— Мистер Бриксен не вернулся? — спросила Адель у Небворта.

Режиссер покачал головой.

— Нет, ничего о нем не слышал. Полчаса назад сюда в студию приходил какой-то тип и тоже спрашивал, не вернулся ли Майкл.

— Такой странный, неприятного вида человек? — спросила Адель. — Я разговаривала с ним. Он говорит, что у него письмо к мистеру Бриксену, но что он может передать его только ему в собственные руки.

Она подошла к окну и посмотрела на аллею, ведущую от ворот к студии. На тротуаре у ворот стоял странного вида человек. Черные длинные волосы с проседью неровными прядями выбились из-под надвинутой на лоб спортивной шапочки; сорочки на нем, по-видимому, не было, так как воротник грязного, заплатанного пиджака был поднят и застегнут у горла английской булавкой; сквозь дыры рваных сапог выглядывали розовые, голые пальцы.

На вид этому странному человеку можно было дать около шестидесяти, но могло быть и меньше и больше. Заросшие редкой щетиной щеки не видели бритвы, очевидно, с того дня, когда он последний раз был в тюрьме; красные опухшие веки моргали на слезливых глазах, а багровый нос местами имел густую лиловую окраску. Руки опущены были в карманы штанов и, по-видимому, поддерживали их хотя из-под полы пиджака высовывался конец обвязанного вокруг живота пестрого шарфа. Стоя у ворот, он ритмически перебирал ногами, словно ногам было холодно; время от времени вынимал руку из кармана, подносил к глазам запечатанный конверт, опускал его назад в карман с довольной улыбкой и снова начинал мелкую пляску на месте.

— Может быть, вам следовало вскрыть это письмо? — спросила девушка. — Возможно, оно важное.

— Я хотел взять письмо, — ответил Джек Небворт, — но этот странный тип отказался мне его дать.

— Вы не знаете, откуда оно?

— Не имею никакого понятия, — сказал Небворт. — А теперь, моя милая, прогоните мысли о Майкле Бриксене и займитесь, пожалуйста, Розеллой. Съемку, назначенную на башне, отложить я не могу. А до тех пор у нас с вами еще куча дел. Мне нужно просмотреть заснятую ночью пленку, а вам подготовить роль.

Это был утомительный день для девушки. Она едва держалась на ногах, когда труппа после съемки вернулась в город.

— Не видели мистера Бриксена, мисс? — спросил пискливый голос, когда она сошла с шарабана.

Адель удивленно оглянулась. Она забыла про странного человека с письмом.

— Нет, его не было на съемке. Советую вам повидать мистера Небворта. Мистер Бриксен живет у него.

— Вы думаете, я сам не знаю? Вы думаете, я не ходил по всем местам, где он может быть? Я всюду был, ей-Богу!

— Он уехал в Лондон. Я думала, вам это известно.

— Его нет в Лондоне, — в отчаянии ответил старик. — Если бы он был в Лондоне, разве я был бы здесь? Нет, из Лондона он уехал вчера. Буду ждать, пока он появится здесь.

Упорство старика позабавило Адель, хотя ничего не было забавного во всей этой ужасной и сложной истории.

Переходя через улицу, она испуганно отскочила в сторону. Одно мгновение

— и ее раздавил бы автомобиль Стеллы Мендозы.

Стелла никогда не мчалась с такой быстротой. Она громко выругалась, когда неосмотрительная девушка вынудила ее затормозить машину. К сэру Грегори вернулся разум, и она спешила воспользоваться удобной минутой. На всем ходу остановив машину у ворот Грифф-Тауэрса, она распахнула дверцу и крикнула шоферу:

— Если через полчаса я не вернусь, можете взять мою машину и привезти из Чичестера полицию.

Записку того же содержания Стелла оставила на столе своей комнаты. Если она не вернется к определенному часу, она просила полицию прочесть письмо, оставленное в кармане ее пальто, висящего в передней. Артистка не сообразила, что раньше утра никто не увидит ни ее записки, ни письма.

