Отпустив бедолагу, карманник продолжил путь, теперь разыскивая конкретное место, харчевню под названием «Два осетра». Свернув направо, как советовал старик, он вышел на набережную, покривившись от запаха рыбы. Крики назойливых чаек над причалом оглушали, вторили им голоса детворы. Ребятни было так много, будто к причалу сбежались разом все дети столицы. Карманник постарался быстрее миновать место, куда сносили добытый скарб: шкуры, бочонки, тканые ковры и одежды, меха. Прямо перед ним, едва не свалив Раша с ног, двое северян воняющих брагой и потом, пронесли тяжелый ларец. Под крышкой позвякивали монеты. Раш мысленно пожелал им дюжину харстов за пазуху, осмотрелся в поисках вывески. В череде зданий, прилипших друг к другу, он заметил вывеску: тяжелые цепи, что держали окованное медью днище бочки, раскачивал ветер. «Два осетра» — было выжжено на общей речи и карманник направился в сторону харчевни.

Внутри, как и на пристани, хозяйничал смрад соли и рыбы, щедро приправленный крепким духом немытых тел. В зале оказалось людно: северяне, почти все в свежих и зарубцевавшихся шрамах, расселись по лавкам, вдоль трех столов, которые протянулись от самой двери зала и упирались в противоположную стену. Если бы живот Раша не крутило от голода, а кости не ждали тепла очага, он бы не раздумывая подался прочь из прокопченных огнем и дымом стен харчевни.

Карманник протиснулся вперед, стараясь не попадаться под руку северянам, многие из которых уже порядочно набрались. Чувствуя себя карликом в логове гигантов, Раш кое-как добрался до сколоченной из досок стойки, за которой хозяйничал одноглазый долговязый мужик в переднике с двумя вышитыми рыбинами. Когда-то вышивка была красивой, теперь же нитки растрепались и в чешуях рыб остались просветы.

— Я хочу снять комнату. — Раш положил на прилавок горсть медных монет. — На день.

Хозяин харчевни проткнул гостя досужим серым глазом. Второй глаз его будто зашивала рука ребенка: слипшиеся навсегда веки еще хранили следы широких стежков, со временем ставших белесыми, будто под кожею заснули тонкие черви.

— Есть комната, — ответил он. — С господина лорн.

Раш с кислой физиономией сгреб медь, швырнул на деревянную столешницу серебряную монету и хозяин ловко смахнул ее в карман передника. После, услужливо предложил Рашу первому идти по лестнице. Ступени противно поскрипывали под ногами, карманник мечтал о горячей еде и постели, чтоб в зад не морозило снегом, поэтому успокаивал себя скорым отдыхом. В комнате оказалось чисто и прибрано, кровать жалась к стене, сбоку нашелся деревянный сундук для вещей, стол и стул. Одноглазый поинтересовался, спуститься ли гость вниз или предпочтет отобедать в уединении. Раш выбрал второе. Хозяин ответил, что немедленно похлопочет об этом и, пожелав гостю отдыха, вышел, на прощание наградив уши гостя протяжным скрежетом дверных петель. Ну хоть никто не влезет ночью, подумал Раш с кривой усмешкой и свалился в постель, лицом в подушку, набитую свежей соломой.

Сон сморил его сразу, потому что когда дверь снова завыла, он схватился на ноги, рефлекторно потянувшись за кинжалом. В пороге застыла девушка, лицо ее отражало всю панику мира, и Раш вовремя подоспел, что подхватить едва не вывалившийся из ослабевших рук поднос.

— Старая привычка, — отшутился он, бесшабашно улыбаясь во весь рот.

— Я растревожила сон господина? — пролепетала она едва разжимая губы.

— Самую малость. — Раш принюхался к еде на деревянном подносе — обжаренный в травах и меду окорок с картофелем и яблоками, маринованные перцы, кунжутные булочки, что еще дышали жаром печи. Желудок гневно потребовал насыщения.

Девица же не торопилась уходить, чуть склонив голову, разглядывая чужестранца. Раш мысленно хмыкнул: наверное, на фоне бородатых и волосатых увальней он казался ей сущей диковиной. Впрочем, так же верно было и то, что карманник никогда не оставался без женского внимания. Горькая насмешка судьбы. Знали бы все эти женщины…

— Ты не принесешь мне горячей воды? — Попросил он, прикидывая, насколько его телу нравится северянка. К низу живота прилила кровь, но утроба продолжала рычать.

— Хорошо, господин, — покорно пискнула девица и шмыгнула в дверь.

Раш быстро схватил кусок мяса за мосол, и, вприкуску с гарниром, умял в один присест. Потом разделался со всем, что нашлось в остальных мисках. Когда девчонка вернулась с кувшином и отрезом ткани, он как раз снимал рубаху. Девушка снова зарделась, торопливо поставила ношу на стол, забрала поднос с посудой и кинулась к двери. Карманник опередил ее, преградив путь.

— Не потрешь мне спину, милая? — Спросил он ни капли не улыбаясь на сей раз. Тело, насытившись пищей, требовало иного удовольствия. Раш бесчисленное количество раз давал себе обещание не знаться с простя?чками, но теперь тело требовало ублажения похоти. И хоть северянка была не ахти, под одеждой ее было то, что интересовало карманника куда больше смазливой мордочки.

Уходила девчонка довольной, торопливо собирала волосы под ленту и хлопала глазами. Раш же, получив то, что желал, теперь мечтал лишь, чтоб она сгинула с глаз долой. Как только комната опустела, он засунул под подушку змеистый кинжал, устроился под шкурами и провалился в сон. Глава тринадцатая

— Чем я разгневал богов? — Бывший дасирийский советник стенал и заламывал руки, точно девица, что отдала невинность до благословения союза.

Многоликий потрогал рукоять кинжала: госпожа лично распорядилась, чтоб мастера-кожевники взялись за работу. И если сперва Многоликому не понравилась ее затея, вскоре он изменил мнение. Мягкие ножны китовой шкуры, двумя ремнями крепились к поясу и вдоль и поперек, как хотелось хозяину. Изогнутый кинжал выскакивал на свободу без всяких задержек, не рождая даже самого тихого звука.

— Будешь визжать, почтенный — отрежу язык. — Многоликий беспечно стряхнул с волос первые снежинки.

Артум снова кутался в пургу. Портал лежал в часе езды от столицы Северных земель, как было положено договоренностями меж государствами и таремскими лордами-магнатами. Тарем — вотчина торгашей, давно не вел войн, богатея от торговли, которую вел со всеми уголками Эрбоса. Но как бы там ни было, флот Тарема продолжал главенствовать на воде, а казны сверхо?м хватило бы на покупку самых отчаянных наемников и головорезов. Потому правители, что пожелали вести с Таремом торговлю, выставили условие — не располагать порталы слишком близко от столиц. Впрочем, такой предосторожностью отличились не все: жаркий Тутмос подпустил торговцев ближе, Народ дракона, напротив, дал согласие только на самую отдаленную часть своих земель. Чего не было у Тарема — так это пути к оседлым на восточных островах румийским черным магам. Румийцы вели торговлю с пиратами и изредка, когда в том возникала нужда, приторговывали с таремцами, дасирийцами и дшиверскими варварами. И поговаривали, что румийцы, проклятые за свое тщеславие светлой Вирой и одаренные сверх меры ее темною сестрой, давно нашли способы беспрепятственно передвигаться по Эрбосу незамеченными и неузнанными. Хотя всякий знал, что румийцы были обречены на вечное проклятие: тела их покрывались гнойниками и нарывами еще в утробах матерей, кости и хрящи выворачивались из суставов, языки двоились или отсыхали вовсе, а глаза часто появлялись и больше двух.

Многоликий поправил накидку, нетерпеливо ерзая в седле. Саа-Рош, подгоняемый угрозой, скребся на лошадь. Пока они проходили через портал, разумнее было спешиваться, теперь же, достигнув выхода из радужного тоннеля, можно было снова заседлать коней.

Только с третьей попытки толстяк взобрался на животное. Лицо его пошло пятнами, на трясущихся щеках разлился багрянец. Многоликий гадливо скривился. Он видел перед собою не человека, а откормленного хряка, которому так и подмывало пустить жир. Мальчишка не понимал, что заставляет людей так без меры потчивать свое брюхо. Наверняка дасириец и отросток свой не видит за пузом, когда по нужде ходит. Многоликий пришпорил лошадь.