Несло словно в бреду спятившее создание.
Дикари! Полудикое племя!
"Зачем вы пришли в дайкинские земли?"
"Ру-удни-и… Ру-удни-и-и… Ру-у-ууднии…"
Барс надвигался на него.
Он чувствовал неощутимый, тонкий поток магии — гоблин околдован.
"Ру-у-удниии… Ру-удни-и-и…" — несло его нескончаемым потоком.
Все хватит с него!
И тут мразина заткнулась, глядя мимо гризолоидов, Барс медленно оглянулся: абориген таращился на вжавшегося возле Рика лосенка.
"Ед-да… ед-да…"
Ну, нет, достаточно!
Барс стрелою летит на гаденыша и кромсает его на части…
Даже кровь у этих тварей другая: гнилостного цвета. С омерзением предводитель монстров отрывается от своей жертвы.
"Где Рик?"
Рысь вращает башкой по сторонам. Недомерок противно скулит.
"Где Рик?"
Треск сучьев и хруст снега. Тело Рика выныривает из чащи леса, метелица снежинок ему вдогонку.
"Лагерь уродов всполошился, они выслали десятка два оборотней нам вслед!"
Барс клацает мощной пастью от гнева.
"Рысь бери на спину лосенка, живо!" — приказывает, видя секундное замешательство напарника. — "Уводим гадов к дайкинским селениям, сами с ними не справимся".
"А как же Злой и Лентяй?"
"Я попробую на расстоянии достучаться до них…"
Грызолоиды срываются с места.
* * *
"241 год правления рода Альвинских, летописец Алькир Черствый, четырнадцатый день пути. Приграничье Свергилля.
…Скажу сразу до хутора Дикого у меня еще теплились в груди надежды, что для нас и, в особенности для меня, дорога окажется с незначительными потрясениями, но на следующее утро, когда я и та, сформировавшаяся до Одноглазой Башни команда пережила сражение с оборотнями — мои представления о походе кардинально поменялись. Гибель резервиста Родрика всполошила всех, я корил себя за то, что не оставил юнцов на попечительство старосты в Вольном, а сделал это уже в Диком. Вконец измотанного Сэма и павшего духом, огорченного взводного Хальма. Как не пытался гвардеец скрыть своих переживаний, но я все его страхи и опасения читал на лице, видел эмоции, словно на страницах раскрытой книги. Меня, матерого волка, десятков военных кампаний было не просто провести вокруг пальца. В хуторе Диком я сумел доказать, что в открытом бою на меня еще можно положиться. Что еще не настолько стар, чтобы утирать платочком сопли при первой же опасности. Я способен постоять за себя и побеспокоиться за сохранность своих людей. Родрик!
Я до сих пор не мог простить себе гибель мальчишки. На сердце невыносимая тяжесть. Что я скажу его родным? Я в ответе за их жизни, за жизнь Сэма, да что там говорить! — за жизни каждого члена отряда, Аллон побери! Но больше всего меня омрачила гибель Родрика. Ведь он еще был таким юным. Молодым. Поэтому я сразу согласился с предложением Валека и Рейвана оставить Сэма и Хальма в хуторе Диком. Ни Сэм, ни Хальм особо не припирались, куда там геройство, когда костлявая плясала перед самым носом танец смерти! Валек распрощался с нами на следующее утро, когда я, Рейван, Рыжик, Волчара, Кручень и Сурок, нагрузив необходимым дорожным скарбом жеребцов, выехали на узкоколейку, ведущую к сторожевому форту в Гранитной Балке. Валек пообещал, что пока рана Арольда не затянется или перестанет кровоточить, они не покинут Дикое, а до того времени присмотрят за Сэмом, Хальмом и жителями чахлого поселения. Я боялся, чтобы ранение Арольда не осложнилось, не привело к серьезным последствиям или того хуже — мутациям. Но Валек успокоил, что будет начеку. Староста подсобил, отыскал в старой, заброшенной лачуге, что когда-то была кузней, посеребренные клинки, и все до единого бойца, в том числе и я, вооружились достойным против нечисти оружием. Я выбрал два коротких ножа…
И вот мы шестеро бойцов снова очутились на продуваемой всеми ветрами дороге, ведущей к Балке. Я уточнил у Рейвана, сколько нам дней пути, он не раздумывая, ответил: "Дня два-три не больше". Я в тайне облегчено вздохнул, скорее бы уже оказаться в Одноглазой Башне!..