Свидание с сэром Грегори имело для Стеллы Мендозы чрезвычайную важность. Она нарочно откладывала отъезд из Чичестера, в надежде, что настроение Пенна изменится и к нему вернется прежняя щедрость. Надежда как будто оправдалась. Сегодня сэр Грегори неожиданно вызвал ее к телефону, говорил дружеским тоном и дал понять, что готов исполнить все свои обещания. Жажда устроить свое будущее пересилила страх, но не могла убить недоверия. Стелла решила поехать в Грифф-Тауэрс, но приняла меры на случай несчастья.

Сэр Грегори, вопреки обыкновению, принял ее не в кабинете, а в комнате, расположенной в нижнем этаже и представлявшей собой нечто вроде гостиной. Гостиная была обставлена чрезвычайно мрачно. Молодая женщина, переступив через порог, не могла подавить невольную дрожь.

На полу лежал громадный черный ковер. Стены, оклеенные черными обоями, были голы. У стен стояли низкие диваны, с потолка опускались две лампы, закрытые глухими абажурами.

Пени сидел, скрестив ноги, на шелковом диване, следя глазами за медленными и плавными движениями темнокожей девушки, скользившей по полу под звуки гитар, струны которых перебирали три малайца в темном углу гостиной. На Грегори был пламенно красный халат. Взглянув на его плотоядно улыбавшееся лицо, Стелла доняла все, в чем сомневалась до сих пор.

Сэр Грегори был рабом своих страстей. Родившись в богатой семье, он никогда не знал отказа своим желаниям. Деньги сами плыли к нему. Когда обычные наслаждения светской жизни надоедали ему, когда дозволенное переставало приносить удовлетворение, рука его тянулась к запретным плодам. Его люди время от времени совершали набеги на джунгли, возвращаясь с человеческой добычей. Но едва вступив во владение добычей — наложницами и рабами, — сэр Грегори пресыщался, он искал новых развлечений.

Стелла, мечтавшая стать хозяйкой Грифф-Тауэрса, начала меньше привлекать его с той поры, как стала более внимательной к нему и уступчивой. В конце концов привлекательность исчезла, и молодая женщина занимала Грегори не более, чем занимали его стол и диван, на котором он сидел.

Врачи сказали ему, что виски убьет его, однако он стал после этого еще больше пить. Алкоголь разжигал воображение, вызывал в мозгу сладостные видения, возбужденная мысль обращалась в пристанище страстей. Чаще в этих болезненных видениях главное место занимала девушка, которая, он знал, ненавидела его. Он хотел бы силой овладеть ею, но мешала природная трусость. Страсть вступала в борьбу со страхом и подавлялась, разжигая мысль, возбуждая чувства, напрягая волю. В конце концов он приходил к заключению, что у него достаточно денег, чтобы одолеть человеческое упрямство. Мысль эта успокаивала его и возвращала надежду.

Малаец, введший Стеллу Мендозу в гостиную, исчез. Молодая женщина присела на диван у дверей, молча следя за баронетом, не сразу заметившим ее. Он повернул голову и увидел ее. Стелла встала.

— Садитесь, Стелла, — закивал он головой, глядя на нее мутными глазами,

— садитесь. Вы не умеете так танцевать, а? У европейских женщин нет такой грации, такой плавности. Смотрите на нее!

Темнокожая танцовщица закружилась на месте. Легкая, прозрачная ткань обвивала ее стройное тело, как облако. Струны гитары задрожали и оборвались. Танцовщица пошатнулась и, как подкошенная, упала лицом на ковер. Грегори сказал что-то по-малайски. Девушка подняла голову и улыбнулась, обнажив широкий ряд белых зубов. Стелла видела раньше эту танцовщицу. Их было две в замке. Но одна недавно заболела оспой и была спешно отправлена на родину. Грегори панически боялся болезней.

— Садитесь сюда, — приказал он, показывая на диван рядом с собой.

Словно по волшебному знаку, слуги исчезли, и гостиная опустела. Стелле вдруг стало холодно.

— Я оставила шофера у ворот и приказала привезти полицию, если я не вернусь через полчаса, — сказала она глухо.

— Вы бы еще няню взяли с собой, Стелла. Что с вами происходит в последние дни? От вас только и слышишь, полиция да полиция. В чем дело? Мне нужно поговорить с вами, — прибавил сэр Грегори, смягчая тон.

— Мне тоже нужно поговорить с вами, Грегори. Я навсегда покидаю Чичестер и не собираюсь сюда возвращаться.