Литмир - Электронная Библиотека

Под вечер - огромное багровое солнце наполовину сползло за горизонт возле колонны медсанбата заскрипел тормозами грузовик. Из кабины выскочил небритый старшина, спросил, кто старший, доложил комбату, что везет раненых бойцов и командиров, не знает, кому их сдать: поблизости ни одной медчасти. Может, товарищ военврач заберет ребят?

Над серым бортом грузовика приподнимались головы в пилотках, грязных бинтах, рубчатых танкистских шлемах...

Комбат приказал принять раненых. Перетаскивая солдат и командиров в санитарный фургон, мы узнали, что они из нашей дивизии, из передового отряда майора Суховарова, сражались возле хутора Потайниковского.

В ту пору хорошо вооруженные, подвижные передовые отряды соединений высылались по приказу командующего Сталинградским фронтом на танкоопасные направления, чтобы не допустить переправы передовых частей противника через Дон и обеспечить развертывание армий фронта. Нашей дивизии, как уже говорилось, приказали выслать такой отряд в направлении станицы Цимлянской. Возглавил его заместитель командира 128-го стрелкового полка по строевой части майор Суховаров, комиссаром стал инструктор политотдела дивизии старший политрук В. Е. Нагорный.

По словам раненых, в хуторе Хорсеево Суховаров и Нагорный узнали от представителей тамошних воинских подразделений, что передовые части противника уже подошли к Дону и наводят переправы на участке Цимлянская Потайниковский. Выдвинувшись к Дону, наш передовой отряд с ходу атаковал врага, переправлявшегося на левый берег у хутора Потайниковского.

Хорошо помню: принятые в степи раненые оживленно твердили, что "дали фрицу прикурить!". Даже потерявший много крови сержант-танкист пытался улыбаться, подмигивая медсестрам Верочке Городчаниной и Фросе Коломиец, переносившим его в фургон.

Чего греха таить, многие из нас, необстрелянных медиков, пережив на марше пять бомбежек, чувствуй приближение передовой, испытывали естественное нервное напряжение. И вдруг - бодрые голоса, улыбки людей, побывавших там, не только уцелевших, но и разбивших врага! Выходит, не так страшен черт, как его малюют?

Колонна приободрилась, повеселела. Конечно, зной, пыль, жажда, усталость брали свое. Остаток пути мы проделали на пределе сил. Но настроение не падало, страхи отступили.

Глава вторая.

В последних числах июля

Новоаксайская лежала среди желтеющих полей пшеницы, в зеленом озере садов. Отмелями просвечивали разноцветные, крытые где железом, где очеретом крыши домов.

Подразделения медсанбата разместили в помещении школы-семилетки, в развернутых вблизи палатках. Удалось поспать, вымыться, постирать. Стирали, конечно, по очереди: требовали ухода поступившие раненые.

Не успели толком устроиться на новом месте, как потянулись к школе и палаткам казачки с крынками молока и сметаны, с мисками домашнего творога, с караваями свежеиспеченного хлеба, с яблоками и сливами. Принимать продукты от местного населения запрещалось, но женщины не слушали уговоров и объяснений:

- Да будь ласка, доктор! В мени ж сын воюе, а у Гапы чоловик та два хлопца! Будь ласка!

К вечеру привезли новую партию раненых, потом их поток стал расти непрерывно: бои разгорались...

Больше всего раненых по-прежнему поступало ив отряда майора Суховарова. Сражаясь с численно превосходящим противником, имеющим к тому же перевес в танках и авиации, бойцы и командиры передового отряда проявляли беспримерный героизм, стояли насмерть.

В медсанбате тогда много и почтительно говорили о медработниках передового отряда - военфельдшере П. С. Карапуте и санинструкторе Таисии Монаковой. Первые медики дивизии, принявшие непосредственное участие в боях с врагом, они не уступили в мужестве стрелкам, артиллеристам и танкистам Суховарова.