К обеду третьего дня мы увидели Гранитную Балку, я даже на второе утро пути различил впереди туманные черно-серые вершины гор, Рейван тихо обронил на мое любопытство: "Медная Рудня".
Медная Рудня — некогда предгорье Золотой Рудни, где-то три тысячи лет назад в результате мощных землетрясений разрушенное. Центр основных сплоченных вершин обрушился и разошелся, сместившись, образовав два горных района, первое — с высокими остроконечными пиками до восьми миль в высоту, а второе, с неровными горными скалами не больше одной-двух миль к верху. Самый высокий район назвали Золотой Рудней. А соседний — Медной. Среди пограничников Гранитной балки обитает простое название — Медь.
Сторожевой форт Гранитной Балки — прозвище "Гранитка". Проходят службу военизированные части Королевской армии, а также штрафники специального батальона из числа солдат, офицеров и магиков Академии. Командиром Гранитки до сих пор остается бессменный капитан Рогвик. Приказы исходят лично из герцогской канцелярии, цитадели Судейской главы или Серой Башни графа Сермена Коршуна.
Крепость-форт Гранитка является последним оплотом на пути в дикие и безлюдные, заброшенные земли хобгоблинского племени, земли ледяного Свергилля.
Алькир Черствый впервые своими глазами узрел прелести Дальнего Севера…
* * *
У-у-у-у-у-г-г-г-г-р-р-р-р-рррррррр…
Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук…
Ночь накатывалась на проклятое двумя народами место волнами омерзения, с нервной поспешностью стараясь сокрыть грехи былых дней. Боясь, лишний раз дотронуться до клоаки природной чистотой.
У-у-у-у-у-г-г-г-г-р-р-р-р-рррррррр…
Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук…
Их спины напряженные и окоченевшие, мышцы сведены холодом и сыростью.
— Может испробовать снова? — У Ирвин не остается больше терпения вглядываться в непроглядную пелену. Полчища чудовищ мерещатся под самым носом, воображение рисует одну картинку страшнее другой.
— Да пробовал я его будить!.. Будил… Что толку? Бредит. — С паникой в голосе оправдывается тут же Шост.
— Они подходят! — Чуть не плача всхлипывает Оливия.
У-у-у-у-у-г-г-г-г-р-р-р-р-рррррррр…
Тук-тук-тук-тук (замерло) тук-тук-тук-тук (еще ближе) тук-тук-тук-тук-тук (остановилось где-то рядом в тумане, выжидая)…
— Я ее сейчас прибью! — Одними губами шипит Шост, притягивая медленно, словно крадучись, внутреннюю силу.
— Может не надо? Вспомни, что говорил Себастьян.
— Что говорил, что говорил…
Шост не успел обругать Оливию, за спиной снова заворочался на дорожном мешке и плаще под боком их спаситель, эльфар-полукровка Себастьян, объятый бредовыми воспоминаниями и вскипяченный до жалкого состояния температурным воспалением. А еще вчера днем все было хорошо и спокойно — и тут на тебе! Ближе к ночи он почувствовал недомогание, стал хвататься на каждом шагу за правый бок, живот, дергать и разминать руку, а ближе к полуночи слег на плаще и провалился в глубокий обморок. Короткие перерывы обрывались непонятными для малышни эльфийскими выкриками, при звучании которых подмастерье лишь нервно вскакивало и переживало за погоней или, наоборот, с превеликим изумлением вслушивалось в человеческий треп, когда мессир Харуш принимался молоть чепуху на родном, человеческом языке, как сейчас:
— Я пройду! Пройду… пройду… пройду-пройду… пройду Лисьенн… прой… — и снова: — тиль-тиль-тиль-тиль… тиль-тиль… тиль…
Храмовники озадачено озирались на его скрюченную, на земле фигурку.
У-у-у-у-у-г-г-г-р-ррррр!
Как-то коротко и злорадно, с алчностью и предвкушением.
Твари явно учуяли их.
Шост вгляделся в туманные клочья, застилающие зрение и воображение, которое не в пример здравому смыслу, рисовало сознанию: карикатурно-зловещие морды чудищ. Храмовник жадно проглотил горькую слюну, в животе тихо заурчало не то от голода, не то от панического страха? Какая в том разница, коли вокруг, такое творится? Подумать только легендарное место крови и месива — чертовы Улья Грез! И надо же, какое сладостное название: Улья Грез! Или возможно это неудачный перевод эльфийской тарабарщины на человеческий лад? Кто в том вопросе разберется или даже поймет?