— Наконец-то! Такая духота! — обрадовался король, направляясь к слуге и яствам.
Штаб облегчено перевел дух. Видит Дьен, под сквознячок спиртное пойдет!
Сульян залпом осушил вмиг наполненный камердинером бокал. Холодное, красное вино, что может быть лучше этого благородного напитка? Разве что холодное пиво, после ужина.
— Присоединяйтесь господа, чего стесняетесь? Наливайте! Пейте! Шоф, я же вижу, вы так и труситесь закинуть за шиворот! — ухмыльнулся монарх, отпивая глоточками из бокала.
Генерал-майор стеснительно покраснел, столько без алкоголя часов его мозг отказывался работать, закипал и требовал градусов.
Лукавые смешочки и хихиканья, пьянка в генеральстве — это святое!
— Каждый день одно и тоже, господа, верно? Выпить да удачно закусить. Как не посмотрю, ваше величество, все пьете! Пьете да пьете! Пьете сами и подливаете. Заливаетесь потихоньку с обеда со своими верно… поданными?
— А что… можно выпить и с королевой! За ваше здоровье, ваше высочество! — провозгласил тост Сульян и, подымая к верху бокал, махом пригубил и осушил посуду.
Фурия! Не успел расслабиться, как тут же попалила! Кругом сует свой любопытный нос.
Вормат давился кашлем, видно винцо пошло не той дорожкой? А Рофусс застыл с протянутой рукой к столу. В общем, банальная картина: все смущены и виноваты. Ни одного достойного сопротивления против обвинительных фраз ее высочества, королевы Мелисы. Да и неприятно министрам с генералами перечить королеве. Перечить Мелисе — это его забота, и ничья больше.
— По какому поводу пьем, господа? — Мелиса облокотилась на ручку двери, чарующе обмахивая себя веером, а за спиною верные хорраты, тенями и стеною. Камердинер и капитан охраны поспешили исчезнуть, от греха подальше. И верно поступили. Благо, умудренная дворцовыми сценами Мелиса пришла на штабский совет без сопровождения фрейлин и фавориток. Ведь тогда не оберешься сплетен и насмешек. Еще неизвестно чем эта комедия закончится? И все же — он король! Может делать все что захочет и когда захочет, и нечего тут так на него глазеть!
— Уважаемый Римз, подготовьте бумаги с разработанными за сегодня планами, как можно быстрее, но попробуйте, все еще раз хорошенько обдумать с коллегами. Что посчитаете нужным добавьте. А завтра пришлите гонца для печати, я подпишу. На этом все свободны! Да-да, Рофусс Сульян и Министерство — тоже свободны. Вы так же не ждите, подготавливайте на завтра все акты. До завтра, мои верные эльфы!
Нетронутые бокалы и выпивка. Изысканные закуски. Аппетитные запахи. Поспешное ретирование через не очень освободившийся проход в двери, по одному. Поклоны королю и королеве.
Мелиса провожала холуев Сульяна скользкой, пристыженной гримасой. Пьяницы и развратники!
Король Сульян ничем не переживался, запихивал в себя тарталетки и ломти свежо-нарезанной дыни, запивая еду вином, не забывая почаще подливать в бокал. На супругу свою он абсолютно не обращал внимания, если нравится то пускай обижается, дуется и сварится, — ему плевать! Дело о будущем Общины в его руках. Военная кампания будем считать начата, остались до наступательного марша считанные деньки. О нем будут помнить. О нем будут слагать истории, и возводить памятники. Он ворвется в исторические хроники не бунтарем и реформатором, но и как великий полководец и храбрый воитель.
Перед глазами Сульяна огонь и пожары — дайкинские города и храмы горят. Столица тонет в шквале летучей смерти, а каратели несутся по улицам и бульварам, сея месть и справедливость. За Эльсдар! За Эльсдар!!
Он тянется жадно к бокалу, припадает губами к холодным краям…
— Ты всем уже наобещал горы золота и реки славы? Всех подкупил и охмурил? Твои шлюхи пашут днем и ночью! Наш генеральный штаб уже ни одну кампанию не может провести без допинга. Я вижу, к ним присоединилось Министерство?
Вино хлестнуло через рот и потекло в нос, монарх подавился, пырхнул, дико закашлялся. Всемилостивый Дьен, что я натворила, часом наш правитель не захлебнулся б? Спаси меня Дьен, двери милостивые чиновнички не забыли закрыть, а то курьезов не оберешься!
Монарх чхал, плевался и тужился, облокотясь на стол, отшвырнув, прочь бокал, тот полетел по ковру, подскакивая и расплескивая вино, пока не зазвенел по деревянному паркету. Красное лицо короля выражало все чувства сразу, готовые сорваться с цепи ярости.
Мелиса, лихорадочно обмахиваясь веером, пересекла залу и остановилась перед распахнутым настежь окном. Красота! Вечный сад. Цветущий и распускающийся бутоном. Столько красок и тонов. Ей до ужаса захотелось убраться подальше от лжи и фальши. Побыстрее! В мгновение ока!
— Сте-е… Стерва! Ка-ак ты сме-ешь такое говорить? Я не Эльс… Эльсдин тебе прощать грязные насмешки! Что тебе не нравится? Мои перемены или мои действия в Общине? Говори!
Она в пол-оборота обернулась к нему: жестоко, с вызовом глядя прямо в глаза, он был еще никем, когда она рука об руку правила Эльсдаром с покойным мужем, Эльрихом; он был и тогда еще никем, когда Эльфран принял их как беглецов и позволил создать в недрах уютных чащ Эль-Фарон, неужели теперь он имел какое-то право подобным тоном с ней разговаривать, как с трактирной девкой? Седмица не прошла, как получил в руки Жезл и благодарение Дьена, а распоряжается и командует, словно полноправный царедворец! Плебей!!
— Отчего же, мой государь, любые перемены хороши для моего народа, особенно, если те самые перемены приносят пользу моему народу!..
Она многозначительно ставила ударения на словах "моего" и "моему", четко показывая границы их владычества в Общине Эль-Фарона.
Физиономия Сульяна побледнела, затем покрылась пунцовыми пятнами. Он, шатаясь, прошествовал к окну, к ней. Остановился в трех шагах от супруги. Хмель ударил в голову. Прохлада не спасала, было, все равно очень жарко. На Мелису понесло перегаром, король отрывисто дышал, глазенки виновато бегали, он осознавал что, несомненно, переборщил, не стоило грубить Мелисе, ох как не стоило!
— Я хлопочу о судьбе Эль-Фарона! Я хлопочу о благополучии каждого эльфа!
— Да бросьте Сульян, я же знаю! Знаю! Правду… — она опять поставила многозначительное ударение, но теперь на слове "правда" и почему-то от этого ультиматума, Сульяну забило в ушах набатным колоколом. В голове мысли заметались и задергались.
Правду? Какую еще правду?
— Вы боитесь его, да? Он постоянно терроризирует вас, диктует, что надо делать. Как поступать. Дышать или мучиться, хватая воздух рваными глотками. Вам не разрешают перевести дух, сделать лишнего ложного шага, Сульян. Вас давят и топчут. Вы руководите шайкой трусов, хотя удовольствия от этого не испытываете ни на йоту. — Она напирала на него, а он медленно отступал, каменея на каждом судорожном шажке, лицо из пунцового цвета, превратилось в бледное полотно. Вытаращенные бельма не моргали. Он превратился в шатающегося истукана. Марионетка-король! — Вы трясетесь перед каждым контактом! Вы млеете от каждого звука его голоса… вы! Чего вы трясетесь, Сульян? Вы же король, Дьен вас побери! Неужели вы считаете, что вас никто не слышит? Неужели вы думаете, что я не о чем не догадываюсь? Перестаньте дрожать! Вы же — король! Боязно соглашаться с фактами? Вы треплете от любого напоминания о нем, мой государь! Я слышу, как вы орете и стонете, когда он вас карает! Наказывает за любую провину и не подчинение! Вы рыдаете после каждой экзекуции…
Ее грудь страшно и волнующе вздымалась, трепеща в корсете, длинное платье шуршало при малейшем движении — а их было так много: жестоких и коварных. Но Сульян видел лишь карающие, бездонные зрачки супруги. Королевы Мелисы!
Он натолкнулся на стул и рухнул на его край мешком. Мешком дряблых и ничтожных костей. Тело дрожало. Особенно руки. Ходили ходуном. Нервный тик сводил левый глаз. Она доведет его до могилы.
— Вы несчастный раб, Сульян! Им и умрете! — Веер описывает полукруг, и твердо шагая, чеканя туфельками шаги, Мелиса вырывается из раскаленной атмосферы в просторы коридоров. Из клетки нервов.