- Где "Иртыш"?! Давай "Иртыш"!!!
С помоста НП берег Северского Донца как на ладони. Его не узнать! Реку и пространство между поймой и насыпью железной дороги затягивает дым. Среди полос дыма - вражеские, в разводах камуфляжной окраски танки, серо-зеленые, пригнувшиеся, бегущие среди танков и за танками фигурки фашистских солдат, черные столбы разрывов. Там горящий "тигр"... Там лежащие по всему лугу трупы... Справа фонтаны огня и земли взметываются много восточнее железнодорожной насыпи - значит, нас потеснили, а слева, у станции Карьерная, насыпь кишит людьми: рукопашный!..
Над досками помоста показалась голова давешнего ефрейтора:
- Доктор, грузовик!
Командира полка и бойцов, раненных вместе с ним, уложили в кузов "газика", на ворох сена, прикрытый шинелями.
- Где поедете? - спросил пожилой шофер. - В кабине?
- В кузове, конечно! Торопитесь, но без тряски...
Тот, кому доводилось ездить в разгар боя по дорогам, идущим к передовой, знает, что это такое. За шумом мотора шофер не слышит свист приближающихся снарядов, гул заходящих на бомбежку самолетов. Он помнит одно: необходимо спешить. Правда, если в кузове раненые, машину ведут поаккуратнее.
Но все равно ее качает, бросает из стороны в сторожу на разъезженных колеях, на выбоинах, она кренится, объезжая воронки, а то и резко тормозит...
К медсанбату, перебравшемуся в так называемый Буденновский лес, подъехали в темноте. Ни указателей, ни света. Остановила грузовик, соскочила с него, заметила быстро идущую неподалеку женщину, окликнула. Оказалось, это Маша Городчанина, спешившая с бутылью кровезаменителя в госпитальный взвод.
- Вам приемно-сортировочный? - спросила Маша. - Во-о-н он...
Я перебила:
- Нет, операционно-перевязочный.
- Поезжайте прямо - увидите раздвоенную сосну. Там два шага!
Добравшись до места, я откинула полу палатки.
Над ближним столом низко склонился ведущий хируг медсанбата Михаил Осипович Гусаков. Ему ассистирует старшая операционная сестра Дуся Шумилина. Похоже, еле держится на ногах. Младшая операционная сестра Вера Витер, черноглазая худышечка, натирает Дусе виски нашатырным спиртом.
Позвала Веру. Та широко раскрыла глаза, подбежала: "Что случилось?"
Я объяснила, что привезла командира артиллерийского полка Ресенчука, раненного осколками снаряда в живот:
- Он очень тяжел, Вера! Надо бы сразу...
Вера пошепталась с Дусей, та обернулась, кивнула и, когда Гусаков закончил операцию, заговорила с ним. Тот поглядел на меня:
- Прорвались? Ну а майор где? Чего ждете? Я помогла внести Ресенчука.
- Шумилина, наркоз! - приказал Гусаков.
Мне дали халат, марлевую повязку на лицо, и я осталась в операционной. Работали в ней четыре хирурга: Гусаков, Сизикова, Пинскер и Милов.
Пинскер в основном укладывали на стол раненых, которым требовалось ампутировать конечности. Работавшая с ней Клава Шевченко давала наркоз, инструменты - Лиза Невпряга. Поддерживать конечность, если требовалось, помогали санитары. Стоя на скамеечке в длинном, испачканном кровью халате, в клеенчатом, залитом кровью фартуке, Нина Наумовна уверенно отсекала мягкие ткани, быстро перевязывала кровеносные сосуды, решительно бралась за пилу. Скрежет ее ужасен, от него сердце сжимается. Но что делать, если нет иного выхода?
Нине Михайловне Сизиковой принесли молоденького, тяжело раненного солдата. У парнишки в трахее засели осколки, он задыхался, не мог говорить, синие глаза умоляли помочь. Нина Михайловна быстро сделала сложную операцию. Парнишка вздохнул, глаза его засветились счастьем.
Милов, как всегда, делал сложные полостные операции.
Удушливый запах эфира, йода, крови, сдавленные стоны только что принесенных раненых, спертый воздух, духота, звяканье инструментов, однообразные приказания хирургов...
- Пойдите отдохните на воздухе, мы не скоро... - сказала Вера.