Самые жестокие бои передовой отряд вел под хутором Красный Яр. Сначала военфельдшер Карапута занимался ранеными на батальонном медпункте. Но пули и осколки не щадили санинструкторов в ротах. Тогда Карапута пополз в передовые цепи. Под ураганным огнем отыскивал раненых, оказывал им первую помощь, выносил с поля боя, доставлял вместе с Монаковой на медпункт, снова полз в огонь. Карапута погиб на третьи сутки сражения: приподнялся, чтобы перебинтовать голову раненому пулеметчику.

Тело военфельдшера вытащила на медпункт Таисия Монакова, кстати сказать, учительница по профессии, преподававшая в одной из акмолинских школ и ушедшая в армию добровольно. Монакова сказала находившимся на медпункте легкораненым, чтобы похоронили погибшего, и вернулась на поле боя. Она спасла жизнь еще многим красноармейцам и командирам, прежде чем сама упала и навсегда закрыла глаза, сраженная пулеметной очередью из танка...

В медико-санитарный батальон раненые поступали, как правило, спустя несколько часов после ранения. Иные после многодневных боев оказывались уставшими настолько, что впадали в глубокий, непробудный сон еще до того, как санитары успевали их раздеть и обмыть. Так, в сонном состоянии, попадали на операционные столы, и наркоза им поэтому требовалось меньше обычного.

Очень сложно работать с людьми, получившими тяжелые ранения, сознающими возможные последствия хирургического вмешательства, прибывшими в медсанбат с уверенностью, что останутся инвалидами, что будут в тягость даже близким. Мрачные, подавленные, они не желали отвечать на вопросы врачей, отказывались-от еды. Нередко и от операции отказывались:

- Не троньте! Лучше помереть, чем жить калекой!

Были и другие - полная противоположность отчаявшимся, угнетенным. Они прибывали в возбужденном состоянии, на увечье смотрели вроде бы легко, так же легко соглашались на операцию. А когда проходило владевшее ими напряжение боя, начинали понимать, что случилось, и наступала тяжелая реакция...

Но самую большую тревогу вызывали раненые в шоковом состоянии. Жизнь в этих людях едва теплилась, пульс прощупывался с трудом, побелевшие лица покрывал холодный пот. Чтобы быстрей вывести бойцов из такого состояния и подготовить к операции, врачи, фельдшеры и медсестры сутками не отходили от коек шоковых, старались обеспечить им полный покой, тишину, тепло, укрыть, своевременно перелить кровь, сделать необходимые уколы.

Позволю себе небольшое отступление.

Мало кто задумывался и задумывается над тем, какие переживания выпали в годы войны на долю медицинского персонала наших войск. А между тем война - даже в периоды успешных наступательных операций - оборачивалась к нам, медикам, исключительно тягостной, губительной стороной. Мы всегда и везде имели дело с муками, страданиями и смертью. Наблюдать это нелегко. Еще тяжелее хоронить тех, кого не сумел выходить, спасти. Тут не выручает никакой профессионализм.

Конечно, медики и в мирное время наблюдают болезни, смерти. Но в мирное время болезни и тем более гибель молодых, полных сил людей - роковое отступление от норм, результаты несчастного случая, они не носят массового характера. А на войне мучения и страдания, даже гибель, становятся повседневным, рядовым уделом миллионов сильных, здоровых, как правило, именно молодых людей. Да и спасать жертвы войны приходится, не зная, избавишь ли их от новых мук или от неисправимой беды...

Поистине безграничны были выдержка, терпение и любовь к людям, позволявшие нашим врачам, фельдшерам, медсестрам и санитаркам возвращать раненым не только жизнь, но и интерес к жизни. Особо хочу сказать о медсестрах и санитарках.

Многие из них были совсем юными. Пятерым подружкам - Гале Довгуше, Оле Кононенко, Вере Городчаниной, Лизе Невпряге, Фросе Коломиец и Кате Беспалько - только-только исполнилось восемнадцать. Другие девушки были ненамного старше. Им бы в таком возрасте веселиться, радоваться жизни, а приходилось и тяжелые носилки таскать, и сутками стоять возле операционных столов, вдыхая тяжелые запахи эфира и крови, и судна давать лежачим больным, и целые вороха белья и окровавленных бинтов перестирывать... В таких условиях не то что веселость - простую сдержанность, приветливость утратить можно.

3
{"b":"285250","o":1}