смоленскому как раз не хотелось, чтобы тот куда-либо исчезал из лагеря. Опередит, поедет к тому же Курилину, наговорит ему про стычки на трассе, про эти проклятые репера и, по сути, отвлечет от дела, уведет в сторону от принципиального вопроса. Поэтому Смоленский предупреждал его и просил никуда не уезжать, мол, вот-вот сюда приедут Лобов с Курилиным и он нужен будет здесь. Шарапов согласился ждать и опять начал говорить об уничтоженных реперах и вешках. «Не волнуйся, Леопольд, разберемся!» – успокоил его Внлор Петрович, а у самого на душе было неспокойно.

Приехавшие огляделись, удовлетворенно покачали головами, увидев срубы под каждую палатку и порядок в лагере.

Смоленский сел в машину Курилина, туда же забрался vi Боженко. А когда, помахав рукой Смоленскому, туда же направилась и Валентина Сергеевна, Лобов возмутился.

– Вы втроем-то за дорогу его быстро обработаете! Я против. Двое пусть ко мне садятся!

– Меня обрабатывать не надо! – зло бросил Курилин и, сверкнув глазами, приказал трогать. Смоленский понял, что уже сегодня они много говорили, и говорили крупно. Едва машины выехали на магистраль, как Курилин попросил водителя остановить и, высунувшись из кабины, стал смотреть вперед. Навстречу один за другим шли три БелАЗа, груженные бокситовой рудой. Мощно ревели моторы, огромные колеса, как мельничные жернова, рвали серый горячий асфальт, вызывая мелкую дрожь дорожного полотна. Когда БелАЗы прогрохотали мимо, Курилин вышел из кабины, посмотрел им вслед и крикнул Лобову:

– Видел, Прокопий Николаевич? Такая твердь ходором ходит!

– Я двадцать лет вижу! – Лобов хлопнул дверцей и отвернулся.

Несколько километров ехали молча, Курилин задумчиво глядел в окно и время от времени провожал взглядом встречныегрузовики, идущие с рудника на обогатительный комбинат. Смоленский наблюдал за Курилиным, и уверенность в том, что шараповскую трассу прикроют, только росла.

– Впрочем, чтобы оценить, какой проект лучше, не стоило эту экскурсию устраивать, – проговорила Валентина Сергеевна. – Все можно было решить на месте. Достаточно почитать технико-экономическое обоснование и посмотреть на карту.

– Ничего, – уверенно сказал Курилин, не оборачиваясь. – Когда собственными глазами посмотришь – впечатляет больше… Простите, а вы кто?

– Я геолог, – вздохнула Валентина Сергеевна. – Правда, теперь бывший. На пенсии я, но работу еще не забыла.

– Видите как: вы – геолог, Вилор Петрович – геодезист, – заговорил Курилин, – одним словом, вы специалисты, с опытом, со специальными знаниями. А мы с Лобовым – хозяйственники. Вы смотрите на эту дорогу как специалисты. Как же мы должны на нее смотреть?.. Странно как-то мы относимся к изыскателям. Боготворим их: чародеи, маги, волшебники, но, увы, не хозяйственники и не хозяева. А мы же кланяемся вам, просим: ребята, сделайте уж получше, мы за ценой не постоим. Хорошо, вы проложили трассу – пришли строители. Мы опять в ножки падаем: ребята, милые, давай!.. Черт возьми, но мы же хозяева! Мы! Нам по дороге руду возить!.. Помните, Вилор Петрович, что вчера Лобов сказал? «Если я сниму заказ и сорву план Гипроникелю, потом ни к одним проектантам не достучусь!» Он ведь вынужден деликатничать с вами! Но за чей счет и какая цена той деликатности?

– Сто тысяч, – ответил Смоленский. – Но это иена инициативности Лобова. Не нужно путать.

– Я не путаю, – подхватил Курилин, – и если хотите, я Лобова вполне понимаю. Он выполняет государственную задачу…

– А мы играем, – буркнул Смоленский.

– И к этой сумме еще, – продолжал Курилин, не обратив внимания на реплику, – прибавьте непостроенный спорткомплекс, с которого Лобов снял деньги и бросил их на изыскания. Считайте, в этой пятилетке бассейна и спортзала на руднике не будет. А это уже цена другого порядка.

– Хороши же у вас депутаты, – проговорил Смоленский. – Как, интересно, Лобов объясняет это своим избирателям?

– Точно так же, как ты, Вилор, не можешь объяснить своим людям в партии, – в тон ему ответила Валентина Сергеевна, – оттого и разброд у тебя. Оба вы хороши.

Смоленский не ожидал этого. Своим локтем он чувствовал руку Валентины Сергеевны, напряженную и жесткую, непривычно холодную. Он помнил ее руки, пожалуй, больше, чем руки матери… От обиды, как недавно от мощных грузовиков, тоненько зазвенело в ушах. Он хотел посмотреть ей в лицо, но не решился, боясь встретить отчуждение.

Смоленский чувствовал, что сейчас ему нужно что-то говорить, не молчать, ибо это значит соглашаться – да, тоже хорошо, – мысли смешались, проносились в сознании обрывки каких-то фраз, то ли сказанных уже, то ли еще только заготовленных. Спасло то, что впереди мелькнул транспарант, установленный еще в прошлом году на месте начала трассы. «Строим мы города и дорог бесконечные ленты!»

– Здесь, – бросил он. – Отсюда и до двенадцатого километра участок совершенно прямой. Отсыпку полотна можно вести из местного материала. На третьем и седьмом километрах возможно строительство карьерой…

– Погодите, Вилор Петрович, – остановил его Курилин и вышел из машины. Следом же хлопнула дверца задней «Волги», и рядом с Курилиным оказался Лобов. Они встали лицом к просеке и о чем-то тихо заговорили.

– Хозяева, мать их… – выругался Боженко. – А говорить научились. Послушаешь, так дураком себе кажешься. И никто не виноват. Во дела!

Смоленский украдкой глянул на Валентину Сергеевну. Он ждал, что она заметит это и скажет еще что-нибудь обидное я жестокое, но лицо ее, расслабленное, усталое, мирно светилось отраженным от стекла солнечным светом. «Показалось…» – с облегчением решил Смоленский, не находя и намека на отчуждение. Курилин с Лобовым, постояв несколько минут, возвратились в машины.

– Ну, так как же вы, Вилор Петрович, считаете, – спросил Курилин, – какими глазами хозяйственники должны смотреть на свое хозяйство в руках специалистов?

– Я не терплю дилетантства, – отрезал Смоленский.

– Хорошо! – неопределенно сказал Курилин, и машины тронулись дальше. Через полкилометра повернули на проселок: началась трасса Шарапова. «Волги» сразу окутались пылью, захрустело на зубах, и Курилин поспешно поднял боковое стекло. Задняя машина, чтобы не глотать пыль, резко отстала. А через пять минут пути на проселке показалась машина самого Шарапова. «Газик», свернув на обочину, затормозил, подняв столб пыли выше леса, и из кабины вывалился Шарапов в расстегнутой кожанке, без маузера, с лицом в грязных разводьях. Он тяжело поднял руку, и Курилин попросил остановить. Скоро подрулил Лобов.