Выйдя из палатки, я села на землю, прислонилась к стволу березы, закрыла глаза. И только закрыла - трясут за плечо. По голосу узнаю все ту же Веру Витер. Говорит, закончили. Майору удалили почку и часть кишечника, но Гусаков надеется на крепкий организм Ресенчука.
Я спросила, который час. Оказывается, за полночь перевалило. Значит, операция длилась более четырех часов, и я целых три из них проспала! В полку меня, наверное, потеряли... Надо спешить: до рассвета недалеко.
* * *
В тот день, 6 июля, гитлеровцам удалось продвинуться на 2-3 километра лишь на правом фланге обороны дивизии, в полосе 229-го гвардейского стрелкового полка и Отдельного учебного батальона. Здесь враг рвался к совхозу "Поляна". Он ввел в действие против наших обескровленных подразделений большие силы пехоты, танков и авиации, но решающего успеха не добился.
Не удалось противнику протаранить оборону дивизии и в центре, и на левом фланге. Взаимодействуя с частями 213-й стрелковой дивизии и танкистами 27-й танковой бригады, подразделения 224-го и 222-го гвардейских стрелковых полков отбили все атаки.
Лишь во второй половине следующего дня враг достиг совхоза "Поляна", но зато на левом фланге был решительно атакован 224-м гвардейским стрелковым полком дивизии, 585-м стрелковым полком 213-й дивизии и отброшен за Северский Донец!
В ночь на 8 июля во всех подразделениях зачитывали приказ командующего 7-й гвардейской армией гвардии генерал-майора Михаила Степановича Шумилова. Командующий высоко оценивал мужество гвардейцев, массовый героизм воинов, их беспредельную преданность Родине. Сообщал, что врагу нанесен огромный урон. Предупреждал, что бои предстоят жестокие, и призывал усилить удары по истекающей кровью фашистской гадине.
В последующие три дня гитлеровцы яростно атаковали части нашего соседа справа - 25-го гвардейского стрелкового корпуса, а 11 июля, не сумев сломить сопротивление 25-го гвардейского стрелкового, снова пытались прорваться в полосе нашей дивизии. Но мощными контратаками стрелковых частей, поддержанных артиллерией и танками, враг был остановлен, а затем отброшен на исходные позиции.
* * *
Вечером я пробралась на НП полка, чтобы осмотреть больную ногу Хроменкова. Несмотря на усталость, офицеры и солдаты, находившиеся на НП, были возбуждены.
- Вот так, Галина Даниловна, - приговаривал Хроменков, пока я осматривала его ногу. - Скоро услышим, как фрицы "Гитлер капут!" орать станут...
Хроменков не ошибался: фашистские атаки 11 июля были последними атаками вражеских войск на Северском Донце. Ни в полосе 7-й гвардейской, ни в полосе соседней 6-й гвардейской армии враг не достиг цели, не прорвался к Короче. Гитлеровцам был нанесен колоссальный урон! Лишь в полосе обороны нашей дивизии они потеряли около 7 тысяч офицеров и солдат, 46 танков, около 50 орудий и минометов, 30 автомашин, тягачи, понтоны, большое количество стрелкового оружия...
Но победы даром не даются. Во время боев с 5 по 11 июля медсанбат ежесуточно принимал по 900-1200 раненых. Хирурги произвели за это время 1700 различных обработок и операций. Многие наши воины в боях на Северском Донце стали инвалидами. Многие навечно легли в тамошнюю землю. Но и те и другие победили.
В небывалых по масштабу танковых сражениях севернее Белгорода, в районе Прохоровки, наступательный порыв противника был сломлен окончательно. Одновременно 12 июля перешли в наступление Брянский и Западный фронты, чтобы разгромить Орловскую группировку гитлеровцев. Враг срочно снял семь дивизий с участка Центрального фронта, но уже 15 июля ударил и Центральный фронт.
С 16 июля противник не атаковал нигде, а 17-го начал на Белгородском направлении общий отход. Под ударами и непрерывным нажимом войск 7-й гвардейской армии гитлеровцы к 23 июля вынуждены были уйти за Северский Донец.
Мы возвратились в Карнауховку, Маслову Пристань, Приютовку. И не узнали мест, где две недели назад проходил передний край дивизии. Рощи обезглавлены, освежеваны огнем и сталью... Некошеная трава выгорела... Дзоты разбиты... Колья проволочных заграждений с обрывками колючей проволоки вдавлены в землю... Окопы и траншеи, проутюженные тяжелыми танками, змеятся, как плохо зажившие швы...
