Замок Конунга, который все звали не иначе, как Браёрон, что означало Медвежье логово, вырос перед ними черной каменной громадиной. Стены его были так искусно замурованы в скалу, что могло даже показаться, будто сама природа дала в горе пристанище владыке Северных земель. Сначала Рашу показалось, что Браёрон будто бы был игрушкой в руках ребенка — башни, огромные и маленькие, толстые и тонкие, торчали из каждого уступа, расползаясь вширь на несколько миль. Остроконечные пики на обледенелых крышах ловили облака. Раш не видел окон, заменой им стали крохотные зарешеченные отверстия. Несколько гребней замковых стен, между которыми присели квадратные башенки для патруля, неровными волнами соединяли западную и восточную часть Браёрона, и соединяли их с основной трехголовой цитаделью. Черный, как ночь, трезубец, будто бы грозил самим небесам. Ветер трепел над трезубцем знамя Артума: темно-синее звездное небо, с восьмиконечной белой звездой по центру.
Раша завели в один из домов во внутреннем дворе и велели ждать. Скоро прибежал заспанный пацаненок, раскланялся, поставил на стол плошку с куском мяса на кости, парой мелких картофелин и ломтем хлеба. Потом убежал и вернулся с кувшином, и снова скрылся в дверях. Глядя на скудное угощение, Раш не без завести решил, что шамаи-то наверняка приготовили более достойный ужин.
Раш прислушался — где-то невдалеке послышался крик петуха, которым шпороногий страж приветствовал рассвет. Надо же, про себя ворчал Раш, безуспешно пытаясь прожевать холодный и жесткий кусок телятины, была ли печаль торопиться, видать, северяне и зад не почешут, пока не засвербит. Проглотив так и не разжеванное мясо, бросил остаток в миску и потянулся за кувшином, в котором оказалось молоко, тоже холодное. Раш заставил себя сделать глоток, пробуя на вкус. За время пути прокисшая козья дрянь ему порядком надоела, к тому ж от нее крутило живот. Молоко оказалось сладким, и Раш сам не заметил, как наполовину опорожнил кувшин.
Чувствуя себя по-прежнему голодным, карманник встал, потянулся, зевнул, борясь с дремотой, и направился к двери. Он был почти уверен, что она заперта, поэтому удивился, когда ничто не сдержало его сперва в комнате, а потом и в доме. У входа в дом не стояли караулом стражники. Казалось, что никому за замковой стеной до него нет дела.
Раш вышел, приминая подошвами молодой снег. Горизонт уже давно стал серым, солнце разгоняло тьму и та убегала, будто поверженный враг. Во дворе уже кипела работа. Овчары выгоняли из сараев овец, слышался звук кузнечного молота. Двое мальчишек тащили колесо от телеги и при этом дружно спорили, кто сильнее.
Но Раш не остался совсем без внимания. Едва увидав ночного гостя, девушки из прислуги обступили его, и засыпали расспросами: правда ли, что дасирийское войско идет войною на Артум? Раш не мог взять в толк, кто им подсказал подобную небылицу, но переговорить раскричавшихся болтуний не виделось возможным. Потому карманник, со свойственной ему прытью, проскочил между северянками и поспешил затеряться в веренице воинов, что как раз вышли из длинного здания, которое Раш сперва принял за сарай. Все они зевали, на ходу зашнуровывали плотные кожи, одетые поверх кольчуг. Кто-то едва не сморкнулся Рашу на сапоги. От нечего делать парень пошел за ними. Но, когда он уже собирался поворачивать за угол, его остановила чья-то крепкая рука. Пальцы сомкнулись не плече Раша с силою кузнечных тисков, карманник выругался и, отработанным движением, разыграл побег: крутанулся волчком, согнул колени, разом становясь ниже, и нырнул под руку захватчику. Оказавшись за спиной северянина, Раш едва не поддался соблазну врезать ему под зад, но вспомнив, что рядом нет никого из друзей и некому прикрыть его, просто сложил руки на груди. Но все-таки позволил себе ехидную усмешку.
— Хорош, — сказал мужчина, обернувшись.
Голос его был таким же тяжелым, как и взгляд. Раш помнил его — именно этот здоровяк, после всяческих расспросов, велел дожидаться, пока Конунг захочет с ними говорить. Медная борода северянина стремилась к животу, Раш даже не стал пересчитывать в ней косицы, так много их было. Нагрудник на мужчине в лучах света бросал солнечных зайчиков и в начищенном железе карманник видел свое отражение.
— Я за тобой. Конунг ждет.
Раш последовал за ним. Задаваясь вопросом, куда же подевался Эрик, решил, что тот трясет постель с какой-нибудь падкой на героев северянкой.
— Ты сказал, что звать тебя Раш, — не поворачивая начал, сказал здоровяк. — И все? Не короткова-то ли имя?
— В самый раз, чтоб запомнить, — беззаботно ответил карманник. Больше они не обменялись ни словом.
Путь их был долгим: сперва по длинной лестнице до второй череды стен, где их уже ждало четверо для сопровождения. Все они, как и здоровяк, носили у поясов тяжелые секиры, только вместо нагрудников их тела защищали кольчужные рубашки. Они обменялись между собою парой фраз на родном языке и подъем возобновился. Рашу казалось, что стенам, лестницам, арочным переходам между башнями не будет конца. Когда северяне вышли на третий гребень стен, Раш начал стремительно замерзать. Ветер здесь резвился малым дитем, не встречая преграды, способной усмирить его. Он раздувал их одежды, будто парус, трепал волосы и застил взгляд. Карманник шел почти вслепую, каждый раз опасаясь, что свалиться вниз, через край, огражденный лишь каменной каймой не выше двух локтей высотою.
Когда все шестеро вышли к дверям, Раш чувствовал себя одной из тех сосулек, что свисали почти с каждой крыши. Массивные деревянные двери, обитые шипастыми листами железа, напомнили карманнику разозленного ежа. Над дверями нависал куцый смотровой балкон со смотровым. Мужчины обменялись молчаливыми взглядами, тот, что сидел над дверями, выкрикнул несколько слов и двери медленно потянулись в стороны. От скрежета Раш прикрыл ладонями уши, за что сразу нарвался на дружный хохот северян.
Внутри было едва ли теплее, чем снаружи. А еще в Браёроне хозяйничали сквозняки, такие же промозглые и коварные, как северный ветер Артума. Полы серого камня не устилали ковры, стены, такие же серые, не украшали ковры и картины. Зато нашлось много факелов, в кованых сетках пламя плясало от каждого порыва ветра. Единственное, чего нашлось вдосталь, так это оружия. Оно висело вдоль всего широкого коридора, которым вели Раша. Длинные мечи, топоры, копья с двузубыми наконечниками. Был и молот, такой огромный, что Раш невольно вспомнил легенды о великанах, которые пришли в мир Эрбоса задолго до того, как в нем появились люди. Карманник решил, что такое оружие как раз пришлось бы впору одному из них. Но, хоть великаны жили теперь лишь в сказках, молот на стене выглядел настоящим.
Пока они шли, Раш успел насчитать больше десятка дверей: на некоторых висели щеколды и замки, некоторые, наоборот, вовсе не запирались. По пути им попалась толстуха, небрежно завернутая в шкуры. Она несла деревянный бочонок, из которого разило квашеной капустой и карманник решил, что за дверями кладовые.
Коридор закончился грубой каменной аркой, пройдя в которую, они оказались в просторном квадратном зале: на восток и на запад были двери, у северной стены — гранитные ступени, убегавшие вверх. Раш заметил за ними еще одну дверь.
У восточной двери стояла стража, вся в тяжелых панцирях, с увесистыми топорами у пояса и в шлемах, украшенных короткими рогами. Здоровяки стояли широко расставив ноги и скрестив на груди руки в кольчужных перчатках. Тут увалень в сверкающем нагруднике, повернулся к Рашу.
— Говори по делу, не трепли языком абы что, а если вздумаешь чего худое, — он насупился, — у нас разговор короткий: на пол и голову долой. Раш кивнул. Что-то было в голосе здоровяка, что отбило у него охоту шутить.
Здоровяк толкнул дверь, вошел и остальные последовал за ним. При этом карманник заметил, как проворно, по двое спереди и сзади, северяне взяли его конвоем.
Бегло осмотревшись, Раш испытал легкое разочарование. Он-то рассчитывал, что хоть в тронном зале будет что-то диковинное. Но и здесь стены оставались голыми, полы бугристыми, а воздух чадили бесчисленные факелы. Скамьи жались к стенам вдоль зала. У противоположной от двери стороны, лежал массивный пьедестал молочно-белого мрамора о трех ступенях. Трон, что стоял на нем, выточили из того же камня. Высокую, совершенно прямую спинку, украшала рунная резьба. Массивные подлокотники оканчивались медвежьими лапами, с когтями из черного обсидиана.